Пробить камень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 41

– Что за ребята?

– Актриса и кинооператор, такие во внешности не напутают. Их фоторобот лучше любой фотографии.

Меркулов вынул мобильный телефон.

– Если ты прав, у нас теперь будет его настоя

щее лицо.

Спохватился, глянул на часы – слишком рано, надо подождать не меньше получаса.

– Значит, – сказал Турецкий, – он еще год назад девчонок натаскивал. Готовился, гад, основательно... Ничего, недолго осталось.

ЩЕТКИН

Щеткин с потерянным видом сидел на стуле в помещении для допросов СИЗО. Напротив него был только пустой стол. Щеткин выглядел очень измученным. Дверь в кабинет открылась, и вошел Меркулов. Щеткин немного оживился.

– Константин Дмитриевич! Не ожидал... Но как

же я рад вас видеть! Вы не представляете!

Меркулов сделал знак конвойному. Тот вышел, закрыв за собой дверь.

– Здравствуй, Петр.

Меркулов сел напротив и внимательно оглядел Щеткина.

– Н-да-а... – протянул Меркулов. – Есть такая французская поговорка: «Сухой рыбак и мокрый охотник являют вид печальный».

– И кто же я, рыбак или охотник?

– Сам выбирай. Боюсь только, как бы не наживка.

Щеткин вздрогнул.

– Константин Дмитриевич, прежде чем вы будете меня допрашивать, я...

– Это не допрос, – перебил Меркулов.

– Как это? А что тогда?

– Беседа. Меня отстранили от дела.

– Из-за меня? Из-за чего? А! Из-за Турецкого, да?

Меркулов молчал.

– Константин Дмитриевич, я не виновен.

Меркулов не реагировал.

– Террорист не мог сделать этого без своего человека в органах... А вдруг будет следующий взрыв?

Если вы этого человека не найдете...

Меркулов по-прежнему молчал. Щеткин пробормотал убитым голосом:

– Понятно. Вы считаете, что крыса – я.

– Я так не сказал.

– Но думаете, ведь верно? Все против меня... – Щеткин вытер мигом вспотевший лоб. – А Турецкий что-нибудь говорит? Он как вообще? В порядке?

– Не особо.

– Да, я понимаю. Передайте ему...

– Что?

– Нет, ничего не надо. Просто скажите: пусть поправляется.

– Ладно.

Щеткин ждал, что Меркулов скажет хоть что-нибудь, но Меркулов ждал того же от Щеткина.

– Константин Дмитриевич, меня подставили. Ну, что мне еще добавить? Я ничего не знаю. Это все слишком неправдоподобно, разве вы не понимаете? Эти деньги, фотография. Как по заказу. Слишком много на меня показывает... И этот Цветков, просто упырь какой-то. Проверьте его! Может быть, он и есть крыса...

– Цветков убит, – сказал Меркулов. – Отчасти поэтому я здесь.

– Черт!.. Чего-то такого я и боялся. Как это случилось? Где его нашли?

– Вчера вечером на Лосином острове, с пулей в голове.

– Следы заметают... Что же так не везет-то, а?! Константин Дмитриевич, а вы сами знали этого Цветкова? Кто он был, откуда вообще взялся?

– Не знаю... Какой-то карьерист, не так давно из провинции. – Заметив, как нахохлился Щеткин, Меркулов добавил: – Я это говорю совсем не на твой счет, Петр. Просто действительно про него мало что... Колокатов больше знает. Они не раз сотрудничали.

Щеткин оживился:

– Колокатов? Дима Колокатов?! Ваш помощник, верно? Он меня недавно допрашивал. Да и вообще, мы тыщу лет знакомы... еще с юрфака... Константин Дмитриевич, выпустите меня!

– Что ты несешь, Петр?

– Но я здесь совершенно бесполезен, поймите!

– Звучит довольно наивно, – буркнул Меркулов. – С точки зрения юриспруденции, в СИЗО тебе сейчас самое место. Да и потом, как будто это мне решать. Не в силах я тебя выпустить, уж прости.

– Как вы не понимаете, я должен выйти отсюда! Сделайте что-нибудь, придумайте! Мне и нужно-то всего лишь несколько часов!

Несмотря на весь драматизм ситуации, Меркулов не выдержал и засмеялся:

– Ты точно не в себе.

Щеткин ответил с вызовом:

– Считайте, что так. Я сошел с ума! И если завтра меня обнаружат в камере с перерезанными венами, это будет на вашей совести... Мне теперь терять нечего!

Меркулов по-прежнему улыбался:

– Не шантажируй меня, это бесперспективное занятие. – Однако глаза его заблестели, он явно что– то обдумывал.

Щеткин продолжал гнуть свое, хотя, кажется, не очень верил в возможность согласия Меркулова.

– Мне нужно несколько часов... У вас в прокуратуре есть предатель, и если вы еще не догадались, кто это, то только потому, что не хотите себе в этом признаться. Нет, я не могу поверить, чтобы вы об этом не думали.

– И что, позволь спросить, ты намерен делать, – ну так, чисто теоретически, если выйдешь отсюда?

– Я возьму его с поличным... А потом можете делать со мной что угодно. – Щеткин, наклонившись к Меркулову, спросил тихо: – Безо всякой юриспруденции, скажите по совести, Константин Дмитриевич, вы-то сами мне не верите, так?

– Я здесь не для того, чтобы верить или не верить, – излишне громко, как показалось Щеткину, сказал Меркулов. – Что заслужил, то и получишь, можешь не сомневаться. На этот счет существует одна история. В Париже... хм, похоже, у меня сегодня какое-то французское настроение... Так вот, в Париже во времена гильотины повели на казнь одного осужденного. Было холодно, а путь оказался долгим. По дороге конвоиры остановились, чтобы подкрепиться вином. Будучи людьми добрыми, они протянули бутылку приговоренному. Он взял бутылку и, посмотрев на нее, сказал: «Надеюсь, ни у кого из вас нет заразной болезни». И только тогда выпил. Через полчаса его голова скатилась в корзину.

– Ну, спасибо...

– Чем богаты.

Меркулов поднялся и вышел из комнаты. В коридоре он сказал конвоиру, стоявшему возле двери:

– Отвезите подследственного на Большую Дмит

ровку – в Генпрокуратуру.

Конвоир растерялся. Не то чтобы это требование было из ряда вон: людей вывозят из СИЗО – на следственные эксперименты или к высокому начальству, но все это происходит согласно заранее подготовленным документам, а тут...

– Что вы смотрите, сержант?! – зарычал Меркулов. – Щеткин готов дать показания, но только мне лично, в моем кабинете! Я что, перед вами отчитываться должен о ходе следствия?! Я не могу тут терять время на всякую чушь!

– Я... я должен получил приказ от начальника смены, а он...

Меркулов неожиданно смягчился и кивнул:

– Правильно, служба есть служба. Пять минут вам на все формальности, сержант. И чтобы через пять минут подследственный был в машине. Все ясно?

– Так точно. Но... как же охрана?!

– Поедете следом. – И, заметив секундное замешательство конвоира, Меркулов цыкнул: – Выполнять немедленно!

Через пять минут машина тронулась, а еще через полчаса Меркулов заперся с подследственным в своем кабинете. Попросил секретаршу приготовить две чашки чая и бутерброды и предупредил, что в ближайшие несколько часов его ни для кого нет, хоть позвонит сам Президент Российской Федерации.

Когда Клавдия Сергеевна принесла поднос с чаем и бутербродами, Меркулов спросил:

– Колокатов у себя?

– Он у генерального, помогает готовиться к совещанию.

– Что, у генерального своих помощников нет? – недовольно сказал Меркулов. К секретарше реплика, впрочем, не относилась, она и сама понимала. – Все ясно. Вы свободны.

Щеткин подошел к окну. Посмотрел вниз, покрутил головой.

– Ничего себе... Меркулов спросил мрачно:

– Ты хоть понимаешь, на что я иду? Щеткин, подумав секунду, кивнул.

– Сколько тебе нужно времени?

– А... сколько времени вы можете меня допрашивать?

– Я-то могу хоть весь день, – сказал Меркулов. – Но так, чтобы это не вызвало подозрений у конвоя... я их отправил в комнату отдыха покамест...

Так что часа два-три, думаю.

Щеткин тяжело вздохнул. Зазвонил телефон.

– Константин Дмитриевич, – сказала секретарша, – вы просили напомнить о совещании. В конференц-зале уже уйма народу, кажется, они вот-вот начнут. И секретарша генерального мне только что звонила.

Константин Дмитриевич знал, что сегодня у генерального прокурора должно было проходить межведомственное совещание с участием руководителей силовых и правоохранительных структур, посвященное борьбе с коррупцией в их же собственных рядах. Присутствие Меркулова было настолько само собой разумеющимся, что даже не озвучивалось.