Машина желаний (сценарий). Вариант 2 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 14

Проводник слушает его приоткрыв рот.

– Мне казалось, что я играю в интересную новую игру. Приключение. И вдруг понял, дружище, что все это – не шутки. Я, по правде, не очень даже в чудеса эти верю. Ну, попрошу там чего-нибудь, все равно это сказки. А потом напишу. Об этом ведь никто еще не писал… Нет, соколиный глаз, друг мой, я в такие игры не играю…

– Слушай, Профессор, – говорит растерянно проводник. – Что это с ним? Скажи ему!

Профессор пожимает плечами.

– Да как же так? – говорит проводник. – Я ж иду за здоровьем для дочери, для мартышки моей несчастной, а получу, значит, неизвестно что?

– Известно, – ласково произносит Профессор. – Все совершенно точно известно…

– Перестаньте, – перебивает его Писатель, и снова наступает тягостное молчание.

Потом проводник угрюмо говорит:

– Хватит. Подъем.

Профессор угрюмо идет впереди, за ним – Писатель, а за Писателем, почти наступая ему на пятки, – проводник.

– Ладно, врать не буду, – бубнит он. – Когда выходил, не думал я о мартышке, это точно… А теперь-то! Да я за нее кому хочешь горло порву! А ты мне толкуешь…

– Слушай, перестань бормотать, – говорит Писатель, не оборачиваясь. – Что ты ко мне пристал? Не знаю я, чего ты на самом деле хочешь. И ты этого не знаешь! И ради бога, не отвлекайся. Смотри за дорогой… Как раз сейчас только гробануться не хватает…

Впереди в дрожащем мареве виден задранный ковш покрытого ржавчиной экскаватора.

И вот они останавливаются перед пологим спуском к тому самому месту и завороженно глядят вниз, на волшебную котловину. Проводник оглядывает спуск и на ржавом склоне замечает странные черные кляксы.

– Ну, счастлив ваш бог, ребята! – говорит он сдавленным голосом. – Сдохла она.

– Кто? – не сразу откликается Профессор.

– Мясорубка. Видишь эти черные сопли? Сдохла жаба. Все! Можно идти свободно.

– Вот видите – мясорубка… – говорит Писатель удовлетворенно и усаживается на землю. – Приятное название.

– Да уж, брат, куда приятнее! Здесь Дикобраз свою последнюю живую отмычку использовал. Кащей у него была кличка, молоденький такой дурачок…

– И ты бы меня сюда погнал? – говорит Профессор. – Меня? В мясорубку?

– А ты как думал? Одна труба да мясорубка чего стоят… А здесь только так и можно. А иначе – один шанс из четырех. Лотерея! А в Зоне в азартные игры не играют…

– Уму непостижимо, – говорит Писатель. – Переться через эти смертельные горки, убить двух товарищей, и все ради мешка денег…

– Во-первых, – жестко говорит проводник, – товарищей сюда не берут. Да и не бывает у сталкера никаких товарищей. Я сам себе товарищ. А во-вторых, из-за денег и не такие дела делают. Ты что, с луны свалился?

– А если бы я не пошел? – спрашивает Профессор.

– Да хватит вам об этом! – кричит проводник. – Пошел, не пошел… Повезло нам, и все! Труба пустая оказалась, мясорубка сдохла, что я вам – злодей какой-нибудь? Думаете, мне много радости было – живых людей на смерть гонять? Ну – кто первый хочет? Ты, может? Заслужил ведь… – обращается он к Писателю.

Писатель решительно мотает головой.

– Нет. Я ведь сказал, что не пойду. Просто хочу посмотреть на чудо это собственными глазами. Я скептик.

– Тьфу! Да не бойся, сдохла она, говорят тебе! Ну, хочешь, я пойду первым. Ты не против? – спрашивает он Профессора.

– Идите, идите… конечно, – отвечает Профессор. – Я ведь никогда и не собирался ни подходить туда, ни просить…

– Как так – не собирался? – тупо произносит проводник. – Зачем же тогда ты сюда перся? Это ж не я тебя уговаривал сюда идти… ты сам просил, деньги сулил! Как же так – не собирался?

Вместо ответа Профессор по примеру Писателя садится на землю, поставив рюкзак между колен.

– Нет, вы посмотрите на этих идиотов! – ошеломленно говорит проводник. – Жизнью рисковали, через все прошли, добрались, и на тебе! Сели и сидят!

– И правильно делают, – говорит Писатель. – И ты тоже садись. Надо перед обратной дорогой посидеть.

– Этот дурак облысел, этого в городе участковый ждет… Ты хоть волосы себе обратно попроси!

– Снявши голову, по волосам не плачут, – говорит Писатель. – Брось, ангел, не унижайся! Садись с нами, закусим, коньячку вот выпьем… И с богом домой.

– Вот тебе – домой! – орет проводник, потрясая дулей.

Он решительно поворачивается и идет к спуску. Шаги его, вначале очень решительные, замедляются, и он растерянно останавливается. Потом поворачивается и также решительно возвращается назад.

– Ладно! Ты можешь мне объяснить, почему ты не идешь? – говорит он Писателю. – Только честно и без болтовни!

– Пожалуйста! Я боюсь. Себя не знаю и не верю себе… Наверняка знаю одно: много дряни у меня в душе за жизнь накопилось. Не хочу эту дрянь людям на голову выливать, а потом, как Дикобраз, в петлю лезть. Лучше в этом своем вонючем особняке сопьюсь тихо и мирно. Иди, иди! Только не думаешь ли ты, что если мы живы сейчас, то ты нас не убил? Убил, убил! Хоть мы и живы. И не надейся. На что ты можешь надеяться с такой своей натурой? Над дочкой своей слезы раскаяния проливаешь… Ты, прости меня, как тот бандит, у которого руки по локоть в крови, а на груди татуировка: «Не забуду мать родную»… Уймись, сталкер. Не доросли мы до этого места, не нам с тобой сюда ходить за счастьем…

– А чистеньким-то я бы, может, и не пошел! – зло кричит проводник.

– Заговорила валаамова ослица! – мечтательно произносит Писатель.

– Не понимаю, – бормочет проводник, в отчаянии тряся головой. – Не понимаю я…

– И счастье твое, что не понимаешь! Сходи туда – сразу поймешь, но тогда уже… извини! Ты ведь всегда очень высоко себя ставил, много выше всех остальных… Железный мужик, гордый и вольный, а на самом-то деле – просто скотина. И придешь ты оттуда либо калекой, тухлой гнидой приползешь, ни на что не годной от срама, либо таким уж зверем, что и Дикобраз по сравнению с тобой ангелом покажется. Все. Отстань!

Пока они конфликтовали, Профессор уже освободил из рюкзака массивный цилиндр, тускло отсвечивающий на солнце. На цилиндре нет ни циферблатов, ни шкал, только диск наподобие телефонного в центре верхнего днища.