Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа - Страница 73

В зале в тот вечер было, наверное, около двух тысяч человек, один из них – Марк Грейф, культуролог и исследователь, вспомнивший об этом концерте в проницательном эссе, посвященном его смыслообразующим, но сложным отношениям с панком и хардкором. Он обожал Fugazi и при этом был “загипнотизирован” и одновременно разочарован “бессмысленной энергией” хардкор-кидов в мошпите: “Я печалился, что все это было абсолютно недостойно группы, ее музыки, всего того невыразимого, к чему она стремилась”. Эти слова запали мне в душу, потому что у меня-то, по воспоминаниям, была обратная реакция. Напряжение в зале, грозившее обернуться настоящим насилием, завораживало меня тем, что благодаря ему я как будто не просто присутствовал на концерте, но наблюдал некую драму, причем необязательно со счастливым финалом. И мне казалось, что довольно рафинированную музыку Fugazi лишь обогащает (а не обедняет) то, что ее слушают в том числе люди, не до конца понимающие музыкантов и, в свою очередь, не вызывающие полного понимания у самих музыкантов. После этого песни ансамбля зазвучали для меня иначе – они стали крепко связаны с шумом и опасностью, которые я почувствовал на том выступлении. Неуправляемая толпа словно бы доказывала, что Fugazi и тогда продолжали быть не просто группой, а именно хардкор-группой. Люди в клубе, скорее всего, согласились бы друг с другом, что это различие имеет смысл – хотя и не факт, что пришли бы к общему мнению, в чем именно оно заключается.

Заклинание

Через год после того концерта, летом 1992-го, Fugazi выступали перед Капитолием в рамках протеста против “радикально-правого уклона Верховного суда”. Незадолго до этого, несмотря на обвинения в сексуальных домогательствах, в судейскую коллегию был принят Кларенс Томас – кроме того, решение суда упростило для отдельных штатов процедуру отмены права на аборт. Участники Fugazi играли на фоне баннера “Выключите телевизор!”, а одной из первых песен в сет-листе стала “Reclamation”, стартующая с принципиальной декларации о допустимости абортов: “Вот наши требования // Мы хотим сами управлять нашим телом // Теперь мы сами решаем, что с ним делать”. Музыканты держались не так замкнуто, как Minor Threat, и наоборот, были более явно нацелены на взаимодействие с внешним миром. В середине выступления Гай Пиччиотто, еще один фронтмен Fugazi, прямо высказался на тему Верховного суда: “Если их законы не отражают нашу реальность, то мы на хрен не обязаны им подчиняться”, – это звучало как речь лидера повстанцев, каковым он в определенном смысле и был.

Впрочем, внутри субкультуры панк-хардкора Fugazi принадлежали не к бунтарям, а наоборот, к истеблишменту – это была одна из самых популярных и влиятельных андеграунд-групп, способных продавать сотни тысяч экземпляров своих альбомов, выпущенных на частном лейбле Dischord Records, сооснователем которого Иэн Маккей стал еще в 1980 году. К 1992-му, когда состоялся протестный концерт около Капитолия, Маккей уже десять с лишним лет входил в элиту хардкора; как и многие самые влиятельные фигуры в мире хардкор-панка, и он, и его коллеги по группе были белыми мужчинами. Поэтому, возможно, реальными повстанцами на том протестном концерте была открывавшая мероприятие группа Bikini Kill – один юноша и трое девушек, игравших скоростной и осознанно примитивный панк-рок, а также порой менявшиеся инструментами между песнями. Центром внимания в Bikini Kill чаще всего оказывалась Кэтлин Ханна, находившая новые способы устроить провокацию – иными словами, новые способы быть панком. На зернистой видеозаписи можно увидеть, как она прыгает, дрожит в конвульсиях, трясет головой, а затем внезапно встает на цыпочки и объявляет: “Если бы я хотела, то легко торговала своим телом // Так же, как вы торгуете своим разумом”.

На тот момент Bikini Kill существовали менее двух лет и не могли похвастаться аудиторией, как у Fugazi. Однако они уже заработали репутацию одного из самых спорных – и, как с каждым днем становилось все яснее, самых важных ансамблей в США. Их музыка была саундтреком нарождающегося движения “riot grrrl”[46], основанного на мнении, что панк-рок и феминизм отчаянно нуждаются друг в друге. В 2010 году культуролог Сара Маркус выпустила книгу “Girls to the Front” (“Девушки на передовой”), несравненный документальный труд, фиксировавший то, как движение “riot grrrl” возникло одновременно в Олимпии, штат Вашингтон, где многие ключевые участницы, в том числе Ханна, учились в Колледже Вечнозеленого штата, и в Вашингтоне, округ Колумбия, где существовала мощная хардкор-сцена – источник одновременно вдохновения и обманутых ожиданий. Маккей поддерживал движение с первых дней – он выступил продюсером первой записи Bikini Kill, одноименного мини-альбома из шести песен, изданного во второй половине 1992 года. Но Сара Маркус выяснила, что Маккей при этом не хотел делить сцену с Bikini Kill на концерте около Капитолия: “Ему казалось, что две группы превратят мероприятие из политического митинга в концерт, а еще он считал, что наличие двух групп затягивает мероприятие и облегчает полиции возможность прийти и вырубить электричество”. Фоновый баннер тоже стал предметом споров: по свидетельству Маркус, Маккей хотел повесить плакат с фразой “30 лет”, подразумевая, что предстоящие президентские выборы определят уклон Верховного суда США на целое поколение, а представительницы движения “riot grrrl” настаивали на более конкретном лозунге, например, “Сделайте аборт Верховному суду!” (по поводу слогана “Выключите телевизор!” ни у одной из сторон не было явного положительного или отрицательного мнения – поэтому, видимо, именно на нем в конечном счете и остановились). Участники группы Fugazi стремились обрушить политическую иерархию, а участники группы Bikini Kill – заодно и иерархию хардкора.

Движение “riot grrrl” было не только музыкальным, но и, возможно, даже в большей степени литературным – настоящим его прорывом стала не какая-нибудь пластинка, а журнал, который так и назывался riot grrrl – первый номер вышел в свет в 1991 году. Его создательницами были девушки-единомышленницы, в том числе и Кэтлин Ханна. Кто именно заправлял процессом, оставалось неясным, но это, как объяснял один из следующих номеров, входило в правила игры: “У нас нет главного редактора, а также нет и не должно быть никакой конкретной редакционной политики”. 1990-е стали золотым веком самопальной прессы, поскольку это было время технологического междуцарствия: дешевые копировальные машины были повсюду, а интернет еще не сделал их устаревшими (несколькими годами позже один мой друг работал в копировальном салоне сети Kinko’s, откуда он воровал стодолларовые копировальные карты, которые затем продавал по десять долларов за штуку хардкор-кидам на концертах, мечтавшим печатать собственные флаеры и фэнзины). Первый выпуск riot grrrl красноречиво описывал уже вспыхнувшее восстание:

В последние месяцы широко распространились злые grrrl-журналы, потому что нам тошно от того, как мало женских голосов звучит и в обществе в целом, и отдельно в панк-рок-андеграунде. Этим долгим жарким летом некоторые из нас решили, что пора собраться вместе, канализировать нашу злость в мини-зин и выпускать его так часто, как у нас это получится.

Одной из целей движения было переписать историю панк-рока и продемонстрировать, что женщины играли в нем далеко не последнюю роль. Участницы “riot grrrl” превозносили своих предшественниц – таких как The Go-Go’s, выходцев с панк-сцены Лос-Анджелеса, со временем ставших поп-идолами 1980-х, или Поли Стайрин, ураганной фронтвумен группы X-Ray Spex, принадлежавшей к первоначальному британскому панк-взрыву, или Джоан Джетт, рок-звезды, в 1980-е познакомившей мейнстримное радио с панк-менталитетом (группа Bratmobile отдала ей дань уважения, записав заполошную кавер-версию “Cherry Bomb”, хита 1976 года в исполнении ее первой группы The Runaways). Другая цель – расширить представления о том, каким может быть панк-рок. В журнале, который музыканты Bikini Kill распространяли на концертах, было много советов и даже подстрекательства: как сколотить группу, что такое “белые привилегии” и как к ним относиться, как реагировать на гомофобские оскорбления, как противостоять сексуальным домогательствам и так далее. Самое главное, что участницы группы формулировали все это в веселом и озорном ключе – читатели ощущали, что их принимают в некое тайное общество. “Революция – это сходить на детскую площадку с подружками, – гласил один из их манифестов. – Ты висишь на турнике вверх тормашками, кровь приливает к голове. Ты чувствуешь эйфорию. Мальчишки видят твое нижнее белье, но тебе по барабану”. Самой популярной песней Bikini Kill была “Rebel Girl”, стартовавшая с блистательного отвлекающего маневра. “Эта девчонка думает, что она королева своего района!” – вроде бы с насмешкой кричала Кэтлин Ханна, но на поверку оказывалось, что композиция оправдывала и даже чествовала героиню: к финалу выяснялось, что “эта девчонка” абсолютно права.