Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна - Страница 12

— Когда хотят науськать на кого-то.

— Молодец, соображаешь, — похвалил он Риту.

Рита улыбнулась и сказала:

— А некоторые еще сомневаются, что можно научиться читать язык тела.

— Ты у нас язык звериного тела особенно хорошо читаешь. А вот мужского… не так хорошо.

— Это вы о чем?

— Да все о том же.

— Вы давно записались в адвокаты?

— Нет, недавно. — Старцев вздохнул. — Алик спросил меня, на чем к тебе подъехать, чтобы пригласить в ресторан.

— В рестора-ан? — Рита вытаращила глаза. — Так почему бы ему самому не задать мне такой вопрос?

— Он, говорит, уже намекал, но ты не поняла.

— На что он намекал? — Рита наморщила лоб. — Что-то не помню…

— Вот и он говорит — она или делает вид, или правда не понимает.

— Да ну вас.

— A eгo?

— И его тоже. — Рита махнула рукой. — Сейчас не до него… Сейчас главное, чтобы Даниэла оценила мою выходку.

Рита еще раз окинула взглядом рысь и подумала, что, не будь она человеком, хотела бы быть только рысью. Она находила в себе сходство с этим зверем. Это могло бы показаться смешным. Где же плавные движения? Где же грация, где же пушистость, наконец? Ничего похожего и в помине нет. Если бы ее с кем-то и захотели сравнить, то наверняка селедкой.

Но на самом деле рысь только кажется здоровячкой, это оптический обман. У нее шкурка пушистая, а под ней худенький скелет. Разве рысь может быть упитанной при ее подвижном образе жизни? Как и Рита, она тоже не может.

Рита, кажется, совершенно отошла от потрясения. Главное, ее рысь цела. В конце концов, если Даниэле не понравится вариант с монетами, то потом легко вставить другие глаза, точно такие, как украли. Тем более что Даниэла их привезла. Но в этом случае придется сбросить цену, но не много, пообещала себе Рита.

Потом она обвела взглядом весь зал, поделенный на отсеки, в каждом выставлены вещи определенного мастера. Вон там лежат волки Петровича, один из них белыми зубами вгрызается в ногу косули. А дальше — могучие рога овцебыка, кто-то привез их из экспедиции на Таймыр. Чуть дальше на медальонах трофейные кабаньи клыки. Ох и помучилась она однажды с такими. Самые первые вообще испортила, они рассыпались, потому что Рита не знала толком, как законсервировать их парафином или воском.

На подиуме в центре зала выставлен роскошный диван, основные детали которого — рога благородных европейских оленей. Что ж, дорогущий диван непременно купят. Она почти уверена, кто это сделает. Рита внезапно почувствовала легкую тоску. Досаду. Почему нельзя с мужчиной оставаться просто в дружеских отношениях?

— Вот перевезу диван из салона домой и приглашу тебя в гости, — говорил ей Алик в прошлую пятницу, когда ее снимали для сюжета в программе «Деловые люди». Она снова увидела сальные светящиеся глаза немолодого мужчины. Он приехал вместе со съемочной группой. — Говорят, в окружении животных люди становятся мягче и коммуникабельней. И еще говорят, что в охотничьих залах ресторанов хорошо пьется и закусывается. — Он сощурился и посмотрел ей на грудь. — Проверим на себе?

— Спасибо, — сказала тогда Рита и почувствовала внутренний холодок.

— А ты можешь… доставить мне эстетическое удовольствие? — спросил он, потянувшись к ней и снимая с плеча волосок. Рита отстранилась, но он решил не заметить. Он наблюдал, как волосок медленно опускается на пол,

— То есть? — спросила она, все еще щурясь от света юпитеров, которые были только что направлены на нее.

— Тебе потрясающе идет длинноворсовый мех. — Он не мог отвести глаз от шубки из рыси, в которой она только что снималась. Она объясняла зрителям разницу между тем, как мех должен лежать в изделии для носки и как — в изделии для украшения интерьера. — Ты придешь в этой шубке ко мне?

— Среди лета? Это как — нормально? — Рита почувствовала, что в ее голосе слышно раздражение, даже досада.

— Но наше лето — как зима в Италии.

— А мы разве в Италии? — сказала Рита, чтобы прервать его, потому что заметила блеск в глазах Алика, который ей не понравился.

— Между прочим, я прекрасный фотограф. Я сделаю такой кадр… Ты на диване, на тебе шубка…

— А под ней ничего, да? — Глаза ее зло блеснули.

— А ты жестокая, Макеева.

— Я жесткая. Потому что костистая, — попыталась она отшутиться, вспомнив просьбу Захара Петровича не бить его ниже талии.

— Ты не костистая, а когтистая, — поправил он все еще игривым тоном. Потом, уже нормальным голосом, сказал: — Слушай, я могу тебя сейчас заснять. — Он приподнял «Никон», который болтался у него на шее.

— Нет, нет, нет. Не надо. Ни в коем случае. — Ритина рука взметнулась вверх — раскрытой ладонью она словно отстраняла его от себя.

— Но почему ты боишься? Мы с тобой старые знакомые.

— Дело не в этом. Я просто не люблю фотографироваться.

— Правда? Ты не любишь разглядывать свои старые фотографии? Смотреть, какая ты была ребенком, школьницей, девушкой, совсем молодой женщиной…

Вот как! Молодой женщиной! А сейчас она уже не молодая, вроде него, да?

Рита поняла намек, но решила не заметить его. Нс доставлять такого удовольствия.

— Я их рву…

— О, а вот это уже интересно. Помощь психиатра не нужна?

— Ты хотел сказать, психотерапевта, да?

— Какая разница! В общем, того, кто постигает наши души и их врачует.

— А что, он тебе здорово помог? — Рита почувствовала, как все в ней ощетинилось.

— Ну, ты и язва, — хмыкнул Алик, но не отступал. — Неужели ты и сына не снимаешь? Нс отчитываешься перед его отцом о том, как растет сынишка?

Рита шумно вздохнула и не нашла ничего лучшего, чем сказать простую фразу:

— Не твое дело.

Она отвернулась от дивана на гнутых ножках из рога и поймала себя на странном чувстве.

Что это за чувство? Зависть? К кому? К Алику? Или к мужчинам вообще, которые могут вот так, как он, смотреть на нее, как будто все женщины — это пока еще не купленные рабыни. Словно кто-то свыше им позволил испытывать такое чувство. А она, женщина, вынуждена сопротивляться, перечить, изводить словами, насмешками, пытаясь встать на одну доску с ними. На их доску. А они и не думают становиться на одну доску с женщиной.

Внезапно двери зала широко раскрылись, и на пороге, появилась Даниэла Ранцой собственной персоной.

Она, как всегда, выглядела необыкновенно стильно: на сей раз на ней были бежевые брюки из тонкой шерсти, слегка расклешенные и с манжетами, бледно-зеленый приталенный пиджак из прекрасно выделанной замши, черные ботинки на шнурках, а на плечи наброшен большой шарф в тон брюк. На голове неизвестно как держалась кепка-таблетка, по цвету и фактуре совпадающая с шарфом. С плеча свисала черная плоская кожаная сумка. Даниэла всегда напоминала Рите подвижную юркую соболюшку.

— Ого! Кого мы ви-идим! — пропел Захар Петрович и медведем двинулся на гостью. Облапил ее так, что девушку уже не разглядеть.

— Вы ее прямо как рябинку, хотите заломать, да? Вы же самый настоящий Потапыч, а не Петрович, ворчала Рита, подходя к «скульптурной группе».

— Но это ведь моя любовь, — расплылся в улыбке Захар Петрович.

Он выпустил наконец гостью из лап, и Рита с Даниэлой поцеловались. От гостьи пахло любимой Ритиной туалетной водой.

— Ты снова вся в «Зеленом чае», — втянула носом воздух Рита, отводя за ухо прядку волос.

— Да. На сей раз я тебя зову на чай, — быстро пролепетала по-немецки Даниэла.

Рита поморщилась:

— Не так быстро, пожалуйста. У меня давно не было практики.

— Сейчас попрактикуешься, — ухмыльнулся Захар Петрович. — Попробуй-ка вкрути ей насчет рысьих денежных глаз.

Рита не обратила внимания на его бурчание, она хотела понять, на какой чай ее приглашает гостья.

— Так ты… говоришь о духах «Зеленый чай» от Элизабет Арден?

— Да, да. Я тебе привезла их в подарок. Понимаешь?

Рита порозовела:

— Спасибо, дорогая. — Потом хитро посмотрела на гостью и проговорила: — А какой я тебе приготовила подарочек. Творческий выверт! Точнее, творческо-коммерческий.