Лунное пробуждение - Монро Люси - Страница 32

Эмили пробурчала что-то относительно нахальных мужчин, которые суют нос в чужие дела. Не приходилось сомневаться: она слышала каждое слово.

Ульф поднялся. Казалось, ворчание Эмили прошло мимо его ушей.

– И все же она принадлежит врагу.

– Но он же отказался. – Обсуждать Синклера Лахлану уже отчаянно надоело.

– И ты намерен воспользоваться отказом? – не преминул уколоть Ульф.

Лахлан не захотел понять намека.

– Нет, – коротко и просто ответил он.

Эмили была человеком. Но ведь и сам Ульф был человеком. Ее никак нельзя было назвать отбросами другого вождя, а потому Лахлан имел полное право взять ее себе. Какие возражения мог выдвинуть Ульф? Никаких – если, конечно, как и сам Лахлан, не думал о будущих детях. Они должны были родиться оборотнями.

Ульф лучше всех понимал, какую цену приходилось платить в том случае, если ребенок оборотня и человека рождался не волком, а слабым младенцем. Народ криктов и без того не отличался плодовитостью, а уж продолжить род и не передать по наследству редчайший дар считалось настоящей трагедией.

– Сейчас ты очень похож на мужчину, который поступает не по велению разума, а по приказу вожделения.

Замечание показалось особенно обидным – ведь в справедливости трудно было усомниться.

И все же гордость не позволяла признать очевидное.

– Если бы ты только знал, брат, как надоело твое вечное брюзжание. Можно подумать, что рядом не мужчина, а нудная старуха.

– И все же нудная старуха лучше, чем мужчина во власти зверя.

Обычно Лахлан пропускал подобные замечания мимо ушей, но сейчас терпение лопнуло. Братец явно забыл, кто здесь главный.

– Смотри, как бы зверь не набросился на тебя. – Угроза прозвучала откровенно, даже злобно.

Ульф болезненно сморщился, но тут же взял себя в руки. Самообладание и сила воли вызывали уважение. Лахлан не переставал восхищаться братом-человеком. Жаль, конечно, что небеса не даровали способность к перевоплощению, но и в человеческой ипостаси он обладал удивительной мощью натуры.

Опасаясь, как бы Эмили не услышала лишнего, Лахлан отвел Ульфа подальше от кустов. Девочка уже наверняка справилась с одеждой и теперь просто пряталась. Почему она не выходит из укрытия? Смущается? Не хочет встречаться с Ульфом?

Футах в тридцати от зарослей вождь остановился.

– Ну, говори, с чем пришел.

Ульф упрямо сжал кулаки.

– Сначала честно скажи, собираешься ли жениться на этой женщине?

– Зачем спрашиваешь? Сам же прекрасно знаешь, что она человек. А значит, мне не пара.

– То же самое ты готов сказать и о дочерях нашего клана?

– Конечно.

– Боишься, что секрет оборотней окажется разоблаченным?

– И это тоже.

Смешанные браки издревле несли в себе подобный риск. Именно по этой причине в давние времена союз волка с человеком находился под строжайшим запретом. Однако с тех пор как крикты присоединились к кельтским племенам, закон уже утратил силу. И все же многие придерживались старинных традиций. Но отец поступил иначе.

– Боишься, что все твои дети окажутся такими, как я, и никто не унаследует священный дар? – В голосе Ульфа звучала горечь.

– Кто же, как не сами крикты, а особенно вожди, обязаны заботиться о продолжении рода?

– Не забывай: я такой же воин, как ты, а может быть, и лучше – хотя бы потому, что звериные инстинкты не нарушают логики человеческого разума.

Лахлан, конечно, не мог согласиться с хвастливым утверждением. Но разве можно объяснить тому, кто ни разу в жизни не перевоплощался в волка, какую силу, какие невероятные возможности заключает в себе таинственный дар перевоплощения? Волчье начало ничуть не угнетало способности к логическому мышлению, но добавляло недоступной человеку проницательности и хитрости.

– Давай прекратим бесполезный спор. Я ведь уже сказал, что не собираюсь удерживать эту англичанку. Почему – не имеет значения.

– Может быть, не имеет значения для тебя.

– И для тебя тоже. Решения и мысли вождя не тема для обсуждения.

– Чертовская самоуверенность.

– Эмили считает, что таковы все жители Хайленда.

Ульф воспринял шутливое замечание серьезно.

– Она не слишком-то высокого мнения о нас.

– Ты ничего не сделал, чтобы это мнение изменить.

– С какой стати? И зачем? Мнение врагов меня ничуть не интересует.

– Она тебе не враг.

– Не привык передергивать факты в угоду собственному члену. Она англичанка, да к тому же обручена с Синклером. Вполне достаточно поводов, чтобы воспринимать ее как врага.

– Да, конечно! Но ведь она еще и пленница клана. А это обстоятельство ставит ее под защиту вождя.

Прошу не забывать об этом всякий раз, когда возникает желание обойтись с Эмили как с врагом. – Лахлан не собирался скрывать серьезных намерений.

– Вообще-то я шел сказать, что Дункан вернулся и готов сообщить все, что смог разузнать.

Ульф явно не спешил, а это означало, что шпион не собирался докладывать, что Синклер уже собрал войско и плывет к острову в намерении штурмовать крепость.

– Я скоро вернусь.

Ульф кивнул и ушел, всем своим видом выказывая недовольство.

Конечно, Лахлан мог поручить брату сопровождать Эмили, в этом случае сам он оказался бы в замке гораздо раньше. Но прямолинейный, а порою и откровенно грубый Ульф мог ранить нежные чувства пленницы неосторожным словом. Вождь и сам не слишком понимал, с какой стати беспокоится о столь тонкой материи, но все же не захотел оставлять англичанку на милость брата.

Эмили в смятении шагала по крошечной комнатке на вершине башни. Неожиданно для себя она совершила так много странных поступков, а в голове роилось столько доселе неведомых мыслей, что трудно было решить, о чем думать в первую очередь.

Она выпустила на свободу самый главный и самый глубокий из своих страхов и раскрыла Лахлану темную тайну. Вождь не насмехался, не унижал, не намекал, что в отношении отца виновата она сама. Эмили с детства мучили сомнения: будь она достойна любви, отец ни за что на свете не отверг бы ее решительно и безжалостно. Но даже если Лахлан придерживался именно такого мнения, то предпочел тактично промолчать.

И все же не хотелось признавать растущее доверие к вождю.

Тем более что дело заключалось не в одном лишь доверии. Балморал взволновал, взбудоражил. Поцелуи и прикосновения не только не оскорбили, но принесли радость, очаровали и заинтриговали. И отвечала она на них с таким искренним жаром, которого не могла даже представить. Разве подобное поведение достойно леди? Позволила раздеть себя… а когда он обнажился сам, не бросилась прочь, как следовало бы, а прикасалась, смело и интимно.

Эмили вспомнила новые ощущения и вспыхнула, уступив горячей волне. Ласки понравились Лахлану, и это ее вовсе не смутило, а наполнило гордостью. Но вождь не воспользовался случаем и не овладел ее своевольным телом, как предположил Ульф. Он поступил как мудрый учитель: отвлек от привычных страхов и незаметно занес в воду.

Сейчас Эмили с трудом верила в реальность удивительного события: неужели она действительно лежала на воде, не боялась, не кричала от ужаса? Вода поддерживала, помогала… Нуда, конечно, Лахлан тоже поддерживал. И все-таки до сегодняшнего дня она ни разу в жизни не заходила в воду глубже чем по колено. Великий, невероятный подвиг!

Лахлан не смеялся над ее страхами, хотя сам чувствовал себя в воде совершенно свободно. И не выставил ее на посмешище брату. Отправил того в замок и лишь после этого позвал Эмили и проводил сюда, в башню. Участие и тактичность подействовали почти так же, как восхитительные поцелуи.

Балморал привел пленницу в комнату – или в тюремную камеру – и оставил в одиночестве. Однако, уходя, не запер дверь на тяжелый засов, как прежде. Эмили внимательно вслушивалась, но унизительный скрежет так и не раздался. Означало ли это, что она уже не в заточении и при желании вольна спуститься в большой зал?

Несмотря на вчерашние страхи, она вовсе не боялась встречи с Балморалами и не собиралась прятаться. Нет, она не настолько слаба! Если почти всю жизнь – с восьми лет и до дня отъезда в Хайленд – находила силы ежедневно встречаться с Сибил, то сможет предстать и перед кучкой не слишком приветливых шотландских женщин.