Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 32

В какой мир пришла моя маленькая Мэри…

Чёрт побери, я же отец. И должен быть мудрее, потому что Маша в одной связке с мамой, тётей, а также бабушкой и дедушкой по материнской линии.

— Товарищи женщины, как говорил товарищ Сухов, давайте решать. Каким бы ни был генерал, пока не стал генералом, сейчас это не столь важно, коль ведёт себя как анти-Мидас? Знаете Мидаса? Он прикосновением превращал всё что угодно в золото, Лев Игнатьевич обращает в дерьмо. Ситуация знакомая, нечто подобное творил мой отец, мне пришлось долго отстаивать своё место под солнцем, но прошло время, вот он здесь, гугукает с внучкой, пусть она его пока не слышит. С большего ситуация нормализовалась, — я проигнорил возмущение, поднявшееся штормовой волной в глазах Евгения. — Поэтому предлагаю: решайте с квартирой сами. Оля, пардон, тётя Оля, раз у неё есть племяшка, может, конечно, жить тут. Но скоро и ей понадобится отдельная квартира, не факт, что найдёт буржуя типа меня. А как анти-Мидас отреагирует, сами смотрите.

— Он генерал, у него связи… — пробормотала тёща.

— Я вас умоляю. У него двадцать пять лет выслуги есть? О, все тридцать. Шепну ребятам из военной контрразведки: не пора ли одному заслуженному товарищу на пенсию. Его нынешние поступки запросто тянут на аморалку, не на пинок ниже спины, а так — почётная отставка. Впрочем, не обязательно. Генеральская пенсия меньше генеральской зарплаты. Думайте.

Она испугалась. Конкретно. Наверно, только сейчас до конца поняла, что представляет собой зять и лучше не становиться у него на пути. Нет, всего не знает, я же — демон.

Вику, похоже, ничто не испугает. Она свернулась калачиком и прижалась под одеялом ко мне, когда легли спать. Конечно — настороже, Маша в любой миг заплачет. Но пока…

— Валер… За что тебе Героя Советского Союза дали?

— За Ил-62. Потом была заварушка под Баграмом, парни отстреливались, а я как самый хитрый схватил кофр с самыми секретными в мире документами и спрятался. Они воевали, наградили одного меня. Абыдна, да?

Умолчал, что там погибли все, кроме её супруга, прекратившего огонь, имея два полных рожка, и спрятавшегося. И ещё был один эпизод, когда я спас одного важного афганца и вывел к своим, заставив отшагать с минимумом воды во флягах больше пятидесяти километров по занятой партизанами зоне.

Ей не стоит знать и миллионной части того, что я видел в охваченной войной стране, где творили зверства и моджахеды, и армия ДРА, и части царандоя, а также, конечно, отдельные особи из «ограниченного контингента». В том ужас любой войны, когда массовые преступления совершают и развязавшие её, и те, кто сражается как бы на правой стороне, защищает свою страну от вторгшихся захватчиков. Война не спишет, не обнулит грехи обороняющихся, но напавшие получат сполна за всё: из-за их интервенции разрушены скрепы пристойности, люди гибнут массами от пуль, бомб и снарядов, и конца-края этому не видать… Девочка воспитывалась в военной семье, где даже набухавшиеся непременно провозглашали: офицерскую честь не пропьём, где Советская армия, особенно высокотехничные войска, представлялась неким эталоном, а гоблины из военно-строительных частей, подкарауливавшие дочек ракетчиков на предмет пощупать, казались странным и непоказательным исключением, но не закономерным продуктом системы.

Вике не нужно знать, что американцы ни за что и никогда не нанесут первыми термоядерный удар по городам государства, откуда возможет прилёт хоть одной ответки по Нью-Йорку. Невозможно по единственной причине — потому что президент США, допустивший уничтожение Нью-Йорка, не переизберётся на следующий срок, а его партия потеряет голоса в Конгрессе и будет отлучена от распила самого большого госбюджета в мире. Соображения гуманизма в данном случае не играют никакой роли. Я понимаю — несколько десятков советских МБР на боевом дежурстве, необходимые для сдерживания американской прыти, но попытка достичь паритета с НАТО по ядерным боеголовкам и средствам доставки разорила чахлую экономику СССР, зато досыта, по совковым меркам, накормила военно-промышленный комплекс и таких вот генералов Щегловых, причинивших куда больший ущерб Советскому Союзу, чем происки всех внешних врагов вместе взятых.

И это ничтожество смело раззявить на меня варежку… Как же они похожи с Евгением! Какая-то мизерная часть их сознания отдаёт себе отчёт, что занимаются не настоящим полезным делом, а полной хернёй, это порождает острый комплекс неполноценности, его пытаются заглушить раздуванием щёк и демонстрацией значимости.

Если бы не необходимость выполнять грёбаное задание «Вышнего», я, наверно, что-то попробовал бы изменить более масштабно, а не результаты боксёрских турниров. Но с каждым годом жизни в умирающем СССР всё больше убеждаюсь — абсолютно невозможно, бесполезно, даже если бы вселился не в плод, а в сравнительного молодого в шестьдесят первом году Брежнева или, прости Господи, в Никитку Хрущёва. Модель, где общественное производство зиждется на сверхмалой оплате труда работающих, или преобразуется в нормальную рыночную экономику, как в Китае, или чахнет как в СССР. Исключения в виде мелких закупоренных диктатур не в счёт. Советский Союз был слишком пронизан фальшью. Не удивительно, что опалённые Афганистаном рвались назад, в горы, в бой, там — всё честно, очевидно, где враг, а где друг, где герой, а где трус. Увы, сама базовая идея исполнения «интернационального дога» основывалась на лжи, будто бы народ, более чем на девяносто процентов мусульманский, потерпит власть, насаждённую иноземными атеистами.

Менять нужно было практически всё, что не по силам одному, даже самому высокопоставленному чиновнику. Страна вынуждалась налететь на экзистенциальный кризис, ввергнуться в хаос, чтоб до самого упёртого дошло: баста, карапузики, дальше так жить нельзя, и Горбачёв, отдам ему должное, выбрал кратчайший путь к хаосу и разорению. Молодец, товарищ коммунист, всё как обычно.

Тоненько захныкала дочка, оборвав мои мысленные заумные рассуждения, Вика подорвалась к ней, до утра мы ещё несколько раз вставали по очереди. Вот оно, лекарство от социального кризиса. Семья, любовь, любимый ребёнок. С ними и ради них можно пережить крушение «нерушимого», избежав погребения под его обломками.

Я — отец. Это меняет и определяет многое. А также обуславливает мою уязвимость.

Перед вызовом в Москву, связанном с предстоящим боксёрским матчем СССР-Куба, меня снова навестил инопланетянин. Ночью и прямо над постелью, пока Вика перепелёнывала Машу.

— Снова пробелы в итогах турнира.

— То есть Вселенная не помнит, добуду я победу или проиграю.

— Вселенная не имеет памяти, — терпеливо разъяснил он. — В ней что-то произошло или нет. Поскольку ты ещё не победил и не потерпел поражения, может, вообще не вышел на ринг, результата не имеется и в две тысячи двадцать четвёртом. Этот матч не столь важен, поскольку проходит в Москве. Но при первой возможности ты остаёшься на Западе.

— Помню. Заберу все сбережения и прошу убежища. Вопрос с семьёй…

— В биографии претендентов на матч с кубинцами появилось: у тебя есть дочь. Одобряю. Неженатого без детей неохотно выпускали за рубеж, — он сделал короткую паузу и ударил под дых: — Если не выполнишь моё задание, я отменю твою отправку в шестьдесят первый. Дочь не родится. Исчезнет. Тайсон снова станет чемпионом мира среди профессионалов. Твой шанс — стать чемпионом мира среди любителей в Мюнхене и просить политического убежища.

Да клал я на Тайсона… Вот с Машенькой угроза реальна. Опасность в пределах его возможностей. Как же ненавижу этого иноземного урода! Прекрасно понимает людские привязанности и использует.

Наутро поцеловал супругу в губы, дочку — в лобик и спустился к «волге» с водителем из Белсовета «Динамо», такие у меня теперь привилегии. Машина понеслась в аэропорт на московский рейс по заснеженной дороге между соснами, отягощёнными белыми рукавицами на лапах. Солнце встало… Но виденное ничуть не радовало. Шантаж «Вышнего» ведёт к тому, что это проносится перед глазами, а не в памяти, в последний раз. Вернусь в феврале, когда снег потемнеет, а следующая зима меня ждёт в какой-нибудь Калифорнии, абсолютно сейчас не нужной. Ведь на дворе — январь восемьдесят второго, через три года умрёт Черненко, придёт Миша Меченый, и я вместе с супругой абсолютно легально переберусь туда, где разрешён профессиональный бокс. Более того, к концу восьмидесятых профи появятся и в СССР, во всяком случае, наши боксёры уже начнут биться с иностранными на профессиональном ринге. Зачем гнать лошадей?