Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 34

— Прибраться бы, — сам себе сказал Санька и нашёл взглядом веник с совком, стоящие в углу за железной печкой.

Однако сначала он сходил к роднику, бившему из склона метрах в десяти и набрал с помощью жестяного ковшика воды в старое ржавое, но тоже не прохудившееся ведро. Отлив воды в таз и поставив таз на деревянную лежанку, запревшие, пахнувшие плесенью матрас и постельное бельё он вынес на улицу и развесилна натянутой меж деревьев верёвке, Санька смочил веник и обмахнул им стены от пыли и паутины, а потом протёр все выступающие поверхности мокрой тряпкой.

Потом нашёл бутылочку с уксусом и, вылив в таз с чистой водой примерно с четверть, повторил процедуру. В избушке как-то сразу «посвежело». Несмотря на жару, он нашёл жестяную банку с плотно пригнанной крышкой, где лежали спички, зажигалки и свечи, и затопил печку. Почему-то он не хотел передоверять эти простые хлопоты никому. Давненько он сам не занимался хозяйством, а потому даже и не пытался пока воплотить из своего света кикиморку. Знал же, что если появится помощница, то он взвалит на неё все дела по дому. Он, безусловно, так и сделает, но чуть позже.

Санька, кстати, не стал переходить в материальное состояние полностью, оставив себе возможность исчезнуть при необходимости, мгновенно, чуть шагнув глубже в навь. По сути, в яви сейчас перемещался и управлялся с предметами Санькин призрак, однако следов на земле призрак не оставлял, хотя по оной ступал вполне уверенно и траву слегка приминал. Просто Санька так настроил свою высоту над поверхностью и ступал по воздуху, аки по тверди.

Вскрыв тайник, он достал из него пшеничную крупу, соевое масло, соль и поставил на печь вариться кашу. Достал свои документы.

— Да-а-а… Не похож от слова «совсем», — сказал Санька, разглядывая себя в зеркало.

На него из зеркала смотрел молодой симпатичный светловолосый парень лет двадцати, а в паспорте на фотографии был изображён сорокалетний брюнет.

— Хе-хе! С такими документами далеко не уедешь, — похихикал «отпускник», — и никому их не предъявишь. То-то на меня Устинов так смотрел недоверчиво. Не было у меня таких молодых знакомцев, с которыми бы я ещё и распивал «водовку» и пел песни.

— Славка умный мужик и просёк несостыковки сразу. Хотя… То, что я Устинова по имени отчеству назвал, это правильно, а вот то, что сказал, что яхту строил — чушь несусветная. Яхту я строил, когда мне было лет тридцать, а значит этого парнишки не только на свете не было, но ещё и в проекте. Да-а-а… И хрен с ним. Разрулится ситуация как-нибудь. Мне здесь не жить. Отдохну немного душой, да и отправлюсь восвояси.

Отправив свои, сейчас не нужные документы, в сейф и прикрыв его слоем дёрна, уложенного на деревянную крышку вкопанного в землю ящика, Санька отодвинул закипевшую кашу на угол печки и принялся разбирать удочки. Карбоновая леска на них ещё держала нагрузку, а набор крючков с искусственными приманками в виде намотанных на них разноцветных шерстяных ниток висел на стене, рядом с «побирушкой» — обрезанной сверху пластиковой канистрой из-под машинного масла. Всё это манило, но идти на речку удить хариуза было опасно. Удочка, гуляющая по речке сама по себе, явно привлекла бы внимание, проезжающих по мосту водителей. Хотя, можно было бы прогуляться вверх или вниз по речке. А удочку можно и втянуть в навь, если кто вдруг появится.

— Леший, — обозвал сам себя Санька и рассмеялся.

Настроение у него сильно улучшилось. Он взял удочку, повесил через голову ремень «побирушки», сделанный из строп-ленты, и пошёл на реку. Через некоторое время ему пришлось спрятать удочку в навь, чтобы она не цеплялась за кустарник и ветви деревьев. Сильно заросла тропинка, по которой он выходил на дорогу. А вот телом раздвигать заросли ему было приятно. Гнус и комары тоже не особо досаждали Саньку. Он и раньше не особенно обращал внимание на их укусы, и теперь, прожив первые годы жизни этого тела в лесу, на кровососущих и здесь не отвлекался.

Рыбалка не задалась. Вода по Люцихе шла мутная от недавних дождей и рыба крючки без червя игнорировала. Санька попробовал все цвета и на морковный вытащил пару небольших рыбёшек, когда услышал такой утробный тигриный рёв, что Санькина, не совсем материальная сущность, содрогнулась от инфразвуковых вибраций. Он не единожды слышал тигров и даже нарывался на них, и всегда их рёв вызывал у него моментальный приступ диареи, сдерживаемый только усилием воли. Очень неприятные звуки издают тигры.

Рёв послышался со стороны моста, от которого Санька отошёл изрядно, метров на сто пятьдесят. Потом рёв повторился ещё дважды, но уже не так громко, а словно тигр кого-то поймал и недовольно порыкивал борясь с сопротивляющейся жертвой.

— Свинку какую-нибудь придушил, — сказал сам себе Санька, но сердце у него почему-то защемило. Свинка близко к дороге не ходит, а вот люди, — те да. Смотав леску на катушку и сунув удочку и побирушку в ноосферу Санька пошлёпал босыми ногами по скользким, затянутыми тиной, камешкам. Тут, в глубине леса, он позволил себе полностью материализоваться и ощутить все прелести мира яви.

Торопливо перебирая огромными ступнями и идя на носочках, он оставлял следы очень похожие на тигриные, но с пятью пальцами. Однако больше всего его след походил на следы «большой панды», здесь не обитающей, но Санька почему-то не подумал, что может своими следами напугать местных охотников. Он торопился и выскочил к мосту довольно быстро.

То, что он увидел под мостом, повергло его в шок и ужас. Молодая тигрица душила человека. Вернее не душила, а, аккуратно прихватив мужика за загривок в районе шеи, и смотрела на Саньку. Молодая тигрица была примерно такого же размера, как и лежащий под ней, трепыхающийся и скребущий руками землю человек, а потому, зверь явно не стал бы его тащить целиком в логово. Тигрица обычно ждёт, когда жертва затихнет, а потом рвёт не части, поедает мясо и относит его своим котятам в желудке, отрыгивая в логове.

Тигрицы приносят приплод в марте-апреле, а через месяца полтора уже переходят детёнышей на смешенное питание, сначала давая полизать мясо, а потом отрыгивая его из желудка. Водят тигрицы своих детёнышей года два-три. Эта тигрица сама ещё была, скорее всего, трёхлеткой и возможно принесла свой первый помёт. И вот этот первый помёт она собралась кормить человечиной.

— Хрена себе тигрята вырастут! — офигел от перспективы Санька, выдернул из нави мелкашку и с расстояния метров пятнадцати всадил тигрице пулю прямо в правый глаз.

Зверь, разжав пасть, подпрыгнул вверх и рухнул мёртвым прямо на свою жертву. Откровенно говоря Санька и раньше стрелял и убивал тигров. Не браконьерил, нет. Случалось что они бросались на него сами. Так часто бывает, что вроде охотишься ты, а на самом деле охотятся или на тебя, или на ту же дичь. Так было у Саньки на кобаньей охоте с загоном. Только он отошёл по кабаньим следам, как наткнулся на тигра, прихватившего кабана и кинувшегося на него. Только мгновенный выстрел из двух стволов двенадцатого калибра в голову спас тогда Саньку.

Любого зверя, если он идет на тебя, надо стрелять в голову в глаз или между глаз. Особенно тигра. Ни в какое другое место, кроме сердца, тигра не убить. А спереди в сердце тигру попасть практически не возможно. Вот и сейчас у Саньки сработали старые рефлексы и его новые способности попадать туда, куда он хочет.

Санька и раньше «умственным глазом» мог видеть настоящую уязвимую тушу любого зверя, видеть его главные внутренние органы и намечать линии и направления, по которым пуля может проникнуть в эти органы. За сорок пять лет охоты научился, однако. Сейчас он попал в глаз почти не целясь, а просто соединив невидимую линию между дулом ствола и глазом тигра.

Осторожно подойдя к зверю, и поняв, что он точно мёртв, Санька одним движением перевернул тигрицу за лапу на спину, скатив её с жертвы, и осмотрел полуживого охотника, продолжавшего сучить руками и ногами по галечному берегу реки.

— Хорошо, что тигрица не притопила мужика, — подумал Санька.