Студент 2 (СИ) - Советский Всеволод - Страница 17

Ладно. Посмотрим.

По многомерному житейскому опыту я знаю, что если ты поставил перед собой некую задачу, то мироздание так ненавязчиво маякнет тебе, получится или нет. Кинет подсказки. Ну, например: договорился ты о какой-то важной встрече, рассчитал время, пора выходить из дому, а ты не можешь найти ключи или документы, то есть забыл, куда их положил, мечешься в стрессе… Вроде бы нашел, вышел, и тут вдруг тебе звонит кто-то очень нужный. Настолько нужный, что ты никак не хочешь прерывать разговор, но при этом опаздываешь, нервничаешь, понимаешь, что теряешь время… Короче, ясно: что-то тебя дергает, мешает, ставит палки в колеса. Значит, из этой встречи толку не будет. И наоборот: поехал ты, и на всех светофорах по пути пролетел на зеленый свет, ни одного красного! Значит, все у тебя получится. Вот где-то так.

В деканат я шел наудачу, не зная, что меня ждет. Поэтому ждал похожих подсказок. Улица, крыльцо, лестница, коридор… Пока ничего. Ну вот и дверь.

Толкнув ее, я вошел в приемную. Невозмутимо-элегантная секретарь Юлия Михайловна разбирала какие-то бумаги, видимо, корреспонденцию. На меня она взглянула без интереса.

— Здравствуйте, — я постарался быть очень вежливым. — У себя?..

Кивок на дверь. Ответный утвердительный кивок: ясно, дескать.

— Можно к нему?..

Не знаю, что бы мне сказала секретарь, но тут дверь кабинета распахнулась. Предстал сам.

Как всегда, он был безупречно-импозантен. На сей раз обошелся без пиджачной пары. Кремовая рубашка с короткими рукавами, легкие светло-серые брюки, летние туфли. Все — свежайшее, выутюженное, вычищенное. Золотые очки. Тонкий запах французского одеколона. Лицо холеное, немного чопорное. Типа — я здесь декан, доктор наук, а вы кто такие?..

Тем не менее, меня он узнал с первого взора.

— Ко мне? Родионов… Василий Сергеевич?

— Так точно, — одним ответом я закрыл оба вопроса.

— Знаток химических соединений! Помню.

— Не без этого, — я сдержанно улыбнулся.

— Ну ладно… Суть появления?

— Тема лично-общественного характера.

— Хм. Грамотно формулируешь. Похвально… Юлия Михайловна, списки зачисленных на первый курс найдите. Занесите мне, пожалуйста.

— Сию минуту, Лев Сергеевич.

— А ты входи, юниор. Обсудим твои сюжеты.

Я старался не ликовать, видя, что «подсказки от Вселенной» мне дружески подмигивают: пока все в твою пользу! Так держать!

— Ну, излагай, — предложил ЛСД, когда мы уселись.

Конечно, речь я подготовил заранее. Аргументы? По правде говоря, очень уж сильными они мне не казались, но все же я старался быть убедительным. И главное — я удачно подхватил тему списков, которые занесла Юлия Михайловна.

— Знаете, Лев Сергеич, я как раз вот по этому поводу…

И строя фразы коротко и правильно, поведал: есть вот такой Виктор Ушаков. Он совсем немного недобрал по конкурсу на химфак. В результате оказался на «литейке». Но туда не очень хочет. А я за время практики в технопарке убедился в том, что из Ушакова выйдет толк. И жаль будет терять неплохой кадр. И отсюда мысль…

С этого места я заговорил очень оговорчиво и предположительно. Я понимаю, конечно… Но хочу выяснить, нет ли возможности?.. Думаю, овчинка стоит выделки.

Декан слушал меня внимательно. Смотрел, как будто даже не моргая. Когда я закончил, он помолчал секунд пять. Может, больше.

— Значит, выяснить хочешь…

— Есть стремление.

— А почему ты за него поверенный в делах? За Ушакова. Почему он сам не выясняет?

— Он не решится. Из деликатности. Скромный парень.

— А ты?

— А я бы за себя тоже не стал. Но за друга…

Взгляд декана как-то изменился. Вроде бы позитивно. Он взял списки, полистал их. И заговорил так:

— Послушай, Родионов. Вот ты, как говорили прежде, изрядный юноша. То бишь, с тобой можно говорить всерьез. Что я и собираюсь сделать. И первым делом: этот разговор должен остаться здесь. Уразумел?

— Вполне.

— Похвально. Теперь вопрос: знаком тебе такой гражданин — Рабинович Евгений Борисович?

— Условно знаком.

— Хороший ответ! Далеко пойдешь, Василий Сергеевич… Ну, а теперь разъясни.

Я разъяснил: с упомянутым Е. Б. Рабиновичем мы вместе сдавали вступительные экзамены. Не общались, но мне он запомнился, так как на него сложно не обратить внимание:

— Яркий персонаж.

Лев Сергеевич кивнул:

— Так вот. Выбыл данный гражданин из числа первокурсников. Ты об этом знал?

— Нет! Впервые слышу.

Я ответил абсолютно честно, видя, с каким прицелом декан отслеживает мою реакцию. И судя по всему, сомнений в моих словах у него не возникло.

— Значит, счастливый случай… — проговорил он задумчиво. — Догадываешься, почему он выбыл?

Я вновь чуть было не брякнул: «нет» — но дедуктивная молния так сверкнула во мне, что все встало на места.

Конечно, я не знал всех деталей, но более или менее ориентировался в одной из самых туманных, мутных тем эпохи Брежнева: еврейской эмиграции из СССР. Почему и как это было?..

После так называемой «Шестидневной войны» 1967 года резко ухудшились отношения Советского Союза с Израилем. А вскоре и вовсе произошел разрыв дипломатических отношений. Мы однозначно встали в ближневосточном конфликте на сторону арабских стран, в результате чего среди советских евреев начались разброды и шатания, и где-то даже обиды. При этом команда Брежнева совершенно искренне хотела улучшения отношений с США, угробленных Карибским кризисом, а точнее, некомпетентностью Хрущева и Кеннеди. Эти два молодца, старый да малый, чуть не устроили ядерную катастрофу, в какой-то момент сами перепугались, кое-как сгладили ситуацию… но было уже поздно для них самих. Ровно через год происходит смертельное покушение на Кеннеди, ровно через два вылетает в отставку Хрущев. А новые руководители и СССР и США действительно ищут точки соприкосновения. При этом в США традиционно сильно «еврейское лобби», а одним из пунктов обсуждения становится «воссоединение родственников»… Формально СССР присоединился ко всяким международным конвенциям о свободе эмиграции, но негласно выезд позволялся евреям и в какой-то степени немцам и армянам (с последними вообще отдельная история!) — то есть тем, у кого реально могут быть родственники за границей. По факту, скажем прямо: это была уступка советского руководства американскому «еврейскому лобби», параллельно с хитроумной задумкой разгрузить общество от сионистских активистов — были такие, и барагозили они не по-детски, вплоть до попыток угона самолетов. Дурацких, правда, но веселого в них было мало. Например, летом 1970 года группа лиц — на редкость нелепая, разношерстная группа, включая женщин, и даже беременных — затеяла такую, прости Господи, спецоперацию на небольшом аэродроме в Ленинградской области. Естественно, вся движуха была организована курам на смех, и горе-угонщиков повязали где-то на подходе к аэропорту. Тем не менее, руководство страны сильно огорчилось на такие проделки; вполне вероятно, масла в огонь плеснуло и то, что вскоре после несуразного теракта случился самый настоящий: литовцы Бразинскасы, отец и сын, осуществили реальный угон самолета, в результате чего погибла молоденькая стюардесса Надежда Курченко и были тяжело ранены еще несколько человек. Тогдашние советские правители были людьми, прошедшими войну, знали цену жизни, по-настоящему дорожили миром, и смерть в самое умиротворенное время невинной девушки, на ровном месте погибшей от рук двух бессмысленных уродов, должно быть, очень больно резанула их. Они были в гневе, отчего на суде зачинщикам корячилось вплоть до «вышки»… Впрочем, до этого не дошло.

Короче говоря, в сумме получилось так, что отметка «еврей/еврейка» в графе № 5 советского паспорта означала реальную возможность эмигрировать. Отсюда — всякие удивительные коллизии вроде фиктивных браков, попыток дачи взяток работникам паспортных столов (впрочем, подобные номера не прокатывали, тут все было строго)… При этом, разумеется, отнюдь не все горели мечтой очутиться на «земле обетованной», посвятив жизнь идеалам сионизма. Горбатиться в каком-нибудь кибуце, в адском пустынном пекле?.. Ага, щас! Вот только разбегусь!.. — примерно так рассуждали пронырливые эмигрантские умы. И в бывшем царстве Давида и Соломона оказывались немногим более половины репатриантов. Так как прямого сообщения между СССР и Израилем не было, то перевалочным пунктом стала Австрия, точнее Вена, откуда многие уехавшие растекались по белу свету, в подавляющем большинстве в США, где в свою очередь, подавляющее их большинство оседало в Нью-Йорке, в легендарном районе Брайтон-Бич…