Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 28

— Кстати, а тесть Уварова, Разумовский, когда перестал быть министром просвещения? — спросил я у Менделеева, пока Уваров неспешно шел к своему месту.

— В шестнадцатом…

То есть еще до всех крупных назначений Уварова. Ну вот, еще один камень в пользу того, что Сергей Семенович все-таки личность. А взять полученную им в итоге в 1833 году еще и должность министра просвещения. Это была не семейная передача внутри одного клана. Нет, до Уварова на вершине образовательного олимпа еще успели побывать Голицын, Шишков, Ливен — и никто не задержался. А Уваров смог: при этом не за счет сидения на попе ровно, а за счет предложенных Николаю реформ. Развитие гимназий, университетов, возвращение реальных училищ и командировок за границы… Честно, я не представляю, как это сочеталось с предложенной им консервативной формулой «православие, самодержавие, народность». И да, это никогда не было официальной доктриной ни при Николае, ни позже, но вот слова остались в памяти и порой повторялись даже в мое время.

— А вот и министр просвещения Норов, — отвлек меня от мыслей Менделеев.

Вслед за сухим и аккуратным Уваровым в зал собрания вошел всклокоченный Авраам Сергеевич Норов. Ведь как вышло. В 1849-м после новой французской революции, когда важной движущей силой восставших стали студенты, Николай решил закрутить гайки в образовании. Уваров же до последнего стоял на том, что открытость и настоящее умение думать и сравнивать защитит наших людей гораздо лучше, чем стены и запреты. Царь настоял на своем, Сергей Семенович лишился поста министра, но… Николай Павлович никогда не бросал даже тех, с кем был не согласен. Именно после отставки по совокупности заслуг Уваров получил наследуемый графский титул, ну и пост директора Академии наук тоже остался за ним.

И непонятно, что он думает о тех, кто теперь пытается его заменить. Или не особо пытается… Я глядел на Норова, и было видно, что министр парит где-то в своих мыслях, а все остальные дела его особо не интересуют. Министр-администратор, министр-местоблюститель, которого поставили на время войны. Главное, не забыть такого снять, когда придет время. С другой стороны, они с Уваровым переглянулись довольно дружески, значит, знают друг друга и в целом… работают на одной стороне?

Дальше гадать было уже поздно, и по жесту Норова его ассистент принялся зачитывать программу сегодняшней встречи. Вступительное слово президента, выступление полковника Щербачева о практических новинках науки — вот как меня записали, потом еще должны были заслушать какого-то экономиста о ситуации в Новоладожском уезде, но Норов сразу предупредил, что так как мое выступление внеочередное по личной просьбе царя, то ограничивать меня по времени не будут и, возможно, потом сразу перейдут к обсуждению докладов.

— Прошу, господин полковник, — Уваров поднялся для своего вступительного слова и оказался неожиданно краток. Стоящий рядом Менделеев даже покраснел: кажется, мне только что продемонстрировали, что не очень-то рассчитывают услышать хоть что-то интересное. Ну… еще посмотрим!

— Спасибо, граф, — не менее дерзко ответил я и вышел к трибуне.

Волнительно тут. У меня не так много опыта выступления перед людьми, но война успела настолько закалить нервы, что такой мелочью меня не пронять. Я обвел взглядом зал, отметил появление новых лиц: пара адъютантов в форме гвардии и морского ведомства. Кажется, их высочество и величество решили не заглядывать сами, но все же из первых рук узнать о результатах моего выступления.

— Господа и… дамы, — в последний момент я заметил в одном из дальних углов зала еще и пару фрейлин, так что решил и их упомянуть. — Чуть ранее уважаемый министр обозначил, что я расскажу о практических новинках науки, но я немного изменю тему своего доклада. Так что позвольте: актуальные проблемы науки, как это видится с практической точки зрения…

Зал зашушукался. Кажется, не принято тут вот так резко менять темы и, наверно, еще и замахиваться на слово «проблемы».

— Григорий Дмитриевич, думаю, будет вернее придерживаться темы, которую попросил затронуть его императорское величество, — попробовал успокоить меня Норов.

— И эту тему тоже затронем, но в рамках общего доклада, — отбился я и тут же продолжил, чтобы больше не отвлекаться. — Итак, я хотел поговорить о проблемах и начну с самой главной. Наука отстает. Первое, она отстает от экономики, не имея необходимой информации о том, чтобы обеспечить ее потребности а через нее и потребности всех жителей России. Есть ли у нас карты месторождений Сибири, чтобы поддержать промышленный рывок? Есть ли новые способы обработки земли и урожая, чтобы избежать голода? Есть ли экономические теории, которые предскажут и защитят страну от грядущих кризисов после того, как мы пустили на рынок иностранный капитал и открыли ящик Пандоры биржевой игры? Но то экономика, и нам простительно это отставание, потому что и в других странах еще не решены все эти проблемы. Но есть еще и жизнь, и вот здесь все серьезнее. Появляется оружие, появляются приборы и инструменты, которые работают — мы все это видим, но у нас не найдется ни одной даже самой завалящей теории, которая смогла бы все это объяснить. «Чибисы» и Киты' летают — но почему? И почему именно так? Или мы используем гальванику и электролиз для получения новых видов металла, просто перебирая их свойства и не имея ни малейшего понятия, а что тут вообще возможно.

— Кхм… — Уваров не выдержал и, воспользовавшись паузой, пока я переводил дыхание, прервал меня. В нарушение регламента, но, кажется, граф воспринял каждое мое слово как личный выпад. — Григорий Дмитриевич, прошу прощения, но вы пришли сюда, чтобы просто высказать свои обиды?

— Нет, я пришел сюда как военный и как промышленник, чтобы рассказать вам, чего мы все ждем от науки. Чего нам катастрофически не хватает и за что мы готовы платить любые деньги…

В воздухе повисла новая пауза, и на этот раз меня никто не прерывал.

Глава 13

Оказывается, много говорить — это тоже непросто. Язык устает, а еще в мозгу появляется тяжелая точка, которая с каждой минутой все растет и растет, словно показывая, что и серая масса может уставать.

— … напомню еще раз, — некоторые вещи я не уставал повторять, — я не специалист, не ученый. Все, что я сейчас говорю, это обозначение проблемы со стороны отдельного человека. Для реального же ее решения будет лучше собрать группу экспертов, оценить все сферы деятельности империи, сравнить с научными направлениями и вместе определить, где и что мы можем сделать. А теперь продолжу: ключевые вопросы по химии, которые хотелось бы поднять. Первый — систематизация и прогноз известных и неизвестных химических элементов для понимания, на что мы можем рассчитывать сами и с чем рискуем столкнуться у потенциального врага. Неважно, будет это экономическое или военное противостояние. Второе — проработка промышленных способов получения нитроцеллюлозы и ее соединений для нового пороха. Третье — промышленное получение, хранение и транспортировка новых видов топлива на основе нефти или обычно скрытых вместе с ней скоплений газа. Четвертое — удобрения для сельского хозяйства. Мы сейчас используем азотные, но насколько это эффективно по сравнению с другими видами? Какие есть способы быстро и дешево их получить? Сюда же: хотелось бы иметь реагенты, которые могли бы помочь сохранить урожай, чтобы тот не портился на месте или при транспортировке. Пятое — теория газа. Наш враг начал применять сильнодействующие отравляющие вещества. Мы должны понимать, на что они способны. Как защититься от тех или иных их видов? И как ответить, если это оружие станет постоянным спутником новых войн?

Потом я прошелся по экономике, еще раз напомнив о возможных проблемах. И последним пунктом доклада стала физика и отдельно выделенное мной электричество вместе с перспективами его использования и сложностями, которые мы теперь способны решить.

— Все, — я выдохнул и позволил себе опереться на трибуну.