Королева Теней. Пенталогия (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 84

– Детские глупости, – буркнул Грегор, пряча взгляд в чашку с дымящимся напитком. – Мальчишки в этом возрасте излишне романтичны.

И все‑таки на сердце снова стало теплее, причем совсем не от горячего вина с медом. Когда лучшие юные маги факультета восхищаются тобой и выбирают в качестве знака твой герб, это… Ну, не льстит, конечно, но безусловно приятно. Наверное, ради этого и идут в преподаватели? Признание того, что можешь повести кого‑то за собой не только на войне, но в мирное время. Дар передать то, что знаешь и умеешь, воспитать в мальчишках то, что считаешь основой характера. И когда‑нибудь новая основа Ордена будет смотреть на мир твоими глазами…

– Мальчишки – да, – задумчиво согласился Эддерли. – Саймон только возрастом приближается к совершеннолетию, нравом он еще совсем ребенок. Однако ими предводительствует Дарра Аранвен, а этот юноша далеко пойдет. Ангус готовит из него своего преемника, и я давно заметил, что юный Дарра никогда и ничего не делает необдуманно. Но сейчас он тоже кажется весьма воодушевленным. Во всяком случае, затея с перьями принадлежит именно ему.

– Перья? – спросил Грегор, чувствуя, что разговор начинает его смущать.

– О, Грегор, вы невнимательны, – усмехнулся Эддерли. – Присмотритесь же к своим адептам! Они уже второй день носят в прическах серебряные шпильки в виде перьев. Вороньих, если вы вдруг усомнитесь. Черненое серебро из лучшей ювелирной мастерской Дорвенны, заказанное лично Даррой Аранвеном. Вы и в самом деле не видели? С кем‑то другим я бы в это ни за что не поверил, но на вас это так похоже!

Грегор и в самом деле смутно вспомнил, что на последнем занятии особого курса заметил в прическе Ревенгар какую‑то странную безделушку, ничуть не помогающую девчонке удерживать в порядке непослушные рыжие кудри. Те все равно норовили выбиться из кос и окружить лицо хозяйки огненно‑золотым ореолом. Ревенгар, надо отдать ей должное, с норовистыми завитками честно сражалась, но обычным орудием в этой неравной борьбе ей служили широкие ленты, а шпилька… Разве вот это удержишь шпилькой? Все равно что ее любимое умертвие посадить на поводок из одной нитки. Присматриваться к юношам ему как‑то в голову не приходило. А теперь… Вот как на это все прикажете отозваться? Отчитать и запретить? Промолчать и сделать вид, что не заметил?

– Это дети, Грегор, – хмыкнул Эддерли, явно насквозь видевший его размышления. – Они обожают учителей больше, чем родителей, потому что мы, как умелые садовники, растим не только их разум, но и душу. И выражают это обожание по‑своему. Главное, будьте осторожны. Они возведут вас на пьедестал, и вы останетесь там ровно до тех пор, пока не разочаруете их чем‑то. Но стоит вам это сделать – и возмущение их будет столь же сильным, как до этого любовь. Ученики охотно прощают наставников, которые им безразличны, но от своих кумиров требуют безупречности.

– Полагаете, мне следует это прекратить? – прямо спросил Грегор, откидываясь на спинку стула и радуясь, что в комнате больше никого нет.

Впрочем, окажись рядом кто‑то еще, умница Эддерли этот разговор бы не затеял.

– Зачем же? – пожал плечами пожилой магистр. – Я уверен, что вы не научите дурному ни моего сына, ни прочих… воронят. Юношам нужно за кем‑то тянуться. А вы, Грегор, для них идеал. Истинный аристократ древнейшей крови, герой войны, могущественный маг и Избранный нашей великой покровительницы, Претемнейшей Госпожи. Полагаю, сотни юнцов по всему Дорвенанту мечтают быть на вас хоть немного похожими, так с чего этим мальчишкам быть другими. Они пока не понимают, что вы не только статуя в Зале Славы Академии, но и живой человек со своими слабостями. Это меня несколько тревожит, но я искренне надеюсь, что вскоре они достаточно поумнеют. Кстати, – усмехнулся он в ответ на явное смущение Грегора, – вы так и собираетесь носить не преподавательскую мантию, а камзол? Нет‑нет, лично я не против! Но вы же понимаете, что это делает вас еще более… заметным?

«Вызывающе выглядящим, – мрачно перевел Грегор деликатное определение магистра. – Но мантия? Нет, только не это!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ну… – извиняющимся тоном ответил он. – Я не думаю, что всего один преподаватель в камзоле нарушит устои Академии настолько, чтобы это…

– Один? – насмешливо изогнул все еще темные брови Эддерли. – Ну‑ну…

Дверь распахнулась, и в комнату стремительно влетел мэтр Ирвинг, молодой преподаватель, работающий то ли с пятым курсом, то ли с восьмым – Грегор как‑то не запомнил. Ирвингу на вид было лет тридцать‑тридцать пять, и он напоминал фраганскую борзую длинным худощавым телом, острыми умными глазами и порывистыми движениями. А еще он всегда был одет в длинную фиолетовую мантию, как и положено порядочному мэтру‑некроманту. Хм…

– Доброго дня, милорды, – жизнерадостно поздоровался Ирвинг, хватая чистую чашку и торопливо наливая шамьет. – Чуть не опоздал! Еще немного, и колокол прозвенит, а у меня в горле пересохло, словно в Арлезийской пустыне!

– Доброго дня, мальчик мой, – благожелательно ответил Эддерли и выразительно покосился на Грегора.

Вместо мантии на Ирвинге был камзол! Не военного образца, больше напоминающего мундир, а штатского, только гораздо скромнее обычного. Плотное черное сукно и фиолетовое шитье по воротнику, обшлагам и застежке. Аметистовые пуговицы. Узкие белые манжеты виднеющейся под камзолом рубашки. Исключительно пристойный и сдержанный вид. Но какого Баргота?! Это же Академия! Преподаватель в камзоле…

Грегор подавил нервный смешок, представив, как будет звучать его возмущение. Эддерли разглядывал их обоих весело и с явным удовольствием.

– Кстати, милорд Бастельеро, – обратился к Грегору Ирвинг, ухитряясь говорить членораздельно, несмотря на набитый печеньем рот. – Вы не могли бы как‑нибудь заглянуть ко мне на лекцию? Мы проходим упокоение призраков и умертвий, мне бы хотелось показать адептам работу настоящего мастера.

– Да, разумеется, – выдавил Грегор.

Ирвинг, благодарно поклонившись, в три огромных глотка выхлебал изрядную кружку шамьета, схватил с полки толстенный том «Кладбищенского бестиария» и выскочил в коридор.

– Вот так вот, – хмыкнул Эддерли. – Непривычно, правда? Одно дело – на практических занятиях, да и то преподаватели старой школы негодуют. Но ведь он и на лекции так ходит! И не только он. Боевики, кстати, тоже подхватили, им эти мантии давно поперек горла стоят. Не размахнуться, мол, не швырнуть чем‑нибудь этаким! Что‑то я не замечал, чтобы Кристофу мешала мантия. Как в молодости сбивал с завязанными глазами Молотом Пресветлого птичку на звук, так и сейчас влепит ничуть не хуже.

– Извините, милорд, – мрачно отозвался Грегор, чувствуя себя действительно неловко. – Я сожалею. Если это как‑то поправит дело, я завтра же…

– Да полно вам, – благодушно махнул рукой магистр. – Поверьте моему опыту, людям всегда что‑то мешает! Кому‑то – чужие камзолы и мантии, кому‑то – их содержимое. Плохим танцорам, говорят, мешают слишком тесные чулки… Мне вот мешают лишние сорок… ладно, тридцать лет! Когда вам будет столько же, вы научитесь отделять действительно важные вещи от всяких… войн за мантии. О, Денвер! – обернулся он к двери, в которую входил чрезвычайно мрачный пожилой мэтр, при виде которого Грегор снова почувствовал неприятное тянущее смущение. – Ну, хоть для разнообразия скажите, что у нас все хорошо!

– Как пожелаете, – желчно ответил Денвер, сбрасывая маску благодушия, которую надевал на уроки к адептам‑первокурсникам. – У нас все просто замечательно! Драммонд принес в аудиторию к боевикам полмешка заговоренных крыс и выпустил их во время лекции магистра Уинн. И что, вы думаете, сделала эта почтенная м‑м‑магесса? Вскочила на кафедру и завизжала! А галантные идиоты с Красного факультета кинулись крыс истреблять. Угадайте – чем?

– Только не говорите, что Молотом? – в священном ужасе уточнил Грегор, мгновенно представив объем разрушений.

И хорошо еще, если обошлось без жертв!

– Именно! – рявкнул Денвер. – И еще врет, мерзавец, что не собирался их выпускать, а просто оставил мешок в углу, собираясь в столовую! Крыски, мол, сбросили обездвиживающее заклятие… Обездвиживающее! У Драммонда! Кому врет, негодяй? А у боевиков ни одного целого стекла в аудитории не осталось!