Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 7

‒ И не будешь, ‒ согласно кивнул я, ‒ поэтому свои женские «поступки» предварительно обсуждай со мной.

‒ Что, все? ‒ поразилась Кузя.

‒ А их что, так много? ‒ подивился я.

Она громко фыркнула. Этим, в общем-то небогатым звуком, ей удалось выразить высшую степень своего превосходства.

Я тяжело вздохнул, готовясь уступать:

‒ Те, что могут выплеснуться последствиями за пределы класса.

Она задумалась, что-то прокручивая в голове.

‒ Идёт! ‒ довольно блеснула глазами.

‒ Ладно, ‒ сказал я недовольно, ‒ на сём договорились. Дай, ‒ забрал платок, а потом потянул майку из её рук.

‒ Эй, эй, ‒ она вдруг вырвала у меня эту тряпицу и торопливо спрятала её за спину, чему-то криво при этом улыбаясь. ‒ Я же обещала!

‒ Ну… Тогда пошли, ‒ я предложил локоть, и она тут же за него уцепилась.

На подходе к лагерю я почувствовал, что Кузю начинает нервно поколачивать. Покосился: у неё опять начали срываться слезы.

‒ Что? ‒ я остановился и озабоченно посмотрел ей в лицо.

‒ Страшно... ‒ прошептала Наташа и попыталась ткнуться лбом в моё плечо.

‒ Вот не надо... ‒ я мягко увернулся и подумал обречённо: «Началось... Да как быстро...»

Кузя горестно вздохнула, постояла, глядя куда-то в сторону, потом двинулась вперёд. Я молча пристроился рядом. На душе было муторно, словно на мне неожиданно повис крупный долг ‒ и когда только успел?!

Первым со скамьи нас заметил Алексеич. Он курил, прикрывая огонёк папиросы ладонью.

‒ О, ‒ произнёс негромко, скользнул цепким взглядом по мокрым дорожкам на Кузиных щеках и кивнул мне с одобрением.

‒ Наташ, ты что? ‒ бросилась к нам от стола встревоженная Томка.

‒ Очень за Арлена Михайловича переживает, ‒ мрачно сказал я.

Руки у Кузи взлетели и торопливо прикрыли лицо.

‒ Похвально... ‒ процедила Тыблоко, натягивая крокодилью улыбку.

‒ Позаботься о ней, ‒ подтолкнул я Наташу к Томке.

Тыблоко проводила уходящих девушек долгим взглядом, потом похлопала по скамье рядом с собой:

‒ Андрей, садись с нами, чайку погоняем.

Я нашёл свою кружку и сел, с опаской посмотрев на задумчивую Чернобурку. Из класса за столом я остался один. Помолчали, потом Мэри тишком понюхала свои пальцы и брезгливо поморщилась.

‒ Ай, что уж теперь... ‒ решительно сказала Чернобурка, до того искоса поглядывающая за ней. С этими словами она решительно достала из-под скамьи сумку и выставила заготовленный, видимо, совсем для другого случая, запас: пару бутылок армянского пятизвёздного и пакет с «Белочкой».

Сидевший чуть особняком от нас усатый сапёр заметно оживился.

Мэри, судя по всему, не употребляла в своей жизни ничего крепче травки. После первой она ощутимо обмякла, после второй ‒ полюбила весь мир и особо ‒ сидящих за столом.

Потом я не выдержал и под многозначительное молчание Тыблоко слил остатки со дна бутылки себе в чай.

‒ Третья, ‒ объявил твёрдым голосом, ‒ вечная память... И упокой душ.

Алексеич решительно кивнул и выдохнул дым под стол.

Чернобурка недовольно зыркнула, но тут Мэри начало пробивать на покаяние всем присутствующим, и настроение у оперативницы сразу переменилось.

‒ Ладно, что ни делается... ‒ чуть пьяно сказала она, поднимаясь, и торопливо поволокла Мэри из-за стола.

‒ Э... ‒ повернулась Тыблоко на внезапное бульканье.

Пока мы смотрели, как Чернобурка затаскивает свою добычу в палатку, сапёр успел раскупорить вторую и налить себе доверху.

‒ Хватит, ‒ властно прихлопнула ладонью директриса.

‒ Как скажете, ‒ покладисто согласился тот и задвигал кадыком, вливая в себя сразу всё.

‒ Чёрт усатый, ‒ недовольно ругнулась Тыблоко, ‒ спать иди.

‒ А и то верно, ‒ улыбнулся прапор, засунул в рот конфету и удалился во тьму, довольно что-то насвистывая.

Ночь окончательно сгустилась, и за границей света от костров встала густая стена непроглядности. Из неё вынырнула и помаячила у меня на виду Мелкая. Она поглядывала на меня с тревогой, я кивнул ей успокаивающе, отпуская.

‒ Хорошая девочка, ‒ прокомментировала Тыблоко, внимательно что-то во мне выглядывая.

Я промолчал.

Потом от умывальников в сторону палаток прошли Кузя с Томой.

‒ Вздул? ‒ Алексеич повёл подбородком в их сторону.

‒ Словесно... ‒ лениво махнул я рукой.

В голове приятно шумело, от брёвен тянуло теплом.

‒ Да тут уже не только вздуть можно, ‒ Тыблоко прервалась, чтобы свирепо хрустнуть солёным огурчиком, а потом многозначительно подвигала толстыми щеками.

‒ Это всегда успеется, ‒ после короткого молчания миролюбиво сказал я.

Военрук усмехнулся как-то набок и зашуршал очередным фантиком.

Я сидел, торопливо соображая: «Фактически Лексеич приказал мне Кузю прикрыть, но Тыблоко в курсе...»

‒ Кто наказывать будет? ‒ я вскинул глаза на директрису.

‒ О-о... ‒ протянула она многозначительно и быстро переглянулась с Алексеичем. ‒ А хороший вопрос, да? Хм... Теперь вот даже и не знаю.

Она сложила руки под подбородком и о чём-то задумалась, глядя на жар между брёвен. Щеки её устало обвисли, и я невольно позавидовал таланту Бидструпа.[9]

‒ А ты сможешь? ‒ вполголоса поинтересовался у меня Алексеич.

Тыблоко уставилась на меня с неожиданным интересом.

‒ О-хо-хо... ‒ протянул я.

Пришёл мой черед щуриться на то, как подёргивают сединой рдеющие угли.

Нет, в какой-то мере я её трудности понимал: если директор берётся наказывать, то, стало быть, знает, за что... А хочет ли она это показывать? Ой, вряд ли... При этом, пока в школе Лапкина, ни о какой гласности наказания речи идти не может ‒ а как можно наказать Кузю негласно?

‒ Думаю, что справедливое наказание от меня она примет... ‒ протянул я.

‒ Уверен? ‒ Алексеич придавил меня тяжёлым взглядом.

‒ Ну, в общем ‒ да, ‒ я почесал в затылке и добавил: ‒ Только вот я даже близко пока не знаю, какое наказание будет и справедливым, и полезным для неё.

Тыблоко и Алексеич опять коротко переглянулись, и я невольно заподозрил, что что-то я в своей школе до сих пор недоразглядел.

Тут со стороны леса донёсся счастливый протяжный девичий визг. Судя по всему, Паштет наконец дорвался до Иркиных рёбер.

Тыблоко прикрыла лицо ладонями и обречённо помотала головой из стороны в сторону. Потом отняла руки и прищурилась в темноту.

‒ Кто там? ‒ ткнула пальцем куда-то в бок.

Я ничего не разглядел, но Алексеич тут же подсказал:

‒ Армен.

‒ Армен, ‒ громко позвала Тыблоко, ‒ это ты?

‒ Я, Татьяна Анатольевна, ‒ и правда раздался откуда-то издали голос Армена.

‒ Кузенкову позови, ‒ голос директрисы налился тяжёлым металлом.

Наташа явилась минуты через три. Замерла рядом со столом и всем своим видом изобразила трепетную лань ‒ то грациозное эфемерное создание, что питается лунным светом и пыльцой с нектаром, исключительно с возвышенными мыслями в голове, невинно прикованное к этой грешной земле дурацкими законами Ньютона.

Впрочем, Тыблоко было этим не пронять.

‒ Кузенкова, ‒ громыхнула она почти ласковым баском, ‒ твою мать... Доскакалась, коза?

Кузя поджала задрожавшую нижнюю губу и посмотрела на меня заблестевшим взором. Я мгновенно покрылся испариной, сообразив. Впрочем, Тыблоко тут же меня и спасла:

‒ Думала, Василий Алексеевич не догадается? Да он таких умных, как ты, снопами вязал...

Следующие десять минут директриса виртуозно выгрызала Кузе мозг, сходу выбив её из образа, а следом доведя и до искренних слез, умудрившись при этом ни разу не упомянуть, за что, собственно, производится эта выволочка. Я пребывал в восхищении.

‒ Так вот, ‒ наконец, Тыблоко тяжело перевела дух и перешла к раздаче: ‒ Главный виновный тут ‒ Соколов. Да, и не смотри так на меня, Кузенкова! Командир за всё в ответе! И я его примерно накажу. А уж тебя, голубушка, будет он вздрючивать! И если мне не понравится, как он это делает, то его наказание удвоится. Всё, ‒ она повелительно взмахнула рукой, ‒ кыш отсюда.