Скуф. Маг на отдыхе 2 (СИ) - Злобин Максим - Страница 16

И жрёт та живность питательное и сбалансированное со всеми нужными минералами и микроэлементами, а не как в старину на лугу.

Так вот.

Дорога после съезда петляет по полю, затем ныряет в Лёхин лес и вот она, Удалёнка, во всей своей красе. Бьюсь об заклад, что весь этот путь я могу проделать с закрытыми глазами. И очень удачно, что фокус со слепой ездой я не начал оттачивать сегодня, иначе снёс бы к чертям собачьим полицейский блокпост.

Ну… Как сказать «блокпост»?

Прямо посередь дороги стоял патрульный автомобиль со ржавыми крыльями и разбитой фарой. И ещё красный треугольник аварийной остановки перед ним на всякий случай. По правде говоря, первой моей мыслью было то, что это участковый чутка не добрался до места и закипел на последнем августовском солнышке.

Однако ж нет…

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался со мной патрульный, подойдя к окошку джипа. — Ваши документики.

— День добрый, — кивнул я и документики на проверку выдал.

Всё же я не быдло какое, и закон уважаю. Тем более что когда ко мне вежливо, то и я вроде как не против. Вот только…

— А что случилось-то? — поинтересовался я.

— Живёте там? — вопросом на вопрос ответил полицейский.

— Живу, — согласился я. — А случилось-то что?

— М-м-м-м…

Полицейский документы вернул, а потом огляделся по сторонам, сунул большие пальцы в карманы брюк и покачался на пятках. Жест, как по мне, получился каким-то… растерянным, что ли?

— При всём желании, пока не могу вас пропустить, — проговорил он. — Карантинные мероприятия. Вы пока где-нибудь у родственников перекантуйтесь. В целях безопасности.

— Это почему?

Девки при этих словах в барбухайке расстроенно зашебуршились, да и меня, они, признаться, удивили. Как это меня к моему дому пропустить не могут.

Там, как-никак, баронесса Юдина поблизости проживает. Может, она в этот самый момент нуждается в моём сильном плече и разносторонней поддержке.

Более того, там Кузьмич! А он как член семьи, я за него любого порву.

— До особого распоряжения велено никого не впускать и никого не выпускать. Ждём егерей.

— Вот как! — от таких вестей я аж приободрился. — Трещина, что ли, открылась?

— Вроде бы да…

Вот оно! Я ждал! Я знал! Я верил! Верил в то, что когда-нибудь рядом с Удалёнкой откроется трещина ультра-мега-уровня, и вылезет из него чудище лютое, и страшное, и мощное, как сама мощь! И будем мы с ним биться три дня и три ночи до полного изнеможения! И чтобы вот прям на равных! С преодолением чтобы, с превозмоганием!

— … а вроде бы и нет, — не успел я толком порадоваться, обломал меня полицейский.

— Это как так? — прищурился я.

Конкретики в его словах было ни на грош.

— Да монстры там какие-то… Э-э-э, — патрульный задумчиво махнул рукой. — Вроде как неопознанные. То есть непонятно, чего, от них ожидать. Короче говоря, ждём егерей. Будут разбираться.

— Ну, поздравляю вас, дождались, — ответил я и достал другую корочку. — Отряд егерей «Скуф имба» прибыл на вызов. Все допуски имеются. Дайте дорогу, мы поехали.

Полицейский несколько раз перечитал бумагу, разве что на зуб не попробовал. Но к чему придраться, так и не нашёл. Так что вернул мне документ и махнул напарнику в машине «пропускай, мол».

И мы поехали навстречу непонятным монстрам.

* * *

Авторам не терпится поделиться с вами своим видением персонажей произведения.

Понятно что образы у каждого рождаются свои, так что не настаиваем.

Вот такой нам видится Ромашка (в её человеческой ипостаси).

Глава 7

Играться с именами и выискивать в них нечто общее можно до бесконечности. Люди ведь завсегда были склонны подсматривать за соседями.

Нет, понятное дело, что русский парнишка Мстислав или знойная испанка Буэнавентура вряд ли найдут свой заграничный аналог. Но вот, например, Яшка трансформируется только так. Путём нехитрых манипуляций он становится Джейкобом, затем трактуется испаноязычной публикой как Джакобо, сокращается французами до Жака и, — вуаля! — меняет пол и преображается в красавицу Жаклин.

Парных имён вообще куча.

И речь не только про очевидных Александр — Александра и Валерий — Валерия. Павла, например, можно превратить в Паулину, Костю в Констанцию, а Дениса в Даниэлу.

Вот и родители Ангела решили сыграть в эту игру.

Никаких религиозных подтекстов в это они не зашивали, просто взяли мужскую форму имени Ангелина. Красиво. Романтично. Необычно. Зашибись. По идее, парень по имени Ангел просто обязан был быть любимчиком женщин, но…

Вышло так, как вышло.

— Можно? — после робкого стука в дверь, Ангел заглянул в комнату.

Двадцатилетний студент геологического факультета, он был завсегдатаем кабинета психолога. Высокий, прыщавый, в очках с минусовыми диоптриями из-за плохого зрения и сером колючем свитере с высоким воротом даже летом из-за плохого вкуса. Весь из себя какой-то несуразный, тощий, сгорбленный и очень… очень-очень-очень неуверенный в себе. Короче говоря, каноничный гадкий утёнок, который всё никак не преображался в лебедя.

А ведь от него этого очень сильно ждали…

— Можно-можно, заходи, — с улыбкой сказала она.

Она.

Она!

Нинель Аскольдовна Белич. Сорокалетняя женщина в самом что ни на есть соку и без намёка на увядание. Казалось, что с каждым годом она становилась всё краше и краше, а возраст лишь подчёркивал все её достоинства.

Милфуша, как она есть.

Всегда с тугим хвостом волос, заколотым чем придётся, — то ручкой, то карандашом, а вот конкретно сейчас китайскими палочками.

Всегда в тёмных чулках и короткой юбке, которая обязательно засвечивала первые ряды чулочного кружева. Всегда в белой блузке, которая между третьей и четвёртой пуговицами немного расходилась в стороны и демонстрировала кусочек лакомой груди.

И всегда в очках.

Но только не в таких нелепых, как у Ангела, а вот вообще наоборот. Самое точное определение для таких очков — обольстительные.

— Садись, Ангел, — женщина указала на кушетку.

— Ага, — кивнул студент.

В кабинет он зашёл, не преминув спотыкнуться о порог. Затем застрял рукой в лямке рюкзака, пока выпутывался, уронил очки, ну и под конец при приземлении на кушетку умудрился чем-то скрипнуть. И естественно, скрипнул он именно так, что человек несведущий со стопроцентной вероятностью подумал бы: «Пердит».

— Ну как твои дела, Ангел? — спросила психологиня Нина. — Что нового?

— Да вроде бы… Вроде бы всё, как всегда.

— Ничего странного не происходило в последнее время?

— Ничего.

— А чувствуешь себя как? Никаких необычных ощущений?

— Нет.

— Не стесняйся, ведь меняться абсолютно нормально! Мне ты можешь рассказать обо всём на свете, правда.

— Да нет, Нинель Аскольдовна, — чуть подумав, ответил студент. — Ничего такого.

И так всегда…

Каждый их разговор традиционно был ни о чём.

И Ангелу бы заподозрить что-то неладное, ведь его одногруппников вызывали в кабинет к психологу только если тому была веская причина. Драка, например. Или подозрение о том, что семья студента, мягко говоря, неблагополучна. Ну или порезы на руках, сделанные в порыве юношеских страданий по желанной, но недоступной вульве.

Так вот…

Он мог бы заподозрить что-то неладное, если бы не привык к сеансам. А дело тут в том, что разговоры с психологом стали неотъемлемой частью его жизни ещё с детского сада.

И вот какой интересный момент:

Психологом в его детском саду была именно Нинель Аскольдовна Белич. А потом и в школе — тоже она. Какая-то череда совпадений, — спойлер: нет, — вела их по жизни рука об руку. Нинель Аскольдовне всегда предлагали лучшую работу именно там, куда переводился Ангел.