Отрок. Покоренная сила. - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 45

"Все "в одну калитку", как по заказу! Верные деду люди разъехались обустраивать боярские усадьбы, у меня друзей среди сверстников так и не завелось, сестры… У баб свои разборки, но, насколько я понимаю, они друг другу такие фортели не прощают. Хреново дело, сер Майкл, но если устоим, всё — мы графы! По всем статьям и ни одна тварь пикнуть не посмеет. Только вот, как устоять? Драться, конечно придется, но если есть еще время…".

— Деда, сколько у нас еще времени?

— Кхе! Глянь-ка Листя, парень-то не оробел, голова работает!

"Ого! Уже и Листя! Роман развивается по всем канонам".

Листвяна отреагировала на дедово замечание с достойной престарелого мудреца лапидарностью:

— Так Лисовин же!

"Мерси боку, мадам! Я в Вас явно не ошибся".

— А если Лисовин — Дед поскреб в бороде и испытующе глянул на внука. — Сообрази-ка сам!

— Ну… Прямо сейчас пахать, сеять надо — не до бунтов. Потом, как раз, травы подойдут, надо будет косить… Получается, что до Купальских праздников у нас время есть. Полтора месяца… Должно хватить.

— Верно мыслишь. — Дед согласно кивнул, потом спохватился: — Погоди, на что хватить?

— Всякая война должна предваряться информационным воздействием…

— Михайла!

— Прости, деда. Вот наши враги, прежде, чем напасть, подготавливают умы односельчан к тому, чтобы их действия были сочтены правильными и справедливыми. Все наши грехи и промахи — действительные и мнимые — вспоминают, по-своему толкуют, а если надо, то и вообще полное вранье выдумывают. Ведут разговоры, распускают слухи. Следят за тем, как люди это все воспринимают, что в ответ говорят. Если что-то идет не так, то поправляются: ведут разговоры несколько по-другому, распускают немного переиначенные в нужную сторону сплетни.

Все это называется информационной войной. Цель ее — оставить будущего противника без друзей и союзников. Сделать будущего противника заранее во всем виноватым. Озлобить людей, настроить их так, чтобы любой гадости о противнике сказанной верили, и любую подлость и жестокость с ним совершенную, признали справедливой. Все это сейчас к нам и применяется.

— Кхе…

— Я почему про время спросил? В информационной войне, как и в обычной, надо отвечать ударом на удар. А чтобы победить, наш удар должен быть сильнее, чем их. Только в рукопашной схватке все происходит за считанные мгновения, а в информационной войне медленно. Но если сделать все как надо, то полтора месяца должно хватить.

— Кхе… Опять книжная премудрость. И как у тебя в башке это все помещается-то? Листя, чего скажешь?

Листвяна сделала постное лицо и выдала афоризм:

— Береги честь смолоду. Если уж Михайлу невзлюбили, то никакими сплетнями и слухами это не поправишь.

"Ты что же это, курица, уже госпожой воеводихой себя вообразила? Воспитывать меня будешь? Ну, погоди…".

— Все правильно, деда. Арабы говорят: "Если хочешь принять решение — посоветуйся с женщиной и сделай наоборот!".

— Кхе! Арабы, говоришь? — Дед покосился на ключницу. — А что, арабы — народ смысленный!

На лице Листвяны столь явственно отразилась досада, что Мишка почувствовал себя прямо-таки персонажем одно из романов Дюма-отца.

"Прокол у тебя вышел, тетка, талант к интриганству у тебя, несомненно, есть, а знаний мало. Если хватит ума мне поперек не становиться, Бог с тобой, но если попробуешь мне гадить, урою так, что позавидуешь запоротой Буреем девке. Мне тут еще только доморощенной миледи де Винтер не хватало!".

От деда, кажется, этот маленький психологический этюд не укрылся — все-таки Корней был мужиком бывалым, при княжеском дворе обретался, да и вообще, всякое видал. Он недовольно повел носом и рявкнул:

— Листвяна! Щи простыли, стол заляпан, куда смотришь?

"Жучка! Место! Так-то вас, интриганок. Но без баб проблему информационной борьбы не решить — они в Ратном вместо СМИ работают".

— Погоди, деда, без женщин нам не справиться. Слухи, сплетни — их епархия. Не надо ключницу гнать, да мать еще позвать бы…

— Так! — В голосе деда зазвенели строевые интонации. — Со стола прибери, найди Анюту и приходите сюда обе! Давай, шевелись!

Листвяна мигом вызвала двух девок-холопок, велела прибрать на столе и сказать боярыне Анне Павловне, что ее кличет боярин Корней Агеич. Все было, вроде бы, правильно, но Мишка решил «дожать» ситуацию. Вперившись взглядом в ключницу, Мишка, стараясь копировать дедову интонацию, выдал:

— Ты что, оглохла? Господин сотник велел ТЕБЕ найти мою матушку, и только потом приходить вместе с ней! А ну, пошла!

Листвяна метнула возмущенный взгляд на деда, но тот, словно ничего не слышал, целиком сосредоточился на наливании себе в чарку кваса из кувшина. Листвяна развернулась и пробкой вылетела из горницы.

"Хлопнет дверью или не хлопнет? Хлопнула! Ну и дура!".

Мишка вскочил с лавки и, высунувшись в дверь, крикнул ключнице в спину:

— Листвяна, вернись, дед зовет!

Обернувшись назад, увидел удивленно поднятые брови деда и скорчив хитрую рожу, приложил палец к губам. Дед, явно заинтригованный, расправил намоченные квасом усы и приготовился наблюдать продолжение спектакля.

"Эх, средневековье! Ни кино тебе, ни театра, а все уже давно обыграно и не по одному разу, и во всяких вариантах. Только и остается, что повторять мизансцены в подходящих ситуациях".

Листвяна вплыла в горницу с видом оскорбленной невинности и уставилась на деда. Дед, в свою очередь, с интересом пялился на внука.

"Был, в сое время, такой замечательный фильм "Все остается людям". Я, конечно, не народный артист, но и публика-то тоже…".

— Ты, может, не знаешь, Листвяна, но стучать надо тогда, когда входишь, а не тогда, когда выходишь. Будь любезна, выйди, как положено приличной женщине…

Последние одно или два слова Листвяна вряд ли расслышала, потому что их заглушил дедов хохот и бряканье серебряной чарки, упавшей сначала на лавку, потом на пол.

Надо было отдать Листвяне должное. Несмотря на то, что колером и насыщенностью цвета сравниться с ее лицом могла бы только свекла, ключница нашла в себе силы спокойно подобрать с пола дедову чарку, аккуратно поставить ее на стол и спокойно выйти, тихонько прикрыв за собой дверь.