"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Барчук Павел - Страница 244

Далее о любви ни слова. Зато появляется мистический мотив! Натуральная чертовщина появляется.

Итак, сеанс черной магии с последующим разоблачением.

В своем письме Зина в столбик, под номерами, перечисляет участников похода, себя обозначив местоимением «я» под седьмым номером. Рядом с некоторыми фамилиями стоят инициалы, рядом с фамилией Кривонищенко — имя Юрка. Напротив фамилий двоих туристов рукописные пояснения. Вот какие:

1. Тибо Н — он в Свердловске работает

<…>

4. Юдин — жив.

Вот это да… Юдин действительно, единственный из группы, остался жив, вовремя сойдя с маршрута, но откуда о том заранее знала Колмогорова?

Версия о том, что эта приписка сделана позже, после гибели дятловцев, на первый взгляд не кажется убедительной. Письмо, конечно, личное, и адресат мог его хоть цветочками разрисовать, хоть на растопку печки пустить — его право. И сделать приписку о судьбе Юдина мог. Но почерк, насколько это можно понять без графологической экспертизы, принадлежит Колмогоровой. Чернила на вид те же. Пометка позднейших времен там есть — кто-то обвел слово «жив» овалом, синей шариковой ручкой, наверняка придя в изумление от загадочного прозрения Зины.

Разумеется, можно и почерк подделать, и чернила подобрать. Но зачем?!

Чтобы дезавуировать тем самым эти письма? Ведь они, хоть и с лакунами, — самая настоящая бомба, они, поздно попав в оборот, угробили несколько базовых аксиом и постулатов дятловедения (даже бунтарь-ересиарх Ракитин на те постулаты опирался).

Едва ли. Слишком сложно — проще было бы вообще не вводить письма в оборот, навсегда похоронив их в семейном архиве.

Илл. 32. Написанный рукой Зины Колмогоровой список участников похода с загадочной пометкой: «Юдин — жив».

Загадка… Причем загадка сама по себе, стоящая особняком от загадки группы Дятлова. Дернулась ли у Зины рука и она написала не ту букву, или имел место случай ясновидения, или кто-то с непонятными целями все же занялся фальсификацией — на судьбу дятловцев это загадочное короткое слово никак повлиять не могло.

А отгадка проста. Если не пожалеть времени и внимательно изучить письмо с большим увеличением, то видно: почерк, которым написано слово «жив», все-таки другой. Очень похож, но другой. Буква «ж», средняя ее часть, написана несколько иначе, чем в остальном письме. Приписка сделана Лидой Григорьевой в 1959 году, сомнений нет. С Зиной они были примерно одного возраста, каллиграфию изучали в начальной школе по одним и тем же прописям — неудивительно, что почерк показался схожим, когда объектом сравнения стало единственное коротенькое слово. Лида была активной туристкой, наверняка интересовалась судьбой дятловцев и сделала для себя пометку в списке участников похода.

Вот и вся «мистика». Точно так же, вполне прозаически, можно объяснить большинство «неимоверно таинственных» обстоятельств трагедии. Можно, но дятловеды не ищут легких путей.

А дальше мистика заканчивается и следует резюме Зины по составу группы:

«Группа-то ничего, как только пройдем, не знаю. Не будем ли ругаться. Ведь с нами Колеватов».

Любопытно, любопытно… Обе подруги знают, о чем речь, и свой намек о Колеватове как о потенциальном источнике ругани Зина не раскрывает. Но сразу же после этого пассажа следует упоминание Игоря Дятлова, и возникает подозрение: тот «гноил в нарядах» Колеватова не спонтанно, не в результате вспыхнувшей уже в пути неприязни. Причины конфликта глубже, и они были известны Зине Колмогоровой еще до начала похода.

Завершается письмо фразами, мало что значащими для нашего исследования: новости общих знакомых, приветы-пожелания и т. д. Однако, уже закончив письмо, Зина получает новую информацию, и та кажется ей настолько важной, что на письме появляется приписка, сделанная сбоку, на полях, торопливым и несколько менее разборчивым почерком, без заглавных букв и знаков препинания:

«он напросился

в группу к нам

все взяли и мне

не говорили до

конца до самого».

Можно представить, что творилось в голове у бедной Зины… Чувства к Юрию не ушли, а тут вдруг новость, которую можно истолковать как первый шаг любимого к примирению!

И ведь могло такое быть: разочаровался в новой девушке, решил вернуться к прежней, попросил друзей помочь, свести их вместе в долгом походе (после ссоры эта парочка в походы вместе ходила, да, но то были короткие, однодневные воскресные вылазки в окрестностях Свердловска).

Но все могло обстоять и совсем иначе. Мы знаем, что Золотареву этот поход был необходим для получения звания «Мастера спорта» по туризму. И что Зина собралась в него (не зная еще об участии Дорошенко), нуждаясь в «зимнике» третьей категории для получения очередного спортивного разряда. Не исключено, что и Юрием Дорошенко двигали схожие мотивы, а на «любоффь-моркоффь» он плевать хотел: было, прошло, быльем поросло.

Последующее развитие событий скорее соответствует второй версии. Никаких попыток к примирению Дорошенко в пути не сделал — иначе не звучали бы бесконечные общие диспуты о любви — вместо того парочка сидела бы в сторонке и вела бы свой разговор о любви, индивидуальный, без участия посторонних.

Однако дискуссии продолжаются и продолжаются по инициативе Зины. Она шлет и шлет сигналы Дорошенко: да скажи ты что-нибудь, наконец! Но тот отмалчивается.

Образно говоря, первую половину похода, даже дольше (если считать не запланированный его срок, а реальный, до гибели группы на склоне Мертвой горы) Зина Колмогорова была гранатой с разогнутыми усиками, чека могла выскочить в любой момент.

А затем случилось нечто неожиданное, обезвредившее гранату.

Все, наверное, уже догадались?

Ну да, именно так. Клин вышибают клином. Зина Колмогорова неожиданно влюбилась.

Но объектом ее нового увлечения стал не кто-то из дятловцев — посторонний человек, встреченный в поселке лесоразработчиков. Молодой (27 лет) геолог Николай Огнев по прозвищу Борода. Знакомство длилось два неполных дня, но этого оказалось достаточно.

Как узнал однажды поэт Иван Бездомный на скамейке возле Патриарших прудов, доказательств бытия Божьего, развенчанных Кантом, существует ровно пять. Столько же доказательств появления нового увлечения у Зины Колмогоровой, никем пока не развенчанных, можно насчитать в ее личном дневнике. Рассмотрим их все по порядку.

1. Борода-Огнев произвел впечатление на многих участников похода. Ребята отметили его ум, эрудицию, обширные познания о тех местах, где пролегал их маршрут, и т. д. О Бороде писал Кривонищенко в общем дневнике группы, там же на следующий день его (хоть и весьма скупо) упомянул Дорошенко. В личных дневниках Юдина и Дубининой Борода тоже не обойден вниманием. Но Зина гораздо пристальнее своих спутников присматривалась к новому знакомому. К его внешности в том числе. Например, лишь она отметила цвет его глаз (коричневые, с рыжинкой), остальные же дятловцы к таким мелочам не приглядывались, им хватило главной и самой броской приметы: рыжей бороды.

2. Здесь нам могут возразить: пусть привлек внимание, пусть даже большее, чем у остальных, — но из чего следует, что влюбилась? Случайно встретились, навсегда разошлись — никаких перспектив для перерастания интереса во что-то серьезное. Какая любовь? Вы о чем, г-н Точинов?!

Спокойно, г-да критики. Разошлась Зина с Огневым отнюдь не навсегда, по крайней мере она так считала. Потому что в ее дневнике за тот день имеется крайне любопытная запись. Вот какая:

«Тюменская обл

Березовской район

пос. Няксимволь

(соболиное плесо)

Огневу Николай Григ».

Зина, единственная из группы, попросила у нового знакомого адрес! И получила его, что свидетельствует: интерес был взаимным. Ничьих иных адресов в ее блокноте с дневником нет, а встречалось новых людей на пути немало. Но лишь с этим, единственным, Зина планировала начать переписку, а то и — чем черт не шутит? — приехать потом в гости.