Ротмистр Гордеев 3 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 40

— Господин ротмистр, дозвольте не одной проходить полосу препятствий. Без соперника — не то.

Вот чертовка… И что делать?

Формально права — соперник нужен для понимания собственной скорости. Но вот кого поставить?

Неподготовленного?.. Поймёт и обидится.

Подготовленного?.. Решит, что нарочно издеваюсь.

И тут в голову приходит идея.

— Господин есаул! — поворачиваюсь к Скоропадскому, — соблаговолите выступить судьей.

Протягиваю ему секундомер, снимаю ремень и портупею.

— Софья Александровна, вас не смутит, если вашим соперником на полосе препятствий стану я? Я еще не до конца оправился после контузии, так что…

— Не смутит, — Соня упрямо вскидывает подбородок.

И уже тише, глядя мне в глаза:

— Глупое решение, Николя.

— А-а?..

Но она уже на стартовой позиции.

Встаю рядом.

Ну, держитесь, мадмуазель Серебрякова.

— Старт!!! — Скоропадский дает отмашку.

Рву с места. Сонечка, на удивление, не отстает. Ну, как… на полтора-два корпуса я ее обхожу, но оторваться не могу.

Впереди — бревно.

Забегаю на него по наклонному бревнышку, бегу по основному, балансируя. Не оглядываться, только не оглядываться на соперницу, иначе свалиться мне вниз на опилки, которыми густо посыпана утрамбованная земля-пол в нашем «спортзале».

Спрыгиваю с бревна вниз. Теперь можно коротко и оглянуться — Соня почти нагоняет.

Ускоряюсь.

Впереди «забор».

Подпрыгиваю, цепляясь за край, подтягиваюсь. Наваливаюсь животом на верхнюю кромку, переваливаясь через препятствие, и спрыгиваю вниз. На две секунды позже спрыгивает с забора и Соня.

Лабиринт проходим почти вровень. У меня в активе всего полкорпуса.

Впереди «разрушенный мост».

Руки и ноги перебирают ступени вертикальной лестницы. Я наверху, на горизонтальном брусе. Бегу по нему. Перепрыгиваю разрыв.

Ноги приземляются на следующий горизонтальный брус.

Треск дерева, брус кренится подо мной, и я лечу на землю с высоты человеческого роста.

Хочу сгруппироваться, но тут резкая боль и хруст в подвернувшейся ноге.

Твою мать!

Пытаюсь встать. Забывшись, опираюсь на поврежденную ногу, и проваливаюсь во тьму. Боль в ноге такая, что организм просто выключается.

Тьму прошибает резкий, выворачивающий наружу запах.

Открываю глаза.

Меня поддерживают братья Лукашины, так что я полусижу — полулежу на земле. Сапог с пострадавшей ноги стащен, портянка размотана. Лодыжка опухает прямо на глазах.

Взволнованная, но очень собранная Соня держит у моего носа ватку с нашатырным спиртом.

— Пальцами можешь пошевелить?

Шевелю пальцами на руке. Это ирония и сарказм, если что. Надо же немного потроллить берегиню.

— Дурак. На ноге!

Пытаюсь… и, кажется, могу.

Соня бережно ощупывает мою пострадавшую лодыжку. Одной рукой берется за пятку, второй — за голень.

Знаю, что сейчас будет, мысленно готовлюсь.

Слегка поворачивает и резко дергает.

В глазах снова темнеет от боли. Но на этот раз обходится, сознания не теряю.

— Мою сумку! Живо! — командует она.

Младший Лукашин исчезает и тут же возвращается через несколько мгновений с санитарной сумкой берегини.

Пока Соня крепко бинтует мою травмированную конечность, выворачиваю голову на «разрушенный мост», с которого я так неудачно сверзился.

Опора подломилась у самой земли. Даже отсюда видно, что внутри бревно прогнило, а снаружи казалось вполне нормальным…

Твари интендантские. Прав был Суворов — вешать их, зарвавшихся уродов.

— Господин ротмистр?

Поднимаю голову — к нам приближается щеголеватый адъютант Куропаткина.

— Слушаю вас.

— Николай Михалыч, командующий хочет вас немедленно видеть. По вашему проекту блиндированного поезда…

[1] Шейнин/Гордеев просто не знал историю Ивана Васильевича Турчанинова, больше известного в США, как Джона Бэзила Турчина. Блестящий офицер, участник подавления Венгерской революции, где видимо и подсмотрел идею бронепоездов, добровольцем пошел на Крымскую войну, хотя уж делал к тому моменту карьеру в Генштабе, лично был знаком с Николаем Первым и Александром Вторым, начальник штаба корпуса, расквартированного в Царстве Польском. И в то ж время убеждённый противник крепостного права и частый корреспондент Герцена. В 1856 году полковник Турчанинов едет в Мариенбад с молодой женой для лечения на водах. И неожиданно становится невозвращенцем, эмигрируя в США. Там стал инженером-топографом в Чикаго, свёл знакомство с Авраамом Линкольном. С началом Гражданской войны в США вступил в армию Северян, стал командиром 21-го пехотного полка, сделав свой полк одной из лучших боевых частей, затем возглавил 8 бригаду дивизии Митчела. Стал бригадным генералом. Считался одним из самых талантливых командиров армии Северян. Впрочем, Турчанинов лишь использовал железнодорожные платформы для быстрой доставки пушек на линию фронта, платформы с пушками не бронировались.

[2] Прапорщики в Русской императорской армии — первый офицерский чин

[3] Напомним, что «охотниками» в те времена звались добровольцы-разведчики.

Глава 19

— Явился по вашему приказу, ваше высокопревосходительство!

Судя по насупившемуся виду, командующий встал сегодня не с той ноги.

Почему в голову приходит именно эта фраза? Ларчик открывается просто: у кого чего болит, тот о том и говорит.

— Извольте объясниться, господин ротмистр! — внезапно заявляет Куропаткин.

Ошеломлённо соображаю по какому поводу на меня катят бочку. Официально вызывали насчёт моей придумки с бронепоездом.

Суворов не переваривал «немогузнаек», но генерал Куропаткин до уровня легендарного полководца не дотягивает, потому смело заявляю:

— Не могу знать о чём речь, ваше высокопревосходительство!

— Неужели⁈ Как тогда прикажете понимать телеграмму от великого князя Николая Николаевича, в которой тот настоятельно просил меня принять живое участие в проекте ротмистра Гордеева.

Вопросы сыпятся градом:

— Кто вам разрешил прыгать через голову непосредственного начальника⁈ Забыли про субординацию⁈

Кхм… Сюрприз… Причём, ну очень приятный. Никник — фигура крайне влиятельная, его просьба равносильна приказу.

Есть, конечно, один деликатный момент: у Николая Николаевича давние тёрки с Алексеевым. И это может сыграть против меня. Узнав, что я теперь вроде как протеже великого князя, наместник может закусить удила и начнёт ставить палки в колёса.

Остаётся надеяться на его здравомыслие. В такое время не до личных дрязг.

— Ваше высокопревосходительство, я крайне польщён вниманием к моему проекту со стороны великого князя, но вы же прекрасно знаете: я — обычный офицер из незнатной семьи. Ни у меня, ни у всей нашей фамилии нет таких связей. И мне бы в голову не пришло нарушать субординацию в подобных делах, — признаюсь я.

Куропаткин окидывает меня пытливым взглядом.

— Что ж… Я склонен верить вам и, кажется, догадываюсь откуда ветер дует.

У меня тоже есть подозрения. Зуб даю — не обошлось без финского (впрочем, какого финского — нашего, русского!) тролля и Ванновского. В отличие от меня они вращались в высшем свете и знают, к кому можно подкатить. Интересно, оба накапали на мозги великого князя или кто-то один?

При случае обязательно поинтересуюсь.

Куропаткин успокаивается, видя, что я под него не копаю и рычагов влияния у меня нет.

— Давайте обсудим ваш проект в спокойной обстановке.

— Как прикажете!

Мне предлагают сесть. С радостью опускаюсь на стул. Больная нога даёт о себе знать.

Генерал продолжает:

— Я нахожу ваше начинание полезным.

— Рад это слышать, ваше высокопревосходительство.

Он пропускает мои слова мимо ушей.

— Но пока всё, что вы мне представили — это набросок, эскиз, а для дальнейшей работы необходимы документы, чертежи, расчёты… Вы ведь не инженер-путеец, ротмистр?

— Так точно, не инженер, — признаю очевидное я.