Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна - Страница 52

Она попыталась высвободиться, но он на секунду оторвался от нее и прошептал:

— Не надо больше ничего скрывать, Макушка. Ни тебе, ни мне.

Она замерла на секунду, потом крепко обняла его за шею и сама прижалась к нему губами. Они стояли не двигаясь, а дождь лил и лил, упорно, не собираясь останавливаться, словно проверял их на промокаемость.

Наконец Саша позволил Рите отстраниться, она подняла на него серые глаза, они светились.

— Слушай, Макушка, а у тебя глаза намокли.

— Это от дождя… — Она слабо улыбнулась.

— Не-ет, Макушка, ты плачешь. — Он провел указательным пальцем по ее щеке. — Не надо. Все хорошо. — Потом подставил палец под слезинку, готовую сорваться с ресницы. — Все складывается лучше некуда. — У тебя мой сын. Он считает тебя своей мамой. Я был твоим первым мужчиной… — Он улыбнулся и подмигнул ей. — И я хочу быть твоим последним мужчиной.

Рита не мигая смотрела на Сашу.

— Т-так долго… ждать? — спросила она.

— Долго? — Он сначала не понял, о чем она, и ошарашенно смотрел на Риту. Но когда ее расслабленные губы задрожали в улыбке, до него дошло. — Не-ет, совсем не долго. — Саша громко захохотал, схватил ее на руки и внес в дом.

Решетников не знал, где у нее в доме спальня, но ему было все равно. Он увидел диван, положил Риту на него, стащил с нее мокрую синюю блузку и швырнул на пол.

Под блузкой он увидел то, что ему понравилось настолько, что он быстро стащил с себя рубашку и опустился сверху… Ну конечно, она хотела его… Совершенно ясно.

Они лежали не двигаясь несколько минут, словно ждали момента начать то, что должно было случиться между ними…

— Ох, Макушка, Макушечка, — он оторвался от ее губ, — я просто обалдуй.

Она тихо засмеялась.

— Не-ет, у тебя другая кличка.

— Какая? — шепотом спросил он, а язык уже действовал без лишних подсказок, он совершенно вышел из-под контроля, увлеченный собственной игрой. Но помешал ему сам же Решетников. Он опять оторвался от Риты и спросил: — Какая у меня кличка?

— ОВ. Овцебык, — хрипло прозвучал ее голос.

— Слушай, — насторожился он, внезапно этот голос показался ему похожим на… Да конечно, он слышал такой голос. — Не ты ли мне задавала вопрос, что такое ОВ? Не ты ли мне звонила в Нижний?

— А не ты ли послал подальше надоедливого социолога? — Она захихикала.

— Значит, уже тогда ты знала, кто я? То есть… кем я прихожусь Ванечке?

— Нет, тогда еще нет. Не знала, — сказала Рита, распутывая у него на груди густые рыжеватые волосы. — Я просто брала… след.

— Нет, ты не брала след, ты уже взяла его и пасла овцебыка, сама того не зная…

Рита усмехнулась, потому что похожая мысль приходила ей в голову.

Она пасла Сашу Решетникова всю жизнь, не отдавая себе в том отчета.

Они лежали молча, а дождь гулко стучал по металлической крыше. Потом в шум дождя вторгся рокот автомобиля — наверное, парни-строители наконец отогнали свою машину. Рита подумала, что, может, стоило бы выглянуть, но быстро отбросила эту мысль.

— Слушай, ты, садовод, а ты хоть знаешь, что после дождя семя всходит оч-чень дружно? Причем любое…

Рита засмеялась, слегка порозовев, повернулась к нему, погладила отрастающую рыжую бороду.

Слышала, конечно… Но только в том случае, если год выдастся урожайный. И еще это зависит от настроения… сеятеля.

— Настроение у него отличное. — Саша многозначительно хмыкнул. — Овцебыки, чтоб ты знала, очень плодовиты даже не в самый урожайный год… Впрочем, настоящие пастушки об этом хорошо знают, правда?

— Ты прав, овцебык.

— Я рад, моя пастушка. Моя красивая пастушка.

Рита покачала головой.

— Разве ты не знаешь, какая ты красивая?

— Да, сейчас, кажется, уже знаю, — улыбнулась она. — Сейчас мое время, я попала в стиль. Сейчас в моде такие, как я. Но раньше… Мать постоянно твердила: ты некрасивая, ты никому не нужна. Никто никогда не полюбит тебя. У тебя не будет никакой семьи никогда. Никаких детей. — Она печально засмеялась. — Я давно не обижаюсь на нее, она уже ушла с этой земли. Но видишь, она не угадала. Ребенок, к примеру, у меня уже есть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— У тебя есть и семья.

— Ну, я пока не знаю об этом.

— Но ты не отрицаешь, что я сделал тебе предложение? И, судя по всему, ты его приняла…

— Разве? А по-моему, ты пригласил меня прокатиться в загс.

— Ты так считаешь?

Саша отстранился от Риты, соскочил с дивана и, вытянувшись во весь рост, совершенно обнаженный, повернулся к Рите. Потом, словно догадавшись о своей абсолютной наготе, опустился на одно колено перед диваном и сказал:

— Дорогая Маргарита Макеева, я предлагаю тебе руку и сердце…

Она молча смотрела на мужчину, о котором — что теперь таиться перед собой — не забывала ни на день все эти годы, и медленно кивнула:

— Я принимаю твое предложение, Александр Решетников. — И раскинула руки ему навстречу.

…Когда они проснулись, за окном сияло такое яркое солнце, что Рита даже вздрогнула. Она очень любила солнечные дни, а этот день ей нравился невероятно. Ей хотелось бесконечно смотреть на Сашу Решетникова.

Она засмеялась и почесала ему за ухом.

— Вставай.

— Отстань, не мучай меня, — простонал он. — Дай отдохнуть. Ты меня всю ночь мучила.

— Я его мучила! — с наигранным возмущением воскликнула она. — Тебе не понравилась… эта ночь? — В ее голосе послышалось сожаление.

— Но ведь даже торта тоже можно переесть, — проворчал он.

— Ах, ты еще и переел? — Она сдернула с него одеяло. Потом снова задернула и засмеялась. — Ну ты и обманщик…

Эпилог

Урожайной оказалась, как и следовало ожидать, эта осень. Когда Рита отправилась к врачу, то узнала потрясающую новость: у них с ОВ будет двойня.

Ванечка, которому представили вожделенного папу, посмотрел на него, потом на Риту и сказал:

— Мама, я правильно говорил, что утки ныряют на глубину двух пап. А ты спорила, говорила, что это два с половиной папы.

Саша долго хохотал, когда узнал о сути спора, но судя по всему, ему понравилось быть гигантом в глазах собственного сына.

Из-за своего замужества Рита не устранилась от работы над утиным заказом, а из Бюро патентной экспертизы пришел тот ответ, которого они с Захаром Петровичем ждали.

И еще Рита Макеева сделала для себя одно открытие. Дело в том, что она всегда считала себя… фригидной женщиной, поскольку почти никогда не испытывала такого наслаждения от близости с мужчинами, о котором читала в романах.

Но с тех пор, как они соединились с Сашей Решетниковым, она могла подтвердить: в романах пишут правду.

Она не узнавала себя, она испытывала такую радость, что иногда ей приходило в голову другое — да все ли с ней в порядке?

Куда девалась та сдержанная прежняя женщина? Да и она ли когда-то хотела быть мальчиком и завидовала им? Она ли сторонилась мужчин, ожидая от них подвоха? Она забыла, что такое раздражительность или слабость…

Если раньше беременные женщины вызывали у Риты стойкое отвращение и страх, то сейчас она готова улыбаться каждой, правда, они попадались ей нечасто.

Она с удовольствием думала о том, что вот и в ней тоже кто-то растет, да не просто кто-то, а сразу двое… Пока еще было рано определить, кем пополнится их семейство — мальчиками или девочками… Не важно. Она родит их сама! От того, от кого всегда мечтала, хотя и не надеялась. Рита чувствовала себя прекрасно и сама собиралась кормить их грудью.

Серафима Андреевна летала как на крыльях. Подумать только, у нее будет три внука!

Решетниковы пока жили на два дома, Саша работал в Нижнем, они еще не решили, как лучше поступить. Но не сомневались, что найдут самое лучшее решение.

Рита, кажется, внешне ничуть не изменилась, но на нее стали оглядываться мужчины. Надо сказать, ей это нравилось. Она больше не сомневалась в собственной привлекательности, а в этих взглядах не видела ничего дурного. Мужчины всегда смотрят на женщин, потому что у каждого своя роль. Так устроен мир.