Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа - Страница 87

Уличные рифмы

Обложка альбома ничего не сообщала о музыке, но многое – об атмосфере записи. Это было изображение руки темнокожего человека со сверкающими кольцами на пальцах, а в руке – пачка стодолларовых банкнот. Лицо человека оставалось за кадром, мы видели только торс в блестящем пиджаке с огромной пуговицей на отвороте. На ней было написано: “HUSTLERS CONVENTION”, а если присмотреться, можно было увидеть сияющий браслет с именем исполнителя: Лайтнин Род. Пластинка вышла в 1973 году, и многие покупатели, вероятно, были не в курсе, что за этим псевдонимом скрывался поэт и оратор Джалал Мансур Нуриддин, участник коллектива возмущенных поэтов, который назывался The Last Poets. В сопровождении умелых ритм-энд-блюзовых музыкантов Нуриддин всю запись рассказывал одну и ту же длинную рифмованную историю – набор шестистиший в свободном размере, но с четкой схемой рифмовки: AABCCB. В ней действовали сутенеры, азартные игроки, бандиты и торговцы наркотиками; кульминацией предсказуемо становился приезд полиции и тюремное заключение, но настроение поэмы всю дорогу оставалось приподнятым, даже игривым. Это были небылицы, неизбежно превозносящие описанный в них полусвет: место, в котором всегда “есть деньги, чтобы их грести / Шлюхи, чтобы их трясти / И все, что можно понюхать, выкурить и выпить”.

Альбом “Hustlers Convention” опирался на долгую традицию низовой афроамериканской уличной поэзии, передававшейся из поколения в поколение. Самый известный ее образец – история про “означивающую обезьяну”, восходящая, судя по всему, к мифологии племени йоруба и привезенная в Америку рабами-африканцами. В 1964 году фольклорист Роджер Д. Абрахамс собрал образцы подобной уличной поэзии в важной книге “Deep Down in the Jungle: Negro Narrative Folklore from the Streets of Philadelphia” (“В чаще джунглей. Негритянский нарративный фольклор с улиц Филадельфии”), основанной на исследованиях, сделанных им в бытность студентом университета Пенсильвании. Некоторые из них оказывались весьма колоритны (и часто непристойны): “Во мне вскипела кровь и зачесался зад / Я выстрелил в нее, отправил шлюху в ад”. Эта поэзия не была призвана шокировать невинных слушателей, потому что она по идее не должна была достигнуть их ушей. Стихи распространялись в узком кругу “своих”, который стал менее узким только после того, как они были опубликованы в академическом исследовании городского фольклора.

С подъемом хип-хопа, однако, эта частная традиция перестала быть таковой – она вышла на широкую аудиторию, а затем стала приносить деньги. Хотя большинство ранних хип-хоп-хитов были намеренно безобидны по содержанию, параллельно оформлялась и альтернативная линия развития жанра. Скулли Ди, рэпер из Филадельфии, выпустил в 1985 году сингл под названием “P. S. K. (What Does It Mean?)”. Аббревиатура “P. S. K.” означала “Парксайд Киллерс”, местную преступную группировку, и текст Скулли Ди напоминал истории, собранные Абрахамсом в том же городе парой десятилетий ранее: “Приложил к его голове пистолет / И сказал: «чертов ниггер, отправлю тебя на тот свет»” (через несколько лет артист даже запишет собственную версию старинного народного предания про обезьяну под заголовком “Signifying Rapper”). Вскоре после выхода песни Скулли Ди сказал в интервью голландским документалистам, что, в отличие от более популярных рэперов, предлагает своим слушателям хронику уличной жизни без купюр и без прикрас: “Наш стиль – сырой, очень сырой. Если чуваки из Run-DMC курят крэк, они никогда вам об этом не скажут, потому что рекорд-компании им не позволят: «Нельзя допустить, чтобы вы ассоциировались с наркотиками». А мы, если такое произойдет, не станем этого скрывать”. В журнале Spin авторитетный культурный критик Джон Лиланд похвалил Скулли Ди, использовав термин, который тогда не был в обиходе: “«P. S. K.», – написал он, – это идеальная запись в стиле ганстер-рэпа”, “крутая” в музыкальном отношении, но “плохая” в моральном.

В Нью-Йорке в 1986 году столь же бескомпромиссный рэпер, Джаст-Ис, провозгласил себя “хип-хоп-гангстером”. А в Окленде рэпер Too $ hort черпал вдохновение из жизни местных драгдилеров и секс-работниц; с 1985 года он выпускал альбомы, полные уличных историй. Самым влиятельным из подобных исполнителей оказался Айс-Ти, еще ребенком переехавший из Нью-Джерси в Лос-Анджелес и много чего повидавший в жизни (он был солдатом, вором, драгдилером-неудачником, сутенером на полставки и не только). В 1986-м он выпустил песню “6 in the Mornin’” с десятью куплетами о преступлении и (в значительно меньшей степени) наказании. Это был коммерческий продукт, а не аутентичные уличные байки, и тем не менее тексты Айс-Ти звучали как бытовые хроники, что придавало им несколько вуайеристское обаяние. “Долбят баттер-рэмы, и рокс не западло / В жизни нет смысла, миром правит бабло”, – читал он, и слушатели могли поздравить себя, если знали, что “баттер-рэмы” – это тараны, которыми лос-анджелесская полиция выбивала запертые двери, а “роксом” называли крэк-кокаин. Рэперы типа Ракима зарабатывали свое реноме блестящей исполнительской техникой, но реноме Айс-Ти было иным – как и Скулли Ди, он позиционировал себя подлинным голосом улиц.

Независимый сингл под названием “The Boyz-n-the Hood”[54], вышедший в 1987 году, поначалу казался просто еще одним примером этой уличной поэтической традиции, усовершенствованной в эпоху хип-хопа. На записи звучал пронзительный голос, транслировавший веселые, но жесткие строчки: во втором куплете лирический герой убивает бывшего приятеля, в третьем – отвешивает леща за излишнюю дерзость “глупой шлюхе”. Однако присмотревшись, покупатели могли заметить кое-что необычное: рэпером выступал Изи-И, но автором песни значился другой рэпер, Айс Кьюб. Если бы Изи-И принадлежал к тому типу рэперов, которые хвастаются своими поэтическими талантами, это, надо думать, подорвало бы его репутацию – однако он был артистом другого склада и предъявлял себя не как виртуоза, а как тафгая с района во главе банды единомышленников. Банда называлась N. W. A., или Niggaz with Attitudes[55], и ее дебютный альбом, “Straight Outta Compton” 1988 года, оказался одной из самых влиятельных хип-хоп-записей в истории.

Отчасти это объяснялось тем, что он попросту был очень классно сделан. В группу входило несколько продюсеров, в том числе никому не известный тогда Доктор Дре – из теплокровных семплов и холодного бита драм-машины они сооружали крепкие, буквально закованные в броню треки. Изи-И, лидер ансамбля, и Айс Кьюб, лучший рэпер в его составе, тянули музыку в разные стороны: первый читал про вечеринки и бряцал оружием в лучших традициях уличных стихов, второй был намного более свиреп и намного более идеологизирован. “На хер полицию”, – ревел он в одноименной бунтарской песне, но в куплете более чем здраво обрисовывал собственные претензии: “Они обыскивают мою тачку, ищут товар / Думают, что каждый ниггер барыжит наркотой”. Композиция вызвала резкую реакцию: Федеральное бюро расследований отправило официальную жалобу рекорд-лейблу N. W. A., а концерт ансамбля в Детройте полиция сорвала с применением физической силы. Успех ансамбля продемонстрировал широкой публике, что хип-хоп – не просто странная мода, а серьезный культурный сдвиг, причем потенциально вредоносный. Newsweek в 1990-м посвятил его феномену целый номер, на обложке содержался (не слишком талантливо) зарифмованный заголовок: “Рэп-безумие: йо, тексты с улиц сегодня рулят, но разве эти сказанья не находятся за гранью?”. В том же году лайфстайл-журнал для темнокожих Ebony выражал беспокойство по поводу “проблемного имиджа” рэпа; в статье отмечалось, что у многих рэперов “жесткие уличные установки” и они читают тексты, “которые были бы полностью нечленораздельны, если бы не добавленные для пущего эффекта в больших количествах четырехбуквенные слова”.