Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Барышня ищет работу (СИ) - Кальк Салма - Страница 25


25
Изменить размер шрифта:

Эх, а это ещё Софья Людвиговна знать не знает, что своё доброе имя, честь и достоинство, как бы она сказала, я утратила ещё на втором курсе, то есть — в губернском городе Сибирске появилась уже без оного? Но о том ей знать совершенно незачем, и о той великой любви, которая мною тогда двигала, и из которой потом ничегошеньки не вышло — тоже. Я отогнала незваное воспоминание и взяла карты, которые мне сдал в этом круге Белов, посмотрела и положила на стол. Играем дальше, всё хорошо.

Обычно выигрывали или Софья Людвиговна, или Егор Егорыч, или Соколовский. Сегодня, соответственно, битва развернулась между хозяйкой и её компаньоном. Компаньон проигрался, и у него при себе не случилось нужной суммы. Он вздыхал и винился, и обещал прийти завтра до обеда и принести недостающее, ибо был самонадеян и не брал много денег, полагал — будет достаточно. Софья Людвиговна усмехалась и кивала — мол, ждёт, пусть приходит.

И он пришёл, и на целый час, если не больше, заперся с хозяйкой в кабинете — наверное, им хватало дел, которые следует обсудить наедине. Агафья дежурила под дверью и то носила им чай с плюшками, то закуски какие, а потом стало ясно, что гость останется на обед. А я подумала — что это идеальный момент поговорить с Соколовским, потому что вся прислуга была занята, Антония с утра вообще не показывалась, и мне даже показалось, что её нет дома, Антип же Валерьяныч уехал проверять какую-то очередную хозяйскую собственность. Однако, одного лишь моего желания было недостаточно, поэтому я смирно сидела в гостиной, читала взятую из кабинета с разрешения хозяйки книгу — историческое сочинение о здешнем освоении Сибири — и ждала возможного вызова.

Кстати, в книге рассказывалось, кто таков этот принц, в чьём доме живёт Соколовский. Оказывается, у них тут тоже была великая революция, но не во Франции, а как-то иначе… во Франкии, вот. И по какой-то причине накануне этой революции куда-то сюда, на берег Байкала сослали одного из тамошних принцев — что-то далековато, как мне показалось. И этот принц сначала жил здесь и командовал крепостью где-то на севере, потом съездил домой, когда там всё начало рушиться, и, как говорилось, приложил много усилий к спасению людей и имущества, а потом вернулся сюда с супругой и детьми, уже, впрочем, взрослыми. И один из тех детей как раз остался жить в губернском городе Сибирске и служил при губернаторе кем-то по особым поручениям, а его супруга была целительница из местных. Значит, в самом деле принц, надо же, думала я.

Тем временем наши компаньоны завершили деловые разговоры, Агафья сообщила, что обед подан, и все мы собрались за столом.

— И что же, Егор Егорыч, завтра мы увидим вас вечером? — подняла бровь хозяйка. — Или вы не будете отыгрываться, а оставите это важное дело господину Соколовскому?

— Так Соколовский же уехал, — пожал тот плечами. — Придётся мне.

Я тихонько вздохнула.

— Куда это уехал? — поинтересовалась хозяйка.

— Да что-то произошло в Нижнеудинском уезде, из такого, о чём в газетах не напишут, вот его и сдёрнули, — пожал плечами гость. — Если он не доищется правды, то никому другому это не удастся.

Я даже ощутила некоторое сожаление — потому что успела привыкнуть к ехидному магу и разговорам с ним, даже не нашим, нет, а чьим-нибудь ещё. Но вернётся же, так?

Но маг не возвращался, а ко мне ночами стали приходить препротивные сны.

Без названия

10. Золотая дама

10. Золотая дама

Во сне ко мне приходила странная женщина.

Одетая в золотое платье сложного покроя, слепящее настолько, что и понять-то было нельзя — оно из ткани или из металла, или ещё из какой волшебной субстанции, тут ведь у них магия, всё возможно, так ведь? На платье было столько отделки, что никакая ткань не выдержит этих тяжёлых украшений. А в уложенных в сложнейшую причёску рыжих волосах светились камни и металлические штуки, и тоже я никак не могла понять, чем такое закрепить, чтобы не разваливалось. Почему-то именно эти мысли бродили в моей голове во сне, мы ведь над сонными мыслями не властны, так?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А хуже всего был её взгляд. Яркие какие-то сине-зелёные глаза смотрели страшно, вот прямо страшно. И хотя на губах играла любезная улыбка, глаза смотрели жёстко, сурово, беспощадно.

— Отчего ты закрываешься, дитя? Откройся. Судьба твоя лежит перед тобой, это славная судьба, поверь! Сама ты никогда не добьёшься такой судьбы. А если последуешь за мной, то вершины покорятся тебе!

Почему-то мне не хотелось никаких вершин, и никакой «такой» судьбы тоже не хотелось. Почему-то я была уверена, что прямо об этом говорить не нужно, будет только хуже. Есть люди, которые не слышат и не понимают, когда им говорят не то, что они хотят услышать. Можно хоть лоб разбить и язык отболтать, и никакого толку не будет, моя мама ровно такая. И тут мне казалось, что лучше улыбаться, кивать, делать вид, что не расслышала или недопоняла. На глупую не рассердятся, на невнимательную, глуховатую, неуклюжую — тоже. Или рассердятся, но не так, как на открытое неповиновение. Вот я и скользила рассеянным взглядом мимо и издавала невнятные восклицания, вроде «А?» «Что? 'Что-что?» Потом улыбалась робко, с открытым ртом, чем, кажется, вызывала новую досаду. Вроде бы, золотая дама что-то бормотала тихонько, но этого я уже не расслышала. Что-то грохнуло, и я проснулась.

Ночь, луна в окно светит, в щель между занавесками. В доме тихо. Но тихо ли?

Я прислушалась. Кажется, кто-то ходит. Видимо, кому-то не спится. Снова грохочет, заругался тихонечко — и я поняла, наконец, что происходит. Агафья шла и запнулась о ведро, которое стоит возле чёрного хода — на всякий случай. К счастью, ведро обычно стояло пустым, и Агафья хотя бы ничего не разлила. Поругалась ещё, потом я услышала звук льющейся воды с кухни — видимо, жажда замучила, вот и пошла бродить. Шаги прошлёпали до комнаты, дверь открылась и закрылась. И снова наступила тишина.

Я сказала все положенные отворотные слова, какие говорят, если просыпаются от дурного сна, перевернулась на другой бок, и быстро уснула снова. И теперь уже спала без сновидений до самого утра, пока Марфуша не постучалась в мою дверь со словами «Барышня, пора просыпаться». И от ночного сна осталось разве что неприятное ощущение — будто ждёт какое-то дело, которое делать не хочется, но придётся.

Дальше повседневные дела закрутили меня, и я забыла о странном, и, чего уж говорить, страшноватом сне. Наяву моя жизнь была полна самыми разными событиями — я читала газеты, вслух и про себя, писала под диктовку письма и читала ответные, составляла списки дел и закупок для Антипа Валерьяныча, Марфуши и Антонии, ездила с Антонией по лавкам, если хозяйке что-то было нужно. Ездила с хозяйкой на разные мероприятия, в театр и в гости.

На мероприятиях я сидела подле Софьи Людвиговны, смотрела по сторонам и осознавала происходящее. На концерте мы слушали пение, более или менее приличное. На балу в Девичьем институте, который тоже был больше похож на концерт, чем на бал, тоже сидели, смотрели и слушали, а воспитанницы в скромных белых платьицах показывали танцевальные номера и пели. Хозяйка смотрела благосклонно и по окончании велела передать свою благодарность исполнительницам. И готовила своим стипендиаткам к рождеству небольшие подарки, точнее — распорядилась нам с Антонией съездить в лавку за конфетами, и чтоб упаковали красиво.

В гости мы отправлялись нечасто, раз или, может быть, два в неделю. И обычно посещали дома тех, от кого Софье Людвиговне было что-то нужно. Нас принимали дамы, но дела она вела с мужьями тех дам, и нередко оставляла меня в гостиной с хозяйкой, или с хозяйкой и её дочерьми, а сама отправлялась с супругом хозяйки обсуждать курс акций, покупки, продажи и что-то там ещё. Или же — необходимость каких-то вложений в какие-то большие проекты. Я старалась поддерживать все возможные знакомства — мало ли, что и как, поэтому во всех гостях всем улыбалась, говорила комплименты столу, чаю, выпечке и нарядам, слушала всё, что мне были готовы рассказать о местных делах и событиях. Но — со мной, конечно же, говорили, но девицы или молодые дамы никак не рассматривали меня в качестве ровни им самим. Я нахожусь в услужении, у меня нет своих денег. Поэтому — между нами пропасть. Что ж, я приняла это, как данность, потому что в моменте была совершенно довольна своей судьбой. У меня есть крыша над головой, работа и доход, и отлично. А что дальше — будет видно.