Велесова ночь (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 18

А может, начал меняться сразу, с того самого дня, как я проиграл схватку с Геловани и отправился на два с небольшим метра под землю. Колдуну пришлось в очередной раз перекроить планы, импровизировать, и его блестящая интрига изрядно потускнела. Затея удалась, сработала быстро и — чего уж там — весьма эффективно, но прежнего изящества в ней почти не осталось. Истинный виновник злодеяний едва не лишился маски и спустился на сцену, оставив место кукловода. Белые нитки, стягивающие лоскуты, еще держались, но кое-где сквозь дырявое покрывало лжи уже проглядывала невеселая истина.

И кое-кто уже мог если не увидеть ее, то почувствовать.

День выдался погожим, солнце ярко сияло с небес, через Дворцовую площадь наискосок под ритмичный лай барабанов и медное пение труб шел оркестр. За ним чеканили шаг гвардейцы в парадных мундирах, а чуть дальше двигалась конная процессия. Со своего места я мог разглядеть только ехавшего первым великого князя Владимира Александровича на здоровенном вороном жеребце, а всего всадников было около полусотни — не считая кавалеристов по бокам. Все это великолепие громыхало подковами по мостовой и озаряло простых смертных блеском орденов и золотых пуговиц. Толпа по привычке стягивалась к центру города чествовать молодого государя, и все будто бы шло, как положено.

Но я почти физически ощущал фальшь, пропитавшую весь центр города, от камней мостовой до золоченого кораблика на шпиле Адмиралтейства. Шествие в честь дня рождения императора почему-то казалась фарсом, спектаклем, наспех устроенным бестолковыми и криворукими ряжеными для столь же непритязательной публики. Со всех сторон слышались громкие возгласы, однако я видел вокруг немало хмурых лиц. Вместо радости и положенного по случаю любопытства на них застыло совсем другое выражение — суровое, недоверчивое и, пожалуй, даже испуганное.

Порой чутье куда сложнее обмануть, чем глаза или уши.

Чем-то это все до боли напоминало самое начало двадцатого столетия. Только не этого, а другого — того, которое я помнил… Точнее, никак не мог забыть. Отгремела русско-японская, до начала Первой мировой оставалось несколько лет, а революция и вовсе казалась тогда чем-то немыслимым. Столица жила самой обычной на первый взгляд жизнью — так же, как и сейчас. Так же случались праздники, так же гулял народ. Так же шагали в ногу по улицам гвардейские полки под грохот оркестра. Так же блестели ордена и звенели подковы.

Но где-то глубоко внутри мир уже надломился. Слишком глубокими оказались раны, нанесенный японскими штыками, слишком много за последние годы накопилось всякой дряни, разгрести которую было не под силу ни мне, ни шефу, ни остальным. Ни уж тем более простым смертным правителям со всеми их капиталами, армиями и титулами. Не справлялись ни жандармы, ни политический сыск, ни раздутая до немыслимых пределов сеть филеров и осведомителей.

Я изо всех сил напускал на себя беззаботный вид, а сам, уплетая угощение, осторожно наблюдал за людьми вокруг. И взгляд то и дело натыкался на хмурого вида мужчин с колючими глазами. Серых, неприметных и одетых, конечно же, в штатское — какие-нибудь серые брюки, плащи или бесформенные куртки. В головных уборах и без, гладко выбритые, заросшие щетиной, бородатые, высокие, низкие, худые и толстые…

Как и тогда, столицу, буквально заполнили шпики всех мастей и калибров. Но кому-то и этого показалось недостаточно, и процессия двигалась через узкий коридор, оцепленный вооруженными солдатами. Будто кто-то по ту сторону кордона очень боялся. То ли народа, то ли политических противников, то ли какой-нибудь нелепой случайности.

И я, кажется, догадывался, кто именно.

Губы сами собой растянулись в недоброй усмешке. Схватку с колдуном я проиграл, но она все-таки не оказалась ни бесполезной, ни бесследной. Ему, серому кардиналу и тайному режиссеру всех загадочных событий за последние несколько лет, пришлось взять на себя роль первого плана. Перестать дергать за ниточки, разогнать кукол и самому выйти из уютного закулисья на сцену, которая наверняка вдруг показалась слишком уж просторной и ничем не прикрытой.

Привычная схема рухнула. Статский советник Геловани был одним из лучших столичных сыскарей, можно сказать, светилом, но все же слишком мелкой сошкой, чтобы привлечь внимание сильных мира сего. Однако его нынешнее положение изменило все. И теперь на героического князя нацелились не только лучи государевой милости и объективы, но наверняка и что-то крупнокалиберное и опасное.

Ближайший друг и соратник императора, сосредоточивший в своих руках столько власти, не может не иметь врагов, и кое-кто из них непременно окажется достаточно зубастым. Эту роль колдун готовил сначала Меншикова, потом… потом, скорее всего, меня — но в конце концов лобное место пришлось занять самому. И в первый раз за целую вечность снова почувствовать себя уязвимым. Пуля ему не страшна, бомба, пожалуй, тоже, а вот разоблачение…

Паук выполз на свет — и свет ему не понравился.

— Гляди, Володька! — Шеф незаметно ткнул меня кулаком в поясницу. — Едет, никак, сокол наш ясный.

— Едет… — Я приподнялся на носки сапог, чтобы получше разглядеть темную фигуру, показавшуюся из-за могучего плеча великого князя. — Подойдем-как поближе.

Глава 15

Не то, чтобы неряшливый и отталкивающий облик заставлял людей шарахаться в стороны: чем ближе мы подбирались к шеренге солдат, отгородившую первых лиц государства от простых смертных, тем менее брезгливая публика толпилась вокруг. Однако природное изящество тела Володи Волкова позволили мне просочиться сквозь ряды портовых грузчиков, мастеровых и мелких лавочников чуть ли к самому оцеплению. Впрочем, шеф почти не отставал, активно расталкивая могучими плечами всех, кому форма городового не внушила почтения в достаточной степени.

— Вот он, как раз за Иваном Александровичем, — проворчал недовольный голос прямо у меня над ухом. — Приближенная особа… Еще и орден, поди, дадут, собаке такой.

— Дадут, непременно дадут. — Я на всякий случай заговорил еще тише. — Андрея Первозванного по третьему классному чину. А там и выше пойдет — не пристало господину министру в тайных советниках ходить.

О головокружительном успехе князя Геловани говорил весь Петербург — от сиятельных графов до нищих на паперти. Слухи приписывали ему не только немыслимые способности и таланты, но и власть чуть ли не больше, чем у его величества императора. И это был, пожалуй, одни из немногих случаев, когда народная молва ушла не так уж далеко от истины.

До шествия в честь именин государя я не имел возможности снова увидеть своего врага вживую, зато свежие новости узнавал чуть ли не каждый день: очередная награда, титул светлости, пожалование земель, дорогие подарки из рук юного императора… Лже-Геловани буквально стоял под рогом изобилия, едва успевая подставлять загребущие руки под валившие оттуда блага. Даже присвоение очередного чина — тайного советника вместо действительного статского — изрядно меркло на фоне повышения.

Теперь колдун возглавлял уже не особый отдел и даже не департамент полиции, а все министерство внутренних дел целиком. А после хитрого фокуса с выведением Георгиевского полка из ведения Святейшего Синода ему подчинялась примерно половина людей, имеющих право носить оружие в Петербурге. И я почему-то ничуть не сомневался, что расположение государя приведет в лапы лже-Геловани и вторую половину тоже.

Если уже не привела.

Столичная пресса воздержалась от официальных заявлений, однако мне хватило и намеков между строк, щедро приправленных болтовней в кулуарах. Даже если никакого мятежа со стороны правого крыла Государственного совета на самом деле и вовсе не было, его определенно стоило придумать. И вряд ли столько очевидно-разумная мысль не пришла в голову колдуну. Мои бестолковые попытки переиграть гроссмейстера на его же шахматной доске изрядно спутала лже-Геловани фигуры, однако тут же подарили возможность под шумок прижать всех инакомыслящих разом. И заодно прибрать к рукам расквартированные в столице части регулярной армии вместе с офицерским составом, арсеналами и тяжелым вооружением.