Огонь на ветру - Фингарет Самуэлла Иосифовна - Страница 17

Не мыслил Михейка и не гадал, что весть сама его сыщет.

Рабочий день подходил к концу, когда в дверях появился Арчил. Молодой воин был знаком с Липаритом. На соседних улицах семьи их жили.

– Не прогневайтесь, что зашёл лишь по делу, – сказал Арчил, останавливаясь на пороге. – Господин поэт Шота Руставели в скором ли времени собирался наведаться?

– Завтра, должно быть, явится створку законченную посмотреть, – удивлённо ответил Бека.

– Не подумай, господин Бека, что я с пустым разговором. Дело у меня к господину Шота.

– С делом или без дела, здесь всегда тебе рады. В любой день, когда только сможешь, обязательно приходи.

…Старый человек стоял вполоборота с протянутыми вперёд узкими, высохшими ладонями. Босые ступни маленьких ног едва касались земли, будто утратило тело весомость, сделалось легче схожего с рясой платья. Казалось, что старец способен приподняться над лугом, затканным невиданными цветами. Голова склонилась к плечу. Лицо в рамке из прядей волнистых волос и ниспадавшей на грудь бороды было задумчиво и печально.

«Если б не нимб над головой, как положено святому, то словно мой дед, – подумал Шота. – Таким я его запомнил, когда сам был мальчонкой. Бестелесным, мудрым и добрым. Помню, он высох от старости, но до последнего дня при нём оставались ясный разум и сила чувств».

Шота приподнял золотую пластину вместе с доской, покрытой чёрным бархатным лоскутом. Золото вспыхнуло на свету, камни брызнули красными лучиками. Фигура старца с протянутыми ладонями выступила из цветов и листвы плоского поля. Стали видны изгибы плаща, перекинутого через руку, плетение верёвки, опоясавшей стан. Черты лица высветились до последней морщины под припухшими веками, до резкой складки, пересёкшей открытый лоб.

– Мастер, ты сотворил чудо. – Как был, с пластиной в руках, Шота склонился перед Бека в глубоком поклоне. – Из золота ты изваял скульптуру, в мёртвый металл вдохнул жизнь. Фигура одухотворена и прекрасна. Цветочный орнамент фона зачаровывает, как звуки старинной флейты.

– Господин Шота излишне щедр на похвалу, – спокойно ответил Бека. Но все, кто находился в мастерской, поняли, что он доволен впечатлением, произведённым его работой, и огорчился, если бы вышло иначе.

– Разве щедрость заказчика в силах сравниться со щедростью мастера, отдающего людям свой талант? – возразил Шота и, не выпуская пластину из рук, обернулся к Липариту: – И ты, Липарит, превзошёл все мои ожидания. Поистине, после твоей шлифовки камни уподобились небесным светилам – звёздам.

– Требуется немалое искусство, чтобы раскрыть красоту цветных камней, но не менее важно камни расположить должным образом, – проговорил Бека.

– Глядя на переплёт, легко убедиться в сказанном, – отозвался Шота. – Рубины расположены по сторонам от лица и рук. Красные блики, наподобие крови, окрашивают в цвет жизни холодный металл. Бело-розовый жемчуг бросает на фон загадочное мерцание. Минет немало лет, прежде чем я закончу свою поэму и герои, обречённые на скитания, разыщут друг друга. Только тогда придёт к завершению мысль о силе великого чувства – дружбы. Здесь уже всё закончено, ясно и совершенно. Мысль обрела своё воплощение, чувство перетекло в форму. Я доложу главе казначейства, а если будет дозволено, то царице цариц, что константинопольские мастера не превзойдут искусством тбилисских златоваятелей.

Шота положил доску с пластиной на стол. Он готов был уже распрощаться и покинуть златоваятельскую мастерскую, как вперёд вышел Арчил. Всё это время Арчил стоял в стороне.

– Прости, господин Шота, что осмеливаюсь задерживать. Но я узнал о том человеке, которого ты разыскивал ночью. И если его судьба тебя всё ещё тревожит…

– Говори скорее, Арчил!

– В ту ночь его вывели потайным ходом и увезли. Он содержится в крепости Верхняя, к востоку от Тмогви.

Липарит приметно вздрогнул.

– За что держат? – спросил Шота.

– Этого я не знаю и ничего более не могу сказать, не нарушив присягу, – твёрдо проговорил Арчил.

– Ты прав, мой мальчик. Прежде всего надо выяснить меру его вины. Но кроме того, что он огромен, как дэв, и спас мне жизнь, потому что не смог стерпеть, увидев, что семеро напали на одного, – ничего другого я про него не знаю. Сказал он мне на прощание какое-то слово, не то имя, не то пароль. Ився или Ався – я до конца не расслышал.

– Евся! – вскрикнул Михейка.

Все обернулись к нему.

– Тебе знаком человек, о котором речь? – спросил Бека.

– Имя такое знаю, – опустил Михейка глаза. – Малое имя Евся от Евсевия происходит.

– Микаэл прав, – сказал Шота. – Именно так прозвучало удивившее меня слово. Спасибо, друзья. Теперь мне известно главное. Я знаю имя моего спасителя и где он находится. Только… – Шота замолчал и с тревогой взглянул на Арчила.

– Только ты, господин Шота, и ты, Арчил, вы оба находитесь на государственной службе, и вам не пристало разузнавать о преступнике, – сказал Липарит. – Я же сам по себе, мастер, человек вольный. Мои расспросы ни у кого не вызовут подозрений. Пусть учитель дозволит, я отправлюсь в Тмогви и привезу сведения о заключённом. К тому же в крепости Верхняя у меня важное дело.

– Я поеду с тобой. – Михейка схватил Липарита за руку и притянул к себе. Бека с удивлением посмотрел на своих учеников. Лица у обоих были бледны, глаза сверкали решимостью. Мальчонка от нетерпения прикусил губу.

– Чтобы закончить нижнюю створку, мне понадобится десять дней, – сказал Бека спокойно. – На это время можете отправляться. Одно, Липарит, помни: Микаэл для тебя младший брат. Оберегай его от опасностей.

– Без всякого сомнения, младший брат, – сказал Липарит и свободной рукой обнял Михейку за плечи.

– Бесконечна моя благодарность, друзья! – воскликнул Шота. – Только ты, Липарит, напрасно подумал, что я не посмел бы отправиться в Тмогви. В том беда, что не сегодня завтра нам с Арчилом предстоит другая дорога, отказаться от которой значило бы поступить против чести. Как замечательно, что благородная ваша решимость пришла мне на помощь.

– «Если друг возлюбит друга, то, не мысля о покое, он готов во имя дружбы бремя вынести любое», – радостным, звонким голосом проговорил Арчил.

– Спасибо тебе, Арчил, за важные сведения и за то, что держишь в памяти строки моих стихов, – сказал Шота.

С вечера Липарит и Михейка уложили дорожные сумки. На рассвете оседлали коней. Бека подарил Михейке резвую чалую кобылку по кличке Яшма. И молоток златоваятеля застучал в мастерской в одиночку.

Глава X

БОЙ У РЕКИ

На второй день пути два всадника, поднявшись на гору, увидели сверху огромного чешуйчатого змея. Змей появился в долине, оставленной ими на заре, и полз, огибая скалы.

Это шло войско. Конники, пешие, снова конники. Оружие и доспехи сверкали на солнце чешуйками. Латы, железные шлемы, забрала, стальные нагрудники, наколенники, копья, топорики. Отрядам, казалось, не будет конца. Голова змея скрылась в лесу, а хвост ещё не появился в долине.

– Много тысяч в поход снарядили, – сказал один из всадников, тот, что был помоложе, совсем мальчонка.

– Теперь понятно, что помешало господину Шота и Арчилу самим отправиться в крепость, – отозвался другой.

Всадники пошевелили поводьями и двинулись дальше. Их путь лежал прямо на солнце. Сверкавший чешуйками змей двигался к югу.

…Государственные заботы задержали Давида Сослани в Тбилиси. Поход возглавил амирспасалар. Он ехал впереди доброконного войска на тёмно-рыжем, как благородная медь, жеребце. Доспехи, копьё и обтянутый барсовой кожей щит висели, притороченные к седлу оруженосца. Защитой амирспасалару служила одна кольчужная сетка. Шлем был снят, и крупные кольца чёрных волос с редкими белыми нитями свободно выбивались из-под круглой шапочки, надетой под шлем.

Закарэ любил походную жизнь. Любил долгие переходы и привалы в горных ущельях. Выраставший на одну ночь палаточный городок напоминал чудо-город арабских сказок. Воины орудовали, точно сторукие джинны, а слово приказа действовало не хуже волшебного заклинания. Расстановку полков перед боем хотелось сравнить с мудрой игрой в шахматы. Жаркие сечи воспламеняли кровь.