"Та самая Аннушка", второй том, часть вторая: "Не та дорога" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 19

— Есть у меня для тебя неожиданное предложение, — хитро улыбнулась Аннушка. — Ты послушай и не отметай сходу. Местечко, конечно, своеобразное, но зато попадёт туда далеко не всякий…

Я не стал слушать, пошёл вещи собирать. Похоже, пора двигаться дальше.

* * *

— Встретимся в Эрзале, — сообщила Аннушка, усаживаясь на водительское место. — Ждать, пока он, причитая, будет собирать манатки, нам недосуг. Заодно и Геманту привезёт, а то она с его Артуром не расстаётся, прилипла как пластырь.

— Вот ты циничная тётка, — укоризненно сказал я. — Может, это большая любовь.

— У кайлитки к ушибленному на полмозга парню? Чего только на свете не бывает. Может быть, шум его мыслей не мешает ей спать, потому что в башке тишина. А может, у него просто большой член. Не наше дело.

— А они и правда… ну… втроём?

— Завидуешь, солдат? — засмеялась Аннушка, выезжая через вынесенные снарядом ворота. — Говорят, есть чему. Эмосимбионт соединяет обоих, усиливая обратную связь, и это, мне рассказывали, вершина того, что можно получить от секса.

— Только рассказывали?

— Ой, я тебя умоляю! Я бы похвасталась, поверь. Но нет, знаю из вторых рук. Учти, эта информация не даёт тебе морального права трахнуть какую-нибудь кайлитку. По крайней мере, пока мы вместе.

— Само собой.

— Надо же, принял как должное. А вот я до сих пор сама себе удивляюсь. Отродясь никого не ревновала.

— Может, ты раньше никого…

— Заткнись.

— Молчу-молчу.

Мы проехали мимо бивака местной армии. Несмотря на грозных усатых часовых с примкнутыми штыками, с военной точки зрения это бродячий бордель-шапито. Если те, на танках, вернутся, я этим парадным воинам не завидую.

Вывернули на уходящее к городу шоссе, Аннушка придавила газ, мотор взревел, и мы ушли на Дорогу.

Глава 25

Родина шмурзиков

Машина с разгона влетела в зелёное месиво из травы, ветвей и плодов. Всё это настолько сочное, что лобовик покрылся кашей, а колёса пошли юзом.

— Я тут давненько не бывала, — сказала Аннушка недовольно, — но раньше они лучше следили за дорогой.

— Чем это так воняет? — скривился я.

— Природой, солдат. В Эрзале её хоть жопой жуй. Большинство местных растений успевают прокрутить четыре жизненных цикла за год. Наверное, если посадить тут бамбук, то он проткнёт тебе ладонь раньше, чем ты успеешь убрать руку.

— Офигеть.

— Да не то слово. Не пей воды и не ешь плодов с деревьев, всё пропитано биореагентами. Не успеешь оглянуться, как мутируешь в шмурзика.

— В кого?

— Увидишь. Ладно, раз нас выкинуло тут, то мы на дороге, даже если не видим её. Поехали потихонечку, может, дальше легче будет.

Машина поползла вперёд, перемалывая зубастыми колёсами высокую траву. Впрочем, вскоре та поредела, а дальше и вовсе кончилась, открыв перспективу. Пейзаж настолько яркий, что режет глаз, все цвета словно выкрутили на максимум. Пронзительная зелень листвы и невыносимо кислотные оттенки цветов на ней. Вся палитра вырвиглазного. Не мир, а настроечная таблица для монитора.

— Впервые завидую дальтоникам, — пожаловался я.

— Ничего, к этому привыкаешь. Запахи куда хуже…

Пахнет так, словно на свежескошенный луг вывалили самосвал гниющих фруктов, вылили годовой запас духов для борделя, а потом сверху кто-то щедро помочился. Велика сила природы.

Запущенная дорога привела нас в небольшой посёлок со скудной бункерной архитектурой. Отсутствие украшений на угрюмых домах компенсируется слоем вьющихся растений, так что выглядит даже симпатично. Как военная база, захваченная сумасшедшими ботаниками. На звук мотора высыпали люди — все молодые, все симпатичные, все рыжие и все чертовски похожие на Геманту.

— Атака клонов, — прокомментировал я удивлённо. — Или клоунов. Рыжих.

— Они все братья и сёстры. По матери, как минимум, — отозвалась Аннушка, заглушив двигатель. — А вот и матриарх, пойдём, поздороваемся.

Из тенистой глубины самого большого бетонного параллелепипеда неторопливо вышла полная рыжая женщина лет пятидесяти и, прищурившись на ярком солнце, посмотрела на нас. Несмотря на возраст и расплывшуюся фигуру, заметно, что она была очень красива в молодости, да и сейчас ещё ничего. Зелёные глаза окружены мимическими морщинками весёлого человека, а уголки губ широкого рта чуть загнуты вверх, в постоянной готовности улыбнуться.

— Аннушка! — искренне смеётся она, раскрывая объятия. — Это ты! Я так рада!

— Меланта! — шагает ей на встречу моя спутница. — Мать кайлитов! Ты всё цветёшь?

— И плодоношу! — хохочет рыжая. — Так что обнимай аккуратно!

— Серьёзно? — Аннушка осторожно кладёт ладонь ей на живот. — До сих пор?

— Наверное, это последний, — кивает та, — но я так и в прошлый раз думала. И в позапрошлый… А ты как?

— Ты же знаешь…

— Ой, я не верю в эту вашу мистику. Ольга тоже считала, что никогда, а потом…

— Нет-нет, оставим чудеса эрзальских технологий кайлитам. Кстати, это Лёха. Лёха, это Меланта.

— Привет, Лёха. Я тебе рада, — поздоровалась рыжая, и я внезапно понял, что действительно рада. — Мы все тебе рады, правда, дети?

Меня внезапно охватило чувство радости, любви, приветливости и признательности, как будто вокруг вспыхнули десятки тёплых солнышек. Кажется, мне никогда в жизни не было так хорошо, аж дыхание перехватило.

— Но-но, — погрозила им пальцем Аннушка, — прикрутите фитилёк, рыжики! У него же сейчас от избытка эндорфина обморок будет!

Меня немного отпустило, но ощущение, что я в месте, где мне рады, среди самых лучших друзей, понимающих меня, как никто, не прошло. Сижу на капоте и улыбаюсь, как дебил, ничего не могу с собой поделать.

— На тебе метка моей дочери, Лёха. Ты знаешь, что с ней и где она? — спрашивает Меланта.

Я очень хочу ей ответить, но не могу, мне так хорошо, что забыл, каким отверстием в теле разговаривают.

— Всё с ней хорошо, — отвечает за меня Аннушка, — недавно виделись. Скоро её тебе вернут. С доставкой. Но, между нами, Меланта, затея была дурацкая. И с Лёхой она обошлась как настоящая кайлитка.

— Она и есть настоящая.

— Вот именно. И последствия могли быть соответствующие. Вспомни, почему ты четверть века рожаешь как заведённая, и подумай, что в следующий раз возрождать вашу расу может оказаться некому. На кой чёрт тебе эти проблемы, Мел?

— Чтобы справиться с другими проблемами, дорогая. Ну что мы стоим в дверях? Пойдём, присядем в прохладе, поговорим спокойно. Дети позаботятся о твоём спутнике…

— О Лёхе? Твои? Да ты с ума сошла! Заиграют, как плюшевого зайца, потом до конца дней своих будет ходить и тупо лыбиться, как укуренный. Да ты посмотри на него!

Я сижу на капоте, смотрю на всех, улыбаюсь, мне офигенно и ни одной мысли в голове.

— Да, — кивнула Меланта, — и правда, такой эмпатичный юноша, а с виду и не скажешь.

— Ну что поделать, мой иммунитет половым путём не передаётся. Эй, вы, молодёжь, выньте клювы из его башки немедленно. Клевать мозг моего парня могу только я! А если кто-то из вас, рыжулек, его заморочит и трахнет, то я этой дуре манду поперёк поверну, ясно?

Рыжая молодёжь, смеясь, расходится. Самая бедовая девица, не старше пятнадцати, подбегает, быстро целует меня в щёку, показывает Аннушке язык и убегает, звонко хохоча, под одобряющие аплодисменты остальных.

— Не сердись, дорогая, — говорит Меланта, — они не могут иначе. Кайлиты в молодости всегда немного сумасшедшие. Я сама позабочусь о твоём парне. Лёха, подойди к тёте Меланте, пожалуйста!

Я, всё ещё без единой мысли в голове, спрыгнул с капота и пошёл к кайлитке, улыбаясь от радости шире плеч. Как же здорово тут! Как хорошо! Какие чудесные люди вокруг! Обожаю рыжих! Почему я раньше не замечал, как это красиво — рыжие волосы, зелёные глаза, молочно-белая кожа, веснушки? Это же идеал человеческой внешности!