Колдовская музыка - Кобербёль Лине - Страница 9

Я слишком долго мешкала, любуясь этой картиной. Чьи-то влажные руки схватили меня сзади за плечи и попытались опрокинуть на спину.

– Пусти, – завопила я. – Пусти, мерзкая жаба!

И внезапно меня действительно отпустили.

– Ох, Ирма! – в сердцах воскликнула Вилл. – Ты же обещала больше так не делать!

Я обернулась. На полу, удивленно разевая рот, сидела большая жаба. В миниатюрных темных очках.

– Если хочешь вернуть ему прежнее гнусное обличье, можешь сама поцеловать его, – прошипела я. – Ты же слышала, что он собирался сделать с Кидом!

– Возьми его, и пошли отсюда, – предложила Корнелия. – Только, ради бога, не выпускай. Помнишь, сколько хлопот у нас было в прошлый раз?

– Это вышло случайно, – ответила я, заливаясь краской. Если парень хочет насильно поцеловать тебя, когда ты этого не желаешь… к тому же мы все-таки превратили его обратно. Когда нашли. Но я хорошо помню, сколько времени мы бродили по болотам, выискивая среди сотен квакушек одну, особенную. Я схватила жабу, пока она не ускакала, сунула в пустое ведро и завязала сверху свитером. – Теперь не убежит.

Окрашенный громила снова поднялся на ноги и, шатаясь, неуверенно побрел в нашу сторону. Наверно, он почти ничего не видел, но мне не хотелось оказаться в зоне досягаемости его огромных ручищ – они походили на ковши экскаватора, только больше. Один из его приятелей сумел стряхнуть с себя обрушенные леса и почти выбрался из-под пластика. Пора уносить ноги. Мы все, и в том числе Кид, во весь дух помчались к двери и захлопнули ее за собой.

– Запри покрепче, – сказала Корнели Вилл. – И сделай так, чтобы они ее не открыли.

Корнелия положила ладонь на замок и сосредоточенно сдвинула брови. Из механизма послышались отчетливые громкие щелчки.

– Второпях они ни за что не найдут ключ, – удовлетворенно сказала она. И мы побежали к воротам.

Там тоже оказался замок (детская игрушка для Корнелии), но охраны не было, только переговорное устройство, через которое общался шофер, доставивший продукты и нас. Мы вышли за ворота и направились вверх но склону холма, к загону для овец, в котором оставили велосипеды. – Как вы думаете, они за нами погонятся? – с тревогой спросила Тарани. – Вряд ли, – пропыхтела я, карабкаясь на холм. – Без Гатора, который ими командует, они шагу не ступят.

– Может быть. – Вилл откинула волосы со лба хорошо знакомым мне решительным жестом. – Но все равно лучше не медлить. – Она посмотрела на Кида, который стоял, дрожа на зимнем ветру. В сарае было тепло, и на парне была лишь тонкая белая рубашка. – Хочешь домой?

– Я же сказал, не могу.

– Но если бы смог… если мы тебе поможем… хочешь?

Он ответил не сразу, но когда заговорил, его голос дрожал от сдерживаемого пыла.

– О, да, – прошептал он. – Больше всего на свете. Больше всего во всех мирах!

– Тогда, – сказала Вилл, – думаю, нам нужно поговорить с Оракулом.

Посреди Великого Небытия стоит неприступный Храм Братства – Кондракар. Очень, очень далеко от старого овечьего загона, приткнувшегося на заснеженном склоне холма. И все-таки… Если Вилл достает Сердце Кондракара, мы попадаем туда за одно мгновение. Иногда мы оказываемся там полностью – и душой, и телом. Иногда туда переносится только наш разум. Но в любом случае Кондракар совершенно реален.

Зал с множеством высоких колонн. Тихое присутствие Оракула…

«Вы привели ко мне Изгнанника».

– Да, – сказала я. – Мы надеялись… мы хотим отвести его домой.

«Он нарушил законы своего народа. Нарушил сознательно».

– Но он раскаивается! И очень хочет домой. И… и ему нельзя оставаться в Хитерфилде. Хоть он этого и не хочет, его музыка причиняет людям боль.

«Значит, Стражницы Кондракара, вы хотите ему помочь?»

– Очень хотим! Но не знаем, что можно сделать.

«Милосердное побуждение. Нельзя отвергать поступки, продиктованные милосердием. Только знайте: вы можете отправиться на Бард. Но Страж-зверь, поставленный Старейшинами, действует по закону, и, чтобы пройти мимо него, вы не сможете воспользоваться Сердцем».

– Но… но как же мы справимся с ним? – я хорошо знала: без Сердца наши силы очень малы и часто непредсказуемы.

«Вот это вам и предстоит выяснить. Вы все еще хотите попытаться?»

Я плохо видела остальных, но чувствовала их рядом с собой – мы все соприкасались с Сердцем. И я ощутила их согласие.

– Да, – ответила я.

И миры сместились.

В ушах стоял непрестанный свист ветра. Серый песок у нас под ногами издавал запах пепла. А над головой нависало тусклое серое небо, не озаренное ни луной, ни солнцем.

– И это – Бард? – с недоверием спросила я. Слушая музыку Кида, я представляла себе мир полей и рощ, ручьев и быстрых рек, наполненный звуками пастушьей флейты, льющимися издалека. Но этот мир не оправдал моих ожиданий! Кид покачал головой.

– Нет, – ответил он, повысив голос, чтобы перекричать ветер. – Это… место, где сидит Страж-зверь. Это даже не мир, а так… нечто промежуточное.

Я обрадовалась. Невесело было бы жить здесь!

Пески зашевелились. Если стоишь на месте, то начинаешь медленно тонуть в них, поняла я. Мои ноги уже погрузились в песок по щиколотку. Неужели, если постоять подольше, можно просто… исчезнуть? У меня зародилось страшное подозрение, что дело обстоит именно так.

– Надо идти без остановок, – сказала Вилл.

– Я утопаю! – воскликнула Тарани.

– Мы все утопаем, – ответила я. – Тут нельзя долго стоять на одном месте.

– Здесь нет ничего прочного, – подтвердил Кид. – Ничего, кроме Страж-зверя.

Мы с трудом побрели вперед; ветер свистел вокруг нас, швырял в лицо песок, острый и колючий.

– Где этот зверь? – спросила Тарани, оглядываясь в тревоге. – Далеко до него?

– Не знаю, – ответил Кид. – Я был здесь дважды, пытался пройти… – Он запнулся, будто стыдился своих попыток обойти решение Старейшин. – Оба раза он внезапно появлялся неведомо откуда.

Мы шли не ради того, чтобы куда-то прийти, а просто потому, что надо было двигаться. Песок и небо перед нами были одного цвета, и горизонт был почти неразличим. Я не могла определить, приближаемся ли мы к нему. Небо оставалось все таким же – не темнело и не светлело.

После долгого пути по зыбучим пескам Вилл остановилась перевести дыхание.

– Сколько можно брести неведомо куда? – проворчала она. – Кид, нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы зверь появился?

– Как только я хотел вернуться домой, он появлялся сам, – устало ответил юноша.

– Да, но… как?

– Когда Старейшины изгнали меня, они открыли просвет между Струнами Бытия. Что-то вроде паузы в музыке. Наверно, если бы я смог сделать что-то подобное, я бы вернулся домой.

– Поэтому ты играл на своей гитаре?

– Да. Другого инструмента у меня нет.

– Гм. Может быть, ты поиграешь, пока мы идем? Увидим, произойдет ли что-нибудь.

Кид кивнул и снял с плеча гитару. Пару раз согнул и разогнул пальцы, разминая их, и начал играть.

Почему-то гитара звучала не так чарующе, как в Хитерфилде. Ноты казались до странности тусклыми и безликими. Кид заколебался и умолк.

– Простите, – сказал он. – Это неправильно.

– Продолжай играть, – подбодрила его Вилл. – Пусть будет некрасиво, все равно продолжай.

Он, казалось, готов был обидеться. Попросить музыканта играть ниже своих возможностей – на Барде это, должно быть, неслыханное оскорбление. Но сейчас мы были не на Барде – и, если дела пойдут так и дальше, никогда не попадем туда.

– Сыграй «Возвращение домой», – предложила я. – И играй так, будто ты хочешь этого всей душой, а не просто мечтаешь о несбыточном.

Он бросил на меня странный взгляд. Но все-таки начал извлекать из струн те же завораживающие аккорды, которые мы слышали в сенном сарае.