Тверской баскак. Том Пятый (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 45

— Какое право⁈ — Обрывая меня на полуслове, тут же вскинулся со своего места Берке. — У тебя, урусс, нет прав в юрте монгольского нойона.

Такой разговор хорошим не закончится, а мне ссора сейчас совершенно ни к чему. Перед грядущими событиями мне крайне важно примириться с Абуканом и Берке. Поэтому я быстро сворачиваю с опасной тропы.

— Прошу прощения, о многомудрый Берке, если я чем-то по неразумию обидел вас. У меня и в мыслях не было такого, ведь я приехал не ссориться и выяснять права, а лишь для того, чтобы сообщить вам грозную новость. Прошу вас выслушать меня!

— Никто не бу… — В запале выкрикнул было Абукан, но более благоразумный Берке резко прервал его.

— Остынь! — Рявкнул он на племянника и резанул меня щелями своих узких глаз. — А ты, урусс, не думай, что ты ровня кровному монголу и можешь дерзить нойону. За проступки твои и неповиновение старшему тебя бы следовало забить ногами, как шелудивого пса, но Бурундай почему-то ценит тебя и ограждает своей защитой. Благодари безграничную милость великого полководца, урусс, но помни, Бурундай не вечен, а наше терпение не безгранично.

Прикладываю обе руки к сердцу в знак величайшей благодарности и покорности, а про себя еле сдерживаюсь, чтобы не скрипнуть зубами.

«Ладно, до сего дня терпел, потерплю и еще, лишь бы на пользу пошло!»

Удовлетворившись своей угрозой и моим проявлением покорности, Берке снисходительно кивнул.

— Говори, урусс, о чем ты хотел донести!

Беспредельное монгольское чванство бесит меня до безумия, но я не позволяю себе эмоций. Держа на лице почтительное выражение, я в двух словах обрисовываю им обстановку.

— Огромное войско двигается на нас с запада, и нам лучше бы не дожидаться его здесь, а выступить навстречу.

Абукан сразу же недоверчиво вспылил.

— Что за войско⁈ Откуда знаешь⁈

Не отвечая ему, я по-прежнему держу тяжелый взгляд Берке.

— Папа Римский, главный священник всех западных христиан, объявил против нас крестовый поход. Король Франции, той страны, что к западу от реки Рейн, уже собрал против нас огромное войско, и оно может стать еще больше, если мы промедлим. Сейчас многие владетельные князья пограничных германских земель еще не присоединились к нему, но обязательно сделают это, увидев его армию под стенами своих замков. И чтобы этого не случилось, нам следует поторопиться, ведь уже сейчас армия короля превосходит наши силы вдвое.

Я в такую численность врага не верю, но слегка припугнуть этих двоих сам бог велел.

— Кто принес тебе эту весть? — Жестко проскрипел Берке. — Я хочу видеть этого человека и сам спросить с него.

Вновь прикладываю обе ладони к груди.

— Прости, многомудрый Берке, но это невозможно. Новость рассказал мне архиепископ Лаурелий, но он уже отъехал в свои владения и вернуть его невозможно.

Абукан тут же зло скривился.

— Не верь ему, дядя! Урусс лжет! Мои лазутчики ничего такого не доносили!

— Ты посылаешь дозоры за Рейн⁈ — Спрашиваю с демонстративным недоумением и, не дожидаясь ответа, задаю еще один вопрос. — Может твои лазутчики понимают местную речь?

— Господину не нужно знать язык раба, ему достаточно палки! — Спесиво вскинул подбородок Абукан, но смысл своих вопросов я адресую не ему, а Берке.

Тот молчит, и, глядя ему в глаза, я продолжаю.

— Как я и сказал, войско французского короля еще далеко, чтобы ваши конные дозоры его засекли, но уже сейчас улицы германских городов и деревень полны слухов. Если бы ваши лазутчики понимали местных, то они бы это услышали.

Узкие щели восточных глаз стараются прожечь меня до нутра, но я продолжаю, не отводя глаз.

— Я послал дозоры за Рейн, и скоро мы будем знать обстановку точнее, но уже сейчас нельзя просто ждать. Надо начать движение и не дать архиепископам Кельна и Трира объединиться с французской армией.

Вижу, что в названиях и именах Берке не силен, но для него это и не главное. Сейчас он решает другой вопрос — верить мне или нет. Я держусь абсолютно уверенно, и это играет в мою пользу.

Наклонившись к племяннику, Берке произносит еле слышно.

— Пошли несколько сотен за эту реку, что назвал урусс. Пусть проверят!

Абукан недовольно скривился, но возразить не посмел и уважительно склонил голову, мол непременно сделаю, дядя. Взгляд Берке после это вновь вернулся ко мне.

— Мы примем решение после того, как дозорные подтвердят твои слова, а сейчас я хочу, чтобы ты направил свои огненные трубы на этот чертов город. — Он мотнул головой в сторону невидимых за стенами шатра стен Ганновера. — Его надо спалить до тла, а жителей, решившихся на сопротивление, перебить всех до единого.

В этот момент в чертах Берке проявилась такая звериная злоба, что его и без того малосимпатичное лицо стало просто зловещим. Меня такими метаморфозами не впечатлишь. Скорее, этот момент показал мне — Берке до сих пор находится в неведении о событиях в Орде. Ему все-еще не известно о скорой смерти Улагчи, иначе бы он не был так зациклен на взятии какого-то немецкого города.

Это меня радует, а вот его неразумное желание штурмовать хорошо укрепленный город совсем нет. В преддверии грядущего сражения с численно превосходящим соперником терять бойцов и заряды под стенами в общем-то ненужного города — это большая ошибка. Я это понимаю, но вот как сказать об этом Берке, чтобы он не взбрыкнул⁈ Задача!

В голову пока ничего не приходит, и тут вновь недовольно встревает Абукан.

— А почему ты пришёл один, урусс⁈ Где побежденные тобой германские князья, почему они не ползают тут перед нами на брюхе.

«Так, — тяжело вздыхаю про себя, — неразрешимые задачи растут, как грибы!»

Это действительно проблема, решения которой у меня нет. Со времен Чингисхана в понимании монгол у них нет и быть не может полноправных союзников, а есть лишь покоренные или добровольно подчинившиеся народы. Отношение и к тем, и другим одинаково брезгливо-барское и выражается, примерно, в следующем. Вы должны каждый день благодарить нас за то, что еще живы и мы позволяем вам служить Великому хану! То бишь, князь ты там у себя или царь, это неважно! В юрте монгольского повелителя ты должен пасть на колени и ползти к ногам господина, как червь. Следят за исполнением этой процедуры строго и поблажек не делают никому, какими бы последствиями это не грозило.

Зная такое, я голову сломал над тем, как в одном войске связать Абукана и Берке с германскими герцогами. Людвиг Баварский стоял на коленях перед Бурундаем, но ситуация там была несколько иная. Он был один и переживал это унижение без свидетелей. К чести Бурундая, надо сказать, у него хватило на это ума. К тому же у Людвига не было иного выхода, и все же вспоминать при нем этот момент я не советую никому. Сейчас же обстановка кардинально противоположная! Немцев уже трое, и у них появился выбор. Мне хоть и удалось уговорить герцогов остаться на нашей стороне, но я не сомневаюсь ни на секунду, заставь их ползать перед дикарями на коленях, и они тут же, все до единого, переметнутся в стан врага.

Подняв взгляд навстречу узким азиатским глазам, отвечаю на вопрос.

— Германские герцоги со своими дружинами сейчас в одном дне пути отсюда. Стоят лагерем вместе с моей армией и ждут моего возвращения.

— Именно об этом я и спрашиваю! — Грозно повысил голос Абукан. — Почему они там, а не здесь⁈ Почему не вымаливают прощения за то, что посмели оказать сопротивление воинам Великого хана.

Вижу, что говорить с этим молодым, чванливым монголом бесполезно, и вновь обращаюсь к Берке.

— Я мог бы их привести и поставить перед вами на колени, но только ответь мне, о многомудрый Берке, что для тебя на сегодня важнее⁈ Разгромить французского короля или увидеть унижение германских князей⁈

Вместо Берке вновь взвился Абукан.

— Ты что?!. Хочешь сказать, что подвластные местные князья отказываются преклонить колени перед нами⁈

— Нет! — Отрицательно мотаю головой. — Они падут ниц и выполнят все, что от них потребуется, но… — Тут я делаю глубокомысленную паузу. — Спросите меня, смогу ли я им после этого доверять, и я отвечу. Нет!