Последний оргазм эльфийского короля - Контровский Владимир Ильич - Страница 29

– А зачем же тогда… ну, всё вот это? Бар этот, и вон тот как бы мангал?

– Любой маг может создать – структурировать – всё, что угодно. Или почти всё, есть кое-какие ограничения. Творительные возможности зависят от способностей – таланта – и от количества энергии – маны, – которая затрачивается на создание того или иного предмета.

«Тебе бы у нас в универе преподавать, – подумала я. – Хотя нет: посещаемость твоих лекций была бы бешеная, а вот успеваемость… Глядя на твою смазливую физиономию, студентки будут думать о чём угодно, только не о предмете лекции».

– Но у каждого эхха есть свой профиль магии – как у жителей вашего мира имеется склонность к определённой профессии. Например, мой профиль – боевая магия. Помните, я сразил убегавшего серого гоблина метательным ножом?

Да, я помнила взблеск стали в руке рыцаря и покатившегося под гору волосатика.

– Я сотворил клинок. Нож выполнил своё назначение и распался – это называется краткая материализация заданной мыслеформы.

«Так вот почему исчез кинжал, который мне подсунул глюк!» – догадалась я.

– Однако можно создавать и предметы длительного пользования – всё зависит от того, сколько маны затрачено на творение. Так что не торопитесь выпить своё вино, леди, – Хрум снова улыбнулся, – оно никуда не исчезнет и не превратится в воду.

– Сэр рыцарь, мне хотелось бы получить ответ на заданный мной вопрос: на кой хрен тогда нужны все эти забегаловки, если ты у нас сам себе универмаг? Ты ведь здесь не один такой супер-пупер-разносторонний, я правильно поняла?

– Да, маги-универсалы есть, но всё дело в том, что я затратил на наполнение вашего бокала куда больше сил, времени и маны, чем винодел-профессионал, каким является наш трактирщик, – он сделает это гораздо быстрее. И вы не совсем были правы, когда сказали, что я не платил за еду. Я платил, только не деньгами.

– А чем же?

– Своей маной. Я перекачивал её хозяину гостиницы – отдавал её чуть больше, чем потребовалось ему для творения для нас еды и питья, но куда меньше, чем затратил бы сам на создание всего этого. У нас цены не завышают – кто же будет платить, если может сам сделать для себя требуемое, затратив при этом меньшее количество маны?

Я начала кое-что понимать. Да, это круто…

– А эта, мана твоя… У тебя с собой что, типа аккумулятор, да?

– Я сам себе аккумулятор. Запас маны восстанавливается – это природное свойство наших организмов. Однако у всех эххов ёмкость разная: когда запас маны иссякает, мы уже не можем творить. Это называется усталость – нужно ждать, пока восстановятся силы. Так что все эххи-маги отличаются друг от друга не только талантами, но и энергоёмкостью. Наш трактирщик не сможет сотворить огненный смерч, а я – могу. Зато у него под стойкой стоит бочонок этого прекрасного вина, – маркиз пригубил бокал. – Он наколдовал его заранее, а сейчас продаёт и восстанавливает силы – видите, как он весел и жизнерадостен?

– Значит, вы всё делает с помощью магии?

– Нет, далеко не всё. То есть сделать-то можно всё – почти всё, но очень многое легче получить естественным путём или создать своими руками. Зачем наколдовывать зерно, когда оно само вырастет на полях? Разумные существа всегда выбирают простые пути – тащить легче, чем нести, а катить – легче, чем тащить. Кое-что делается комбинированным способом – лучшие мечи, например, куют мастера-кузнецы, использующие не только секреты плавки и ковки, но и магию. Одно дополняет другое.

Я сидела и тихо балдела – вот это да…

– А ману можно, того, украсть?

– Теоретически – да, а практически – нет.

– Почему? Маги запирают доступ у своей мане?

– Что-то в этом роде, – Хрум кивнул, – но главное – куда деть украденное? Вы ведь не сможете набрать в грудь больше воздуха, чем вмещают ваши лёгкие, или закачать себе в жилы больше крови. Поэтому, кстати, у нас нет богатых людей – в понятиях примитивных миров, – накопивших своё огромное состояние за счёт других. У нас всё зависит только от подлинного природного таланта – и от того, как его развить.

Я вспомнила рынок в Ликатесе – хорошо бы я выглядела, попросив у Верта денег, кранты всей моей легенде! Многое ещё оставалось мне непонятным, но уточнять я не стала – и так уже голова распухла.

– Значит, ничего такого, – я достала из кармана джинсов кошелёк и вытащила из него пятисотрублёвую бумажку, – у вас нет?

– Разрешите, леди?

Де Ликатес взял у меня купюру и повертел её в руках.

– В некоторых ситуациях, – сказал он, возвращая мне мою пятисотку, – деньги как условная единица обмена могут быть полезными – например, если из рук в руки переходит что-то крупное: такое, что нельзя сотворить одним махом и для творения которого требуется много маны, – но ни монеты, ни бумажные купюры, ни даже золото или серебро деньгами служить не могут.

– Это ещё почему?

Маркиз усмехнулся, снова взял у меня пятисотку, положил себе на ладонь и накрыл другой ладонью. Он долго – минут, наверно, десять – сидел неподвижно, а потом жестом фокусника раскрыл сжатые ладони, и на стол упали две пятисотрублёвые бумажки.

Я только рот открыла – вот это ксерокс! Да что там ксерокс – печатный станок, блин! Мне бы такой станочек да в мою комнатку на Земле…

– Поняли? Как может служить деньгами то, что любой мало-мальски опытный маг легко и просто может создавать в любых количествах?

«Понять-то я поняла, – подумала сообразительная я, – и вот уж этой вашей магией я овладею по-любому! Муж-король – это, конечно, круто, но уметь делать деньги из ничего – это куда круче! Вернусь к себе домой, и…».

– Послушай, Хрум, а где тут у вас получают магическое образование?

– В столице есть Академия Магии, и для супруги правителя Полуденной стороны двери её будут открыты. Я не могу оценить ваши магические способности – я ведь не маг-наставник, – но, – он посмотрел на меня как-то по-особому, – ману вы генерируете.

Ага! Неужели эта способность тоже входит в те самые первичные умения эххийки, которыми меня одарила Окостенелла? Если так, спасибо этой кошке бесхвостой. А может, у меня эта способность и так была, от рождения? Может, я дитё-индиго или там экстрасенка какая, только я об этом не знала – типа способности не проявлялись? Или… я всё-таки эта, избранная Великой Случайностью? А, неважно, упрёмся – разберёмся.

– А как… – начала было я, но тут меня неожиданно прервали.

Входные двери с треском распахнулись, и в ресторан влетел воин в мокром плаще. Глаза у него были бешеные, лицо в мелких красных точках, как будто его кололи иголками, на кольчуге у него я заметила следы то ли ржавчины, то ли плесени. Не обращая ни на кого внимания, он ринулся к стойке – трое тусовщиков мигом уступили ему место. Вероятно, эти ребята хорошо знали о неприятных свойствах Злого Дождя и не горели желанием подраться.

– Вина, – хрипло выдохнул воин, облокотившись о стойку.

– Это гонец, – проговорил Хрум, – везущий какое-то важное сообщение. Мчаться под Злым Дождём можно только в самом крайнем случае…

Трактирщик поспешно подал мокрому гонцу объёмистую кружку, и тот осушил её в три жадных глотка. Затем воин помотал головой и коротко бросил:

– Коня!

– Что случилось, почтенный? – осторожно осведомился подошедший к нему хозяин гостиницы.

– Я скачу второй день, меняя коней, – гонец смерил хозяина недобрым взглядом, – в столицу, к королю. Ликатес в опасности – на город надвигаются орды Дастар-хана! Коня, и немедленно, Тьма тебя побери!

Хозяин отеля мигом исчез, а я посмотрела на Хрума.

Боевой маг переменился в лице.

Мы неслись как сумасшедшие. Мне было уже не до разговоров и не до разглядывания пейзажей – де Ликатес скакал как заведённый, и я сосредоточилась на том, чтобы не упасть со спины мчащейся лошади. С непривычки дико болели ноги и спина, и вообще это ралли нравилось мне всё меньше и меньше. Никаких долгих привалов – короткая остановка, ням-ням – и снова вперёд. Когда мы к вечеру добирались до очередной ночлежки, я от усталости думала только лишь о том, как бы поскорее забраться в постель и уснуть – никакие мысли сексуального плана в мою голову даже не забредали.