Долг самурая - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 35

– Вот и отлично. Значит, в половине седьмого я буду ждать вас возле офиса «Ти Джей Электронике».

13

Плетнев остановил машину метров за пятьдесят до дома.

– Ну все, – сказал он. – Дальше пойдем пешечком. Вытряхивайтесь, господа сыщики.

Мила, Такеши и Дрюля нехотя выбрались из теплого салона машины в колючий вечерний буран.

– Ч-черт, холодрыга какая, – пробурчал Дрюля, поднимая воротник куртки. – Чего мы ближе не подъехали?

– Так у нас есть шанс подойти к дому незаметно, – ответил Плетнев.

– Да в такой буран машину за два метра уже не видно! – продолжал сердиться Дрюля. – Могли бы спокойно подъехать к самому дому и не морозить задницы на ветру.

– А ты ногами шевели побыстрее, вот и согреешься, – весело посоветовала Мила.

– Умная больно, – ворчливо отозвался Дрюля.

Дальнейшее расстояние, отделяющее их от одноэтажного деревянного домика, «сыщики» прошли молча.

– Так, – сказал Плетнев, останавливаясь в нескольких метрах от калитки и поворачиваясь к своим спутникам. – Дальше я один. А вы постойте здесь, подождите.

– Как «подождите»? – взвился Дрюля. – На таком ветру? Почему нам нельзя с вами?

– Потому что в доме, кроме Маши, может быть человек, который ее похитил, – спокойно объяснил Плетнев. – И этот человек может быть вооружен.

– Но я не...

– Вспомни, как ловко они расправились с Рю, – сказал Плетнев. – Ты ведь не хочешь, чтобы и с тобой поступили так же?

Дрюля не хотел, а потому не стал больше спорить.

Плетнев кивнул Такеши, подмигнул Миле и, сгорбившись, зашагал к дому. Не успел он сделать и несколько шагов, как белые клубы бурана почти скрыли из глаз его темную фигуру, превратив ее в некое подобие тени.

– Может, вернемся в машину? – недовольно проговорил Дрюля. – Все равно ведь ждать.

– Не получится, – сказала Мила. – Ключи от машины у Антона.

– Ч-черт... – Дрюля зябко передернул плечами. – Все не как у людей. Сидел бы я сейчас дома, пил кофе с бутербродами, играл в Квак-четыре или в Героев. Нет же, вечно тянет на какие-то приключения.

– Дрюля, – укоризненно проговорила Мила. Программист вздохнул:

– Ладно, молчу.

Тем временем Антон Плетнев подергал калитку и, обнаружив, что она заперта, использовав в качестве подножки и опоры деревянный ящик, перепрыгнул через полутораметровый деревянный забор. Двор был заснежен, не похоже было, чтобы его кто-нибудь расчищал.

Плетнев передвигался по двору опасливо, каждую секунду ожидая, что откуда-нибудь из-за угла выскочит здоровенный лохматый пес, каких все еще держат во дворах частных домов в качестве сторожей. Пройдя несколько шагов, Плетнев заметил у сарайчика собачью будку и сразу понял, что эта будка необитаема. Он немного успокоился. По крайней мере одной проблемой меньше.

Плетнев осторожно прокрался по темному двору к дому. Одно из окон было освещено тусклым желтым светом, словно в комнате горела настольная лампа или ночник.

Плетнев осторожно заглянул в окно, но ничего не увидел. Свет был слишком тусклым, к тому же окно было зашторено густым тюлем. Еще несколько шагов – и он у крыльца. Одна ступенька, другая, третья... Остановившись у входной двери, Антон напряг слух. Несколько секунд он стоял молча, напряженно вслушиваясь, и вдруг ему показалось, что из глубины дома донесся не то тихий вскрик, не то громкий стон.

А может быть, это буран завывал в щелях рассохшихся окон?

Плетнев осторожно толкнул входную дверь. Она не поддалась. Он попробовал сильнее, но с тем же успехом. Дверь была закрыта на ключ.

Буран все крепчал, но Плетнев, обуреваемый азартом охотника, не чувствовал холода. Поразмыслив, он решил действовать напрямую – грубо, жестко. Внезапность – хороший помощник в любом, даже самом безнадежном деле.

Антон кивнул сам себе, затем быстро сбежал с крыльца, подошел к окну, вскочил на заваленок и ударил кулаком по ветхой оконной раме, в то место, где стержень шпингалета входил в скобу. Рама хрустнула и приоткрылась. Не медля ни секунды, Плетнев резко распахнул окно и одним прыжком перелетел через подоконник.

Прыгая, он задел плечом раму, она распахнулась шире, чем нужно, ударилась об угол и отлетела назад, обдав Плетнева целым градом осколков разбившегося стекла. Но Антон уже не обращал на это внимания. Оказавшись в комнате, он быстро огляделся и увидел, что комната пуста. Посреди комнаты стоял старенький стол. На нем стояли пустые банки из-под консервов, две початые, но недопитые бутылки пива, несколько вилок и большой, побитый ржавчиной нож. Откуда-то из глубины дома снова донесся стон.

На этот раз точно не послышалось. Плетнев схватил со стола нож и бросился туда.

Она лежала на полу. Одетая в белый свитер и голубые джинсы. Длинные белокурые волосы разметались по доскам пола. Глаза девушки были открыты, но смотрели не на Плетнева, а куда-то в потолок. Губы девушки потемнели от запекшейся крови.

Справа на свитере виднелось темное пятно. Плетнев не сразу разглядел, что из центра этого пятна торчит перемотанная изолентой рукоять заточки.

Девушка застонала. Плетнев быстрым взглядом окинул комнату и понял, что, кроме девушки, здесь никого нет. Он выскочил из комнаты и быстро обежал весь дом, не забыл заглянуть в чулан и сени. Дом был пуст. Плетнев вернулся в спальню, присел возле девушки и осмотрел рану.

– Я... – хрипло проговорила девушка. – Он... меня...

– Тише, – сказал Плетнев. – Ничего не говорите.

Лезвие заточки вошло между ребер. Удар был нанесен неумело. Девушка осталась жива, но, судя по всему, лезвие задело правое легкое.

– Я... – Блондинка закашлялась, и сгусток крови, вылетев изо рта, повис у нее на подбородке. – Я – Маша... Он... Ударил... Он...

Плетнев скинул куртку и подложил под голову девушке. Затем достал из кармана мобильный телефон и быстро набрал номер Щеткина.

– Слушаю, – послышался голос Пети Щеткина.

– Петя, тут у меня раненая девушка, – выпалил Плетнев. – Я попробую довезти ее до больницы, тут есть неподалеку. А ты наведайся с ребятами в дом и осмотри все как следует.

Щеткину не нужно было повторять дважды.

– Диктуй адрес, я записываю, – коротко сказал он.

14

Такеши сидел на стуле, склонившись вперед и обхватив голову ладонями. Он что-то тихо шептал по-японски, по интонации это было похоже на русское «Боже мой, Боже мой...»

Плетнев молчал, но на душе у него было так же погано, как у Такеши. Дрюля тоже сидел бледный и расстроенный. Волосы его были всклокочены, шарф на шее сбился набок.

Мила сидеть на стуле не смогла. Она расхаживала по коридору взад-вперед, обхватив плечи руками и трагически сдвинув брови.

– Покурить бы, – тихо сказал Плетнев.

– Здесь нельзя, – растерянно прошептал Дрюля.

– Да знаю.

Плетнев вздохнул и стал смотреть на Милу, которая по-прежнему расхаживала по коридору.

Когда человек в белом халате вышел из операционной, Плетнев и Такеши бросились ему навстречу так рьяно, что тот испуганно отшатнулся.

– Стоп-стоп-стоп! – воскликнул он. – Вы меня сметете!

– Как она, доктор? – быстро спросил Плетнев, удерживая рукой Такеши, который продолжал рваться вперед и что-то лепетать на своем отрывистом, яростном языке.

– Жить будет, – ответил хирург, опасливо поглядывая на «бешеного» японца.

Плетнев облегченно вздохнул.

– А ребенок? – спросила подошедшая Мила. По лицу доктора пробежала тень.

– С этим хуже, – сказал он. – Пока ребенок жив, но в любой момент... – Он осекся и договорил скомканно: – Будем надеяться на лучшее.

– Но шанс есть? – не отставал Плетнев.

– Шанс? – Доктор посмотрел на него грустным взглядом и вздохнул. – Я бы сказал: полшанса.

– Что делать нам? – выпалил Такеши, вспомнив наконец русские слова.

– Вам? – Доктор подозрительно на него прищурился. – А вы, собственно, кто такой?