Шесть соток волшебства (СИ) - Стешенко Юлия - Страница 25

Удачи тебе и счастливой жизни. Я ни о чем не жалею.

Твоя бабушка.

Прикрыв глаза, Инга откинулась на спинку стула. Ощущение было… странным. С одной стороны, в ней все еще кипела ярость. Да, бабка была не родная. Да, может, она никогда не любила приемную внучку, да и не обязана была любить. Но как, как, как, мать твою, она могла вот так вот, походя, взвешенно и равнодушно подписать Инге смертный приговор?! Нормальные люди так не поступают!

Но с другой стороны… Людоедская фанатичная целеустремленность бабки вызывала уважение. И даже в некотором роде жалость. Старуха, разочаровавшись в сыне, сосредоточила всю свою любовь на внуке — и в этой любви пошла до конца.

Если бы Инга потеряла единственного близкого человека — что она сделала бы? Как далеко зашла в попытках его вернуть?

Аккуратно сложив письмо, Инга сунула его в папку с документами на дом и взялась за веник. Смела в совок осколки кафеля и куски штукатурки, пропылесосила пыль, прикрыла развороченную лежанку струганными досками из сарая. Монотонная работа успокаивала, создавала обманчивую иллюзию простоты и безопасности. Мир, в котором все неприятности можно убрать веником и тряпкой, — что может быть лучше?

Протерев пыль, Инга застелила раскуроченную лежанку льняным полотенцем, разложила спелые яблоки и водрузила по центру глиняный кувшинчик с цветами. Подумав, она добавила в композицию несколько пыльных букетиков высушенного зверобоя и чабреца, полностью заполнив пространство. Теперь лежанка выглядела как инсталляция безумного художника, зато следы спонтанных археологических раскопок исчезли полностью.

А под салфеточки и букетики Вячеслав точно не сунется. К — конспирация.

Глава 27 Добрая бабушка Валя

Глава 27 Добрая бабушка Валя

Санька вертелся на стуле, болтал ногами и постоянно порывался соскочить. Наталья ловила его, прижимая узенькие плечики вниз, угрожающе что-то шипела и тут же просительно улыбалась Инге — как будто боялась, что та устанет от бесконечных и бессмысленных усилий.

Вторая попытка тоже ничего не дала.

Успокоившаяся и отдохнувшая, Инга снова сцепилась с порчей. Она ковыряла проклятие со всех сторон, искала слабые места, щели или хотя бы узенькие нити трещин, которые можно подцепить, заякориться и оттуда уже разламывать по кусочкам черный панцирь, но раз за разом утыкалась в монолит. В порче не было слабых мест. В ней не было щелей. И не было трещин. Монолитная, как яйцо из карбида вольфрама, порча сияла безукоризненным совершенством — и неумолимо пережевывала Санькину жизнь, всасывая ее в себя и переваривая.

— Да сиди ты спокойно! — отчаявшись, гаркнула Наталья, виновато моргнула и потупилась. — Вы извините нас, Инга Викторовна. Так-то Саня послушный, спокойный, просто устал к вечеру, вот и капризничает. Сиди тихо, я тебе говорю! — зашипела она на сына. — Не шевелись, пусть тетя тебя внимательно рассмотрит. А я тебе завтра киндер куплю.

— Два! — широко улыбнулся щербатым ртом Санька. — Тетя Инга, а у вас конфет нету?

— Саня… — шокированно охнула Наталья. — Отстань от Инги Викторовны, у тебя своих конфет целый пакет валяется.

— Ну так они же дома. А я тут, — логично возразил Санька. — Я думал, здесь тоже конфеты будут. Как в больнице.

— Вы извините нас, — снова испуганно заморгала Наталья. — В больнице у педиатра вазочка с леденцами на столе стоит, чтобы детишки не сильно нервничали. Вот Санька и привык, что если осмотр — так обязательно сладости.

— Да. Тетя врач добрая, — авторитетно закивал Санька, сползая на краешек стула. Наталья, поймав его за плечи, предотвратила попытку побега. — Тетя врач добрая. И на регене тетя добрая. И в лабатории. Только иголками колет, но все равно добрая. Просто у нее работа такая, — очень серьезно пояснил Санька.

— Понимаю, — так же серьезно согласилась Инга, срезая с русой головы прозрачную прядку волос. — В больнице все тети добрые, а если и делают что-то неприятное, то только ради твоей пользы.

— Ага. Ради пользы. Шприцем колют, трубкой слушают и градусником мерят, — перечислил все свои беды Санька. — А знаете, что еще?

— И что же? — подняла брови Инга.

— Я для тети в лабатории в стаканчик писаю, — шепотом сообщил Саня. — Потому что ей очень надо.

— Для анализов, — согласилась Инга. — Для анализов самые разные вещи берут. Вот я, скажем, у тебя немного волос отрезала и ногти остригла.

— Но в лабатории печенье дают. Баба Валя добрая, она меня всегда жалеет и печеньями угощает.

— Саня! — болезненно поморщилась Наталья. — Прекрати сейчас же! Ведешь себя так, будто тебя дома не кормят!

— Ничего-ничего, я действительно могла бы приготовить какое-то угощение. — рассеянно пробормотала Инга, опуская отрезанные волосы в заговоренную воду. Санька, немедленно взобравшись с ногами на стул, сунулся носом в плошку.

— А что вы делаете?

— Анализы. Это такой специальный анализ, — Инга сдвинула плошку за пределы досягаемости. — Так что там за баба Валя такая, а, Саня? Она в лаборатории работает?

— Да. Она там пол моет, — тут же наивно отвлекся Санька, опуская попу на стул. — Баба Валя добрая, только старая. Мы всегда разговариваем, когда я кровь сдаю, а потом баба Валя дает мне печенье.

— Вкусное?

— Очень. С лящиной.

— Лещина — это действительно очень вкусно. И полезно. Знаешь, сколько в ней витаминов! — Инга бросила в воду щепотку соли, закрутила против часовой стрелки серебряной ложкой и встряхнула плошку. Прядка русых волос, неподвижно лежащая в центре крохотного водоворотика, стремительно потемнела и камнем упала на дно.

— Ну что? Вы… сможете? Хотя бы что-нибудь? — почему-то шепотом спросила Наталья.

Не поднимая глаз от плошки, Инга покачала головой. Смотреть на Наталью она боялась.

— Ладно. Тогда я Саньку домой отведу, — взяв притихшего мальчика за руку, Наталья потянула его к двери. — Я зайду к вам через полчасика. Хочу кое-что рассказать.

— Я буду ждать, — сделав усилие, Инга заставила себя посмотреть Наталье в глаза. — Простите. Мне жаль.

— Ничего. Я, в общем-то, так и думала.

В ожидании Натальи Инга снова начала уборку — бессмысленную, как дождь над обильно политой землей. Зачем-то обмахнула тряпкой и без того чистые полки, протерла губкой сияющий хромированный кран, выровняла шеренгу надраенных чашек. Время тянулось, как содранная полоска кожи, причиняя боль и все никак не обрываясь.

Когда Наталья снова постучала в дверь, Инга уже накрыла стол для чаепития и в пятый раз вскипятила воду.

— Проходите, — посторонилась она, пропуская гостью в дом. — Я подумала, что с чайком будет приятнее.

— Да нет. Приятно в любом случае не будет, — поморщилась Наталья, и Инга мысленно отвесила себе пинка. Приятно. Господи! Ну как до такого додуматься можно — в сложившейся ситуации! Приятно!

— Простите. Я…

— Да знаю я. Вы ничего такого в виду не имели, просто к слову пришлось, — Наталья села за стол, сложив перед собой жесткие, обветренные руки. — Вы не расстраивайтесь особо. Я примерно такого результата и ожидала. Надеялась-то, конечно, на другое, но ждала именно этого.

— Может, я придумаю что-нибудь еще…

— Может и придумаете. Но бабка ваша даже браться не стала, а она была женщина знающая. И баба Валя… Валентина Михайловна, то есть. Она ведь тоже не просто так уборщица.

— Неужели еще одна ведьма? — криво улыбнулась Инга. Ну надо же. Так вот ты какой, тихий провинциальный Зареченск. Куда ни плюнь, в ведьму попадешь. Мистическая столица державы, мать ее за ногу!

— Да. Валентина Михайловна тоже… знахарка. Не такая сильная, как Евдокия Павловна, но все-таки в деле своем разбирается. Я попросила ее посмотреть на Санечку.

— И Валентина Михайловна сказала, что сделать ничего нельзя?

— Именно. Поэтому не корите себя. Вы девушка молодая, неопытная. Раз уж с болезнью даже старые знахарки не справились, с вас и спрашивать нечего. Не надо мне было вас просить.