Уездный врач (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 16

Так, так, так…

А ведь вопросы у уважаемого профессора по поводу этого дела возникают… Несостыковочки он некоторые видит…

Интересненько…

Весьма интересненько…

Глава 22

Глава 22 Вот и я в мултанском деле!

На Вятке свои порядки…

Эта, как и другие пословицы и поговорки, не на пустом месте появилась.

Подумаешь, недовольны в Сенате… Тень де на Российскую империю дело мултанских вотяков бросает…

Повторно расследовать дело нужно? Расследуем и повторно.

Раевский и повторил.

Свидетелей водой и дымом попытали, над головами их из ружей постреляли — они что нужно опять и сказали. Да, для надежности опрашиваемых мултанцев ещё и медвежьим чучелом попугали. Говори де всю нужную правду, иначе тебя в скором времени в лесу медведь задерет. Медвежий метод и на этот раз не дал осечки — кому охота с лесным хозяином встретиться…

В довершении при следствии ещё одного сельского дурачка порасспрашивали, он и наплел с три короба.

Мало ли что в столичных газетах и журналах в защиту вотяков пишут, мы можем и другое сочинить!

Тут же как по заказу в «Волжском Вестнике» появилась статья некоего И. Бабушкина, который черным по белому доказал существование у вотяков человеческих жертвоприношений. Этот горячий материал моментально столичные газеты у себя перепечатали — тиражи-то поднимать надо, а скандальные статейки весьма этому способствуют.

Быстро-скоро провели второй суд и подтвердили виновность вотяков. Четверых мултанцев приговорили к десятилетней каторге, двоих — к каторжным работам на восемь лет, одного, восьмидесятилетнего старика, — к ссылке в Сибирь.

Не помогло и присутствие на заседаниях суда Короленко. Тут тебе не Санкт-Петербург, а Вятская губерния. Короленко, однако, словечко в словечко застенографировал весь ход второго судебного процесса. Позднее даже книгу на основании этих материалов написал.

Вятские непослушники Сенат по носу щелкнули, а там и насупились. Что? Опять на своем стоять вятчане вздумали? Было отменено и это решение суда.

Так как обвинение вотяков во многом было основано на результатах судебно-медицинской экспертизы, почти с самого что ни на есть верха было отдано распоряжение присмотреться к нему повнимательнее. Нет ли там такого, за что зацепиться можно и версию с человеческим жертвоприношением развалить.

— Лев Львович, надо бы со всем вниманием присмотреться…

Начальник кафедры протянул профессору Светловскому довольно тощенькую папку.

— Всё ли тут правильно уездным врачом сделано, вытекает ли заключение из увиденного при вскрытии…

Я развязал тесемки.

Так, так, так — не отпускает меня от себя Вятская губерния.

Ну, что же — отнесемся к порученному со всем вниманием.

Сам акт судебно-медицинского исследования был невелик, но почерк моего уездного коллеги разборчивостью не отличался, поэтому мне приходилось вчитываться буквально в каждую букву выведенных на листах каракулей.

Начальник кафедры словесно меня не торопил, но весь его вид свидетельствовал о нетерпении.

— Что скажете, Лев Львович?

— Содержание этого протокола, нужно сказать, мало соответствует требованиям акта судебно-медицинского исследования, который должен содержать точное и подробное, строго объективное описание того, что усмотрено при исследовании… — я на момент замолк, а затем продолжил. — Описание найденных изменений отличается большой неточностью, неполнотою, а местами и отсутствием всякого описания…

— Ну-ка, ну-ка. — начальник кафедры даже поднялся с кресла, вышел из-за стола и встал со мной рядом.

Я тоже хотел в свою очередь встать на ноги, но был остановлен генералом.

— Сидите, Лев Львович, сидите. Мне так удобнее…

— Эти качества акта заменены личными выводами или определениями вскрывавшего, которые не могут быть проверены, а должны быть приняты только на веру.

— Ну-ка, ну-ка, — повторил мой непосредственный руководитель. — Сам я акт не читал, до этого ваше мнение хотел бы услышать.

Не читал? Странно и ещё раз странно! Решил сначала выслушать мнение подчиненного? Чудеса да и только… Впрочем, за генералом и не такое водится.

— Позвольте начать с того, что явления гниения описаны крайне неясно. О трупных изменениях кожи отлогих частей туловища и конечностей, особенно же спины, не сказано ни слова. Трудно себе представить какой-то серовато-бледный цвет кожи с зеленоватым оттенком на умеренно вздутом животе, на трупе, пролежавшем пять дней на открытом воздухе в сравнительно теплое время года и четыре недели в яме, о глубине которой и прочих свойствах ничего не известно, — показал я своё знакомство с обстоятельствами данного дела.

Генерала это не удивило. Стараниями Короленко и прочих все нюансы мултанского дела были до тонкостей известны каждому подданному империи. Наверное, даже и на Камчатке.

— Абсолютно согласен, — высказал своё мнение о сказанном мною начальник кафедры.

— О гнилостных изменениях органов брюшной полости ничего не сказано, — продолжал я буквально топить своего коллегу из провинции. — В виду этого трудно составить себе представление о степени подвинувшегося гниения.

За годы, прожитые здесь, я уже и говорил в точности так, как окружающие меня люди. Дома бы я никогда не выдал такое словосочетание как «подвинувшееся гниение». Но, так тут все выражаются и мне из ряда выпадать не следует.

— Абсолютно согласен, — генерала как будто заклинило на повторении уже сказанного.

— Также неудовлетворительность описания объективного состояния органов касается крайне важных, в данном случае, изменений на шее, на животе и на голенях. Изменения на шее — форма, величина отверстия, состояние кожи в окружности неопределенны. Что осталось на шее, какие мышцы, неизвестно. Каково состояние мышц спины на месте изъятия позвоночника — неопределенно. Никаких данных об особенностях внутренней поверхности мешка, образовавшегося от отделения кожи до шестого позвонка, не приведено…

Генералу надоело стоять на месте и он принялся расхаживать по своему кабинету. При этом, он ещё и кивал после каждой моей фразы, показывая, что очень внимательно меня слушает.

Глава 23

Глава 23 Голова нашлась!

Только я собирался озвучить своё очередное замечание по судебно-медицинскому акту, как нас прервали.

По какой причине? Поверить трудно, но опять из-за всё того же дела мултанских вотяков!

— Нашли! — один из приват-доцентов кафедры размахивая газетным листом буквально ворвался в кабинет генерала.

Его превосходительство поморщилось.

Никакого почтения и субординации!

Сей молодой человек потому и в приват-доцентах до сих пор ходит, что ведет себя не всегда правильно. Голова и руки — золотые, но…

Он и лекции отлично читает, и семинары подобным образом ведет, но всё без оплаты, так как находится за штатом. Право претендовать на место профессора у него имеется, но когда он его ещё получит…

Кроме профессиональной опытности, профессор должен ещё и социально зрелым быть. У нас же императорская академия, а не кабак.

— Что нашли? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, вынужден был ответить начальник кафедры. От этого приват-доцента надо было как-то быстрее избавиться, он — хуже банного листа, а тут все важным делом заняты.

— Голову!

— Какую голову?

— Конона Матюнина. Вот — тут сообщают. — приват-доцент ткнул пальцем в газетный лист.

Ну, надо же! Вот новость на всю Россию! Больше и писать не про что. Такое впечатление, что кроме этого нашим отечественным газетам и сообщить нечего.

— Вот, слушайте, Лев Львович. — тут приват-доцент свою газету мне чуть ли не в лицо воткнул.

Мля! Так и зрения лишиться можно! Нет, такие профессоры нам на кафедре не нужны!

— Вот-вот, так и сообщают, что погоды были жаркие, болото высохло, и крестьяне деревни Чульи Иван и Степан Антоновы во время дранья моха нашли голову Матюнина. Она была найдена всего в нескольких шагах от того места, до которого ранее доходили во время её поисков…