Нечистая сила и народные праздники - Афанасьев Александр Николаевич - Страница 54

В одном из многих вариантов сказки о двух братьях, счастливом и бессчастном, Доля является в образе мыши, что стоит в несомненной связи с представлением души-эльфа (= пената, оберегающего семейное счастие и богатство) этим шаловливым зверьком. Почти у всех индоевропейских народов сохраняется предание о Ветре, который за развеянную им у бедного крестьянина муку дарит ему желанные (= счастливые) вещи, wunschdingen; те же самые диковинки получает сказочный герой и от своей Доли. Жило-было два брата: старший – богатый да злой, меньшой – работящий, добрый да бедный. Что ни делал бедняк, все ему не удавалось. Вот он вздумал и пошел искать свою Долю; долго ли, коротко ли – нашел ее в поле: лежит себе Доля, прохлаждается! Стал ее бить плетью, а сам приговаривает: «Ах ты, Доля ленивая! У других людей Доли ночь не спят, все для своих хозяев труждаются; а ты и днем ничего не делаешь. По твоей милости мне скоро и с женой и с детками с голоду умирать придется!» – «Полно, перестань драться! – отвечает ему Доля. – Вот тебе лубочный кузовок – только раскрой, будет что и попить, и поесть тебе». Мужик пришел домой, раскрыл кузовок, а там – чего только душа желает! Старший брат прослышал про то, пришел и отнял у него диковинку силою. Отправился бедняк опять к Доле; она ему дала золотой кузовок. Вышел он на дорогу, не стал долго раздумывать – тотчас же открыл золотой кузовок: как выскочат оттуда молодцы с дубинками и давай его бить! Больно прибили и спрятались в кузов. «Ну, – думает мужик, – этот кузовок не накормит, не напоит, а больше здоровья отымет! Не хочу его и брать-то с собою!» Бросил золотой кузов на землю и пустился в путь; прошел с версту, оглянулся назад, а кузов у него за плечами висит. Испугался мужик, сбросил его долой и побежал во всю прыть; бежит, ажио задыхается! Оглянулся назад – а кузов опять за плечами… Нечего делать, принес его домой. Старший брат польстился на золотой кузовок, пришел меняться. «Я тебе, – говорит, – дам лубочный кузовок, а ты подавай сюда золотой». Поменялся, да потом долго-долго помнил эту неудачную мену. Первый кузовок соответствует скатерти-самобранке, а второй – кнуту-самобою (метафоры дождевой тучи, поящей и насыщающей мать сыру землю, и Перуновой плети = молнии). Эти диковинки, принадлежащие богу ветров и бурных гроз, в настоящем рассказе принимаются в значении тех даров счастия, какими наделяют смертных вещие девы судьбы. В одной из лубочных сказок невидимка-Кручина (= Горе), выскочив из-за печки, отымает у бедного старика последнюю краюху хлеба, а потом дарит ему утку, несущую золотые яйца; в новогреческой же редакции этого сказочного предания несущую золото птицу дает Счастие (= Доля), которому бедняк, ожесточенный жизненными неудачами, вцепился в волоса. Возвращаемся к злыдням; в народной сказке, записанной г. Максимовичем, они играют ту же роль, что и Горе. Было два брата: убогий и богатый. Убогий наловил рыбы и понес на поклон богатому в день его имянин. «Славная рыба! – сказал тот, – спасибо, брат, спасибо!» – и только; не дал ничего ему на бедность и даже к себе не позвал. Сгрустнулось убогому, повесил он голову и пошел со двора. На дороге повстречался ему старичок: «Что ты, детинушка, такой невеселый?» Бедняк рассказал свое горе. «Что ж, – сказал старик, – спасибо – дело великое! Продай мне его». – «Как же продать-то его? Бери, пожалуй, даром!» – «Так спасибо мое!» – молвил старик, сунул ему мошну в руки – и с глаз пропал. Мужик посмотрел – полна мошна золота, радехонек воротился к жене, купил себе новый дом и живо перебрался на новоселье, а старую избушку запер, заколотил наглухо. Как-то разговорился он с женою про свое прежнее убожество. «Неладно, Иван, – говорит баба, – что мы покинули в старой избушке свои жернова; ведь они нас кормили при бедности, а теперь как ненадобны стали – мы и забыли про них!» – «Правда твоя!» – отвечал Иван и поехал за жерновами. Приехал – покинутое жилье полынью поросло, и слышатся ему голоса из ветхой избушки: «Злодей Иван! Стал богат – нас покинул, запер тут на долгую муку». – «Да вы кто такие? – спрашивает Иван. – Я вас совсем не знаю». – «Не знаешь! Видно, забыл нашу верную службу: мы твои злыдни!» – «Бог с вами! Мне вас не надо!» – «Нет, уж мы от тебя не отстанем!» – «Постойте же» – думает Иван и говорит вслух: «Хорошо, я возьму вас, только с тем уговором, чтобы вы донесли жернова на своих плечах». Припутал к ним тяжелые жернова и заставил идти впереди себя. Надо было переходить через глубокую реку по мосту; мужик собрался с силою, да как толкнет – и пошли злыдни как ключ ко дну. Окончание этой сказки – то же самое, что и вышеприведенной про Горе горемычное. Подобное же предание рассказывается в Германии о кобольдах: жили по соседству два хозяина, и так как домовые карлики не давали им покоя, то решились наконец покинуть свои избы и перебраться на новоселье. Когда вся утварь была вынесена, вышли из ворот две служанки, с вениками на плечах. «Куда ты?» – спросила одна другую, и в ту же минуту множество тонких голосков отвечало с верхушек веников: «Мы перебираемся!» Испуганные служанки побросали веники в пруд и затопили их поглубже; с тех пор в домах водворилось спокойствие, а в пруду подохла вся рыба, и нередко слышались оттуда тонкие голоса: «Мы перебрались!»

В сербских приповедках Караджича напечатан превосходный рассказ о Судьбе и двух Долях, дополняющий некоторыми любопытными подробностями предание нашего сказочного эпоса. Жили вместе, сообща двое братьев: один – работящий, а другой – беспечный и ленивый. «Что мне на брата трудиться!» – думает работящий. И вот они разделились. У работящего все пошло не впрок, на убытки; а ленивый богатеет себе, да и только. Идет однажды бессчастный и видит на леваде стадо овец, пастуха нету, а вместо него сидит прекрасная девица и прядет золотую нитку. «Чьи это овцы и кто ты сама?» – «Я Доля (Cpeħa)[277] твоего брата, и овцы ему принадлежат». – «А где ж моя Доля?» – «Далеко от тебя! Ступай поищи ее». Бессчастный зашел к брату, и тот, видя его боса и нага, сжалился и подарил ему постолы. Повесив на спину торбу и взяв в руки палку, бедняк отправился искать свою Долю; шел-шел и попал в лес, смотрит – под одним дубом спит седая старуха. Он размахнулся палкою и ударил ее по заду. «Моли Бога, что я спала! – сказала старуха, открывая глаза. – А то не добыть бы тебе и постолов!» – «Что так?» – «Да я твоя Доля!» Вслед за этим посыпались на нее удары: «Если ты моя Доля, то убей тебя Бог! Кто мне дал тебя убогую?» – «Судьба (Усуд)!» – отвечала Доля. Бедняк отправляется искать Судьбу; встречные на пути, расспросив – куда он идет, умоляют его разведать о своей участи… Наконец странник является к Судьбе; в то время она жила богато, весело, в большом дворце, но потом с каждым днем становилась все беднее и беднее, а дом ее меньше и печальнее; каждую ночь Судьба назначала младенцам, народившимся в продолжение суток, точно такую же долю, какою пользовалась сама в истекший день. На расспросы пришельца она сказала ему: «Ты родился в сиротинскую ночь – такова и доля твоя!» – и посоветовала ему взять к себе братнину дочь Милицу, рожденную в счастливый час, и все, что бы ни приобрел он, – не называть своим, а Милицыным. Бессчастный последовал этому мудрому совету и с той поры стал жить в довольстве. Раз как-то был он на ниве, на которой уродилось славное жито; проходил мимо путник и спросил: «Чье это жито?» Хозяин в забывчивости отвечал: «Мое!» – и в тот же миг вспыхнула его нива. Увидя огонь, бросился он догонять прохожего: «Постой, брате! Это жито не мое, а моей племянницы Милицы». И как только вымолвил эти слова – тотчас пожар затих и погас. Усуд и Cpeћa являются и в другой сказке, напечатанной в издании Матицы, как существа живые, состоящие в божиих повелениях. В народных песнях находим следующие выражения: «Тако њему Бог и Cpeћa даде», «С вама дошла свака Cpeћa и сам Господ Бог», «Сусрела вас добра Срећа и сам Господ Бог», «Однесе ме (говорит невеста) Бог и Срећа Joвy (жениху) на дворе». Как у нас различаются Доли счастливая и несчастная, так сербы знают Срећу добрую и злую. На обычное приветствие с добрым утром или вечером отвечают: «Добра ти Cpeћa!» О человеке, который не уберегся от беды, говорят: «Не даде му зла Срећа»; в песнях читаем: «Зла ти Срећа», «Зла Hecpећa воину прискочи». Сербская сказка не случайно представляет добрую Срећу прекрасною девою, прядущею золотую нить; эти черты свидетельствуют за ее тождество с паркою, и доселе употребительное в народе выражение «Тако ми Срећа напредовала!» означает то же, что наша поговорка «Знать, такова моя доля!» (= тако ми срећа!). Недоля так же прядет нити, как это видно из пословицы: «Hecpећa танко преде», т. е. беда легко может приключиться[278]. Наравне с вилами, ведогонями и валькириями Доля и Недоля принимают участие в человеческих распрях и битвах. Когда Сењянин Taдиja с двумя товарищами взял в плен тридцать турок и дивились тому девицы, он промолвил им: