Приорат Ностромо (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 23

Охотник вздохнул. Сколько бы не минуло времени с его аварийной транспозитации, он раз за разом убеждался, что тогда его «постигла удача». Чего бы он добился в Америке, кроме неприятностей? А здесь…

Умный человек, не отягощенный комплексами, именно в СССР добьется максимума того, на что способен. Да он уже вхож в высшее общество Советского Союза! А дальше — больше. Если Гальцев (та еще сволочь…) не подведет, то перед ним откроются бесподобные, небывалые перспективы. Кандидат в члены ЦК… Член ЦК… Секретарь ЦК… Кандидат в члены Политбюро…

«Ужас и восторг!»

Улыбаясь по инерции, Панков глянул на часы. Пора, однако.

Он неторопливо забросил на плечо «зауэр», и пошагал, обходя заросли кустарника. «Нива» вписалась между двух могучих елей, да так, что колючие лапы укрыли машину зыбкой тенью.

Уложив ружье на заднее сиденье, Аркадий сел за руль и завел движок. Глаза привычно скользнули по приборам. Бензина полно…

Стартер ворохнулся — и поршни, суча шатунами, провернули коленвал, пуская дрожь и разнося механический рев.

Погоняв мотор, ВРИО директора и будущий заместитель заведующего отделом ЦК тронулся, выворачивая к наезженной колее. Мысли о блестящей будущности умасливали мозг, заглушая позывы бдеть.

Как только «Нива» скрылась за поворотом, из чащи выехал неприметный, зачуханный «уазик» и покатил следом.

Глава 8

Среда, 13 января. День

Гвинейский залив, борт АТАВКР «Свердловск»

Ночные побудки дали о себе знать — Гирин не выспался. Обычно он боролся с таким «недугом» по-деревенски, зачерпывая руками ледяную водичку и омывая лицо. Ух, и продирало морозцем!

Вот только тут не Заполярье — и из крана с наклейкой «хол.» брызжет теплая струя… Тропики.

Помог капитан 3-го ранга Фролов, бывший командир Ивана — он перед самым походом перевелся из Камрани. Похохатывая, «Фрол» заварил Гирину крепчайший кофе.

— Не знаю уж, как там эфиопский с бразильским, — фыркал каптри, нависая над джезвой, — а только куда им до вьетнамского!

Иван выдул чашку горячего чернущего настоя — и сердце зачастило. Зато и дремать не тянуло больше. А миокард угомонится…

— Спасибо! — выдохнул капраз, и ухмыльнулся: — Разбудили!

Решив позавтракать как-нибудь потом, скажем, в обед, он поднялся наверх, минуя ходовую рубку. Привычно махнул вахтенным, тянущимся во фрунт — не на параде, чай, ОБК ведет боевые действия. А на войне, как на войне, тут все — товарищи…

Охолонив дежурного, чтобы не ревел: «Командир на мостике!», Гирин вышел на крыло мостика.

— Что новенького, Антон Павлович? — обронил он, поправляя фуражку.

Старпом Носов, лощеный, хоть и немолодой, ответил со скользящей улыбкой:

— На северном фронте без перемен, Иван Родионович! Тимбукту и Гао отвоеваны, Кидаль пока в руках туарегов. Сейчас наши наносят БШУ по сепаратистам у Менаки…

Командир корабля покивал. Утихомирить чернокожих мятежников в Нигере удалось быстро, а вот туареги… Эти «белые кочевники» не сдавались, хоть и покинули северные районы Нигера — отступили к Менаке, перебив тамошних исламистов, за что им отдельное спасибо…

Однако самое скверное открылось в новогодние праздники — французы, презиравшие «дикарей пустыни», неожиданно поддержали «стремление туарегов к свободе и независимости». И начали, хоть и негласно, поставлять номадам оружие.

Самым неприятным сюрпризом стали зенитные комплексы «Пэтриот», переброшенные на север Мали. Три истребителя «Су-27К», базировавшиеся на авианосце «Ульяновск», сбили над районом Тимбукту, а четвертый кое-как дотянул, загоревшись уже на палубе. Благо, баки пусты, а ракеты использованы по назначению. На помощь «ульяновцам» Гирин перебросил своих «свердловцев»…

— Обиделся Париж на Москву! — фыркнул старпом. — Отовсюду французиков пинками гонят, со всего Сахеля, а наших с хлебом-солью встречают. Вот и гадят…

— Да это понятно… — вздохнул капраз.

Он вернулся на мостик, вслушиваясь в негромкое бормотанье операторов.

— Пошел на боевой, — докладывал пилот «Су-30К», под 542-м номером.

— На боевом курсе чисто, 542-й, — передал рыжий и усатый руководитель полетов, сверяясь с показаниями парочки «Як-44», корабельных «аваксов». Внезапно он подскочил, вглядываясь в экран, и крикнул, наклоняясь к микрофону: — «Патриот»! Пуски по вам, три… Уходите, работу запрещаю!

— Понял! — обронил летчик, и начал резко маневрировать со снижением, срывая наведение ракеты.

— Уходите с отстрелом! Пуски, пуски по вам!

— Отстреливаем тепловые ловушки… — доложил штурман с натугой, осиливая перегрузки.

— «Патриот» продолжает работать! — подпрыгивал рыжий РП. — Маневрируй, маневрируй! Наблюдаю пуск по вам: азимут триста пятьдесят, дальность восемьдесят. Уходите вправо, курс двести сорок!

Гирин облизал губы. На грани слышимости бормотала «Рита» — речевой информатор в кабине самолета — сообщая, что достигнута предельная скорость.

— Ракеты в шестидесяти километрах… В пятидесяти!

— Влево, Петруха, влево! — тужился штурман.

— Ракета смещается влево! — взвыл РП. — Уходите вправо, под ракурс!

— Перекладка, Петруха! — отрепетовал штурман.

— Ракета вправо смещается, идет на вас! Малая высота, от вас азимут триста пятьдесят, дальность пятьдесят! Тоже идет в вашу сторону!

— Влево маневрируем! Она сместилась под… Догоняет! Влево, влево! Максимальные обороты!

Гирин машинально обтер потный лоб. Летчики уже не отвечали, они лишь дышали часто и прерывисто, стонали и рычали под тяжестью максимальных «же».

— Вспышку увидел сзади… — хрипло выговорил штурман.

— «Патриот» продолжает подсвечивать, уходи, — вытолкнул РП сипло и тяжко, будто самого придавливал перегруз. — Ракета прошла сзади вас! Перемещайтесь вправо, на курс сто двадцать!

— 542-й? — подключился «Ульяновск».

— Да! — прорычал пилот.

— Давай, братишка, уходи, маневрируй!

Секунд через пятнадцать летчик перевел дух, и спросил у штурмана:

— Витёк, доволен? Витёк! Витя, я тебя не слышу! Не слышу тебя!

Гирин закаменел.

— Что там? — выдохнул РП.

— Я видел вспышку позади, — устало доложил пилот, — и по ушам ударило… Да всё норм, просто у нас связь пропала — я правого вообще не слышал… Фу-у, блин… — выдохнул он и, сбрасывая напряжение, обратился к зенитчикам с веселой злостью: — Сосите ноги, ур-роды!

Вторник, 19 января. Вечер

ГДР, Пенемюнде, Дюненштрассе

Забулькал вызов программы «Визант», и я поспешно кликнул, подключаясь. Во весь экран круглилась чья-то грудь, правда, укрытая «олимпийкой».

— Миша! — вызвенел приятный голос. — Прием, прием!

— Наташ, — заулыбался я, — ты не совсем в фокусе.

Засмеявшись, Талия отодвинулась, вмещаясь в диагональ монитора.

— Так видно? А где Леечка?

— Лея! — крикнул я. — Тебя мама зовет!

Наверху ойкнули, и затопали по лестнице. Секунду спустя радостный вопль огласил эфир:

— Мамочка, привет!

— Привет, моя лапочка!

— Мам, а ты где?

— В Малаховке, на даче.

— Юлька с тобой?

— Нет, Юля на сессии, сдает! — синий взгляд посветлел. — Говорит, ректор сначала отговаривал, а как узнал, что она на физфак МГУ собралась, сразу заявление подписал — сам, вроде бы, тоже его оканчивал!

— Ну, и славно, — заворчал я. — А Рита в Звездном?

— Ага! Они там с Инной. По матчасти сдают…

— Всё с вами ясно. Докторскую пишешь?

— Урывками! — вздохнула Наташа. — Знаешь, какая тема? «Интуиция в системах искусственного интеллекта»!

— Ого!

— Да-а! — жалобно затянула Талия. — А мне, чтобы вывести теорию интуиции хотя бы тезисно, надо и квантовую механику учить с нуля, и даже основы ассиметричной теории относительности Колмогорова!

— Тяжело-о! — сказал я тоном Гюльчатай.

Наташа прыснула в кулачок, и заворковала: