Последнее слово - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 49

А между тем именно теперь выполнялась самая главная задача. Злобин с Зайцевым, появлявшимся здесь, когда была не его смена таскать каталку с чемоданами приезжих, тщательно проверяли, изучали и «прозванивали» электрические провода в поисках того единственного кабеля, находившегося, если судить по начертанной в свое время Савину схеме, где-то здесь, в самой коробке либо рядом с нею, который и мог бы привести их к взрывчатке. Бесконечные косметические ремонты все изменили до неузнаваемости, а схемы электропроводки, которыми электрики пользовались сейчас, четкого и ясного ответа не давали. Значит, приходилось, в известном смысле, действовать, как говорится, методом «тыка». В плане того, что авось с каким-то концом повезет. И ведь повезло.

Конец нужного кабеля — двужильного, обрезиненного, явно еще довоенного производства — был обнаружен под днищем коробки, поставленной здесь уже где-то в семидесятых годах, когда менялась схема электропроводки. Видимо, прокладывая новые линии сетей, электрики не ликвидировали старые, а просто обрезали их, для верности обматывая концы изоляцией. И это был не простой электрический кабель, а детонирующий шнур, как определил опытный в этом деле Зайцев. Но даже и он понял это не сразу. Дело теперь оставалось за тем, чтобы проверить, насколько этот шнур, а по сути кабельная трубка, наполненная взрывчаткой, которая должна быть приведена в действие капсюлем-детонатором, электродетонатором либо зарядом того же взрывчатого вещества, еще способна сдетонировать и подорвать основной заряд, расположенный на глубине, под полом, где-то в пяти или шести метрах ниже его уровня.

И еще возник другой, связанный с этим, вопрос. Шнур-детонатор, который был замурован в стене, пролежал в ней более шестидесяти лет — это если исходить из тех сведений, которым обладал Савин. И за прошедшие годы со шнуром могло случиться все, что угодно — он мог отсыреть и оказаться уже негодным к употреблению. С ним могли случиться неприятности еще в момент его укладки — обрывы, порезы, да мало ли что? Делалось-то все второпях, уж это известно.

Но проверить, чтобы убедиться в его годности, можно было только одним способом. Точнее, двумя. Либо вскрыть всю кладку и добраться до заложенной взрывчатки, либо рискнуть и действовать «на авось», устроив показательный взрыв, в надежде, что он сработает.

Первый вариант отпадал категорически. Поиск и нахождение взрывчатки ни за что не прошли бы незамеченными сотрудниками того же вокзала, не говоря о милиции. Оставался второй вариант: действовать решительно.

Но сперва следовало убрать все следы. Что и было сделано. Под коробку электрощита заложили двухсотграммовую упаковку пластита, соединив ее с концом шнура-детонатора. Решили, что этого количества даже больше, чем требуется. А в качестве взрывателя был применен самодельный электродетонатор замедленного действия с часовым механизмом, который сделал Андрей Злобин. Зайцев отнесся к этой самодеятельности без большого уважения, он предпочел бы воспользовался тем, который предлагал достать ему Султан Натоев. Но электродетонатор промышленного производства надо было еще достать, вернее, привезти из Чечни, а время зря терять не хотелось.

После этого стену просто замазали, даже закрашивать не стали, смысла в этом не было, главный мусор убрали, а щиты оставили — то есть сделали все, чтоб бывшее рабочее место ничем не отличалось от других, подобных этому. То есть, по существу, теперь все было приготовлено для взрыва, оставалось только выбрать наиболее подходящее время, ну и надеяться на то, что детонирующий шнур не подведет.

5

Все они испытывали разные чувства, общим, объединяющим их, было одно — месть.

Николай Анисимович, мысленно окончательно разделавшись со своим прошлым и потеряв всякую надежду на возвращение жены, теперь занят был двумя заботами: пытался вдвоем со Злобиным отыскать замурованный в стене, под закрепленной много позже распределительной коробкой, конец детонирующего шнура и пил. Причем ему самому казалось даже странным, что одно не мешало другому.

Под видом проведения ремонтных работ они раздолбили в вокзальном помещении, возле перехода от железнодорожных касс к перронам, порядка двух квадратных метров капитальной стены. А дело было в том, что если судить по чертежу, имеющемуся у Савина, то прежний распределительный щит находился несколько в стороне от того места, где теперь была коробка, в которой сходились многочисленные жилы проводов, «утопленных» в монолите стены. И место той, старой, было указано приблизительно. Вот и приходилось в определенной степени действовать наудачу.

Посторонний народ, естественно, ни о чем не догадывался, списывая «временные неудобства» на постоянно текущий ремонт всего и вся.

Работать приходилось осторожно, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, особенно служащих вокзала и милиции, которая всюду совала свой нос. Но электричество — штука сложная, и ввести незнающего человека в заблуждение было делом нехитрым.

Однако дни шли. А вот вечерами, возвращаясь домой к своему одиночеству, к которому Савин начал уже привыкать, он особо остро чувствовал боль от подлой — иначе и не мыслил — измены жены. И видел следы этого святотатства буквально во всем — в аккуратно застланной широкой двуспальной их кровати, на которой в его отсутствие наверняка разыгрывались мерзкие, отвратительные сцены. И еще эта пепельница, на которой, как они тут ни старались, все равно сохранились темные слезы несмытого пепла. Или эти подозрительные пятна на полу — от чего они? Либо, наконец, половая тряпка, обнаруженная им в ванной, которая оказалась его собственными старыми трусами — будто они тут нарочно издевались над ним!

Приканчивая бутылку водки либо коньяка, в зависимости от настроения или мелкой закуски, приобретенной по пути домой в соседнем универсаме, Савин будто глохнул, но в ватной тишине ему начинали мерещиться ритмичное и все нарастающее скрипение кровати и так же усиливающиеся стоны и всхлипы Катерины, беснующейся от страсти там, в проклятой комнате, в их бывшей спальне. И Савин уже словно наяву наблюдал, с кем она там и что вытворяет. А мерзкие звуки, будто фантомы, становились твердыми на ощупь и своими острыми гранями впивались в мозг. И это уже было выше его сил.