Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 27

— Вы необычный, — удивил меня нежданный гость. — Когда кому-то что-то нужно, он идет по знакомым, а не пишет в газеты. Впрочем, такой подход можно представить, но не с теми наградами, что вы обещаете фактически случайным людям. Если бы это написал любой другой человек, я бы не поверил. Но вы — полковник Щербачев, отец русской авиации, создатель самого большого металлургического завода. Вы не побоялись бросить вызов самому великому князю, а это много значит. Скажите, кто ваш враг, и я скажу, кто вы!

Вот же! Я задумался: не ожидал, что проблемы с Константином принесут мне не только вред, но и пользу.

— Врага надо не просто выбрать, ему нужно еще и соответствовать. А то получится «Слон и Моська», — я напомнил о басне Крылова.

— Вы и соответствуете. Вон ваш недавний покровитель Константин Иванович — сначала по всему Петербургу ходил, хвастался своими ракетами и их успехами. А потом испугался, что не потянет, и затаился. Впрочем, злые языки говорят, что он незаконный сын великого князя Константина и просто побоялся пойти против отца. В любом случае, два года назад вы были просто одним из людей морского министра, а теперь — самостоятельная величина.

И снова я задумался. А может быть так, что мы с Константином не ладим еще и поэтому? Он считает, что я — его человек, который мало того, что сбежал из-под руки, так еще и вызов бросил. А студенческий острый язык, оказывается, штука полезная. Помогает на какие-то вещи взглянуть с новой стороны, так что, возможно, этот парень мне и пригодится. Вряд ли как ученый, но точно как знаток столицы, ее сплетен и раскладов.

— Как вас зовут? — я решил вернуть разговор в самое начало.

— Дмитрий Иванович, — студент важно поклонился. — Менделеев Дмитрий Иванович!

Я чуть не поперхнулся: и такого человека я чуть было не выписал из науки⁈

— Что ж, будем знакомы, и… Расскажите-ка мне подробнее, что вы думаете о тех направлениях, над которыми хотели бы поработать.

* * *

Разговор с Менделеевым получился интересным, но… Все же он пока только простой парень, и если по химическим элементам у него еще были интересные наработки и мысли, то по всему остальному — больше энтузиазма, чем знаний. А вот его готовность едко ответить и дерзко оценить любую личность мне понравилась прямо сейчас. Так что, недолго думая, я пригласил его с собой на выступление, и теперь он, пристроившись за плечом, старался незаметно тыкать в людей и рассказывать все, что о них знает.

Я от такого ощущал себя Фаустом, но в целом было точно полезно.

— Кажется, химики вас, Григорий Дмитриевич, не очень любят, — вот и сейчас Дмитрий Иванович продолжал болтать. — Ни одного академика, только Зинин, который адъюнкта только в этом году получил. И Бутлеров, так тот и вовсе лишь из Казанского университета проездом, впрочем, даже там у него своей кафедры нет.

— И тем не менее, труды Николая Николаевича по нитросоединениям мне очень помогли, — ответил я. — Если вы не знали, то сейчас на юге этим направлением занимается капитан Петрушевский, который как раз с ним и начинал. Ну, а Александр Михайлович и вовсе очень полезным делом занимается. Сама работа еще не вышла, но он вроде бы нащупал закономерности между атомарным строением веществ и теми свойства, которыми это вещество обладает. Вы же понимаете, какие это сулит нам перспективы?

— Ага, — Менделеев сначала только кивнул в ответ, а потом не удержался и выругался. — Если у него получится, тогда станет фактически доказанным и то, что строение веществ не случайно, и просто изучив то, что известно, мы сможем предсказать появление того, чего еще нет.

— Точно, — теперь уже я согласился.

— И вот как обычный военный все это знает и понимает? — он то ли пожаловался, то ли комплимент сделал. — А у нас вместо дела больше сплетни обсуждают, как Бутлеров пчелами увлекся, и те его покусали…

— А слева от них кто? — я остановил Менделеева, чтобы тот и дальше знакомил меня с собравшимися.

— Физики, — одобрительно закивал Дмитрий Иванович, и стало понятно, что этих он и без моего участия вполне себе уважает. — Василий Яковлевич Струве, это он превратил Пулковскую обсерваторию в центр европейской астрономии, и он же доказал, что звезды сгущаются ближе к центрам галактик. А рядом с ним Эмилий Христианович Ленц. У него кафедра в Михайловском артиллерийском, так что точность наших канониров — это в том числе и его заслуга. Кстати, вы же вроде используете барометрические датчики высоты, так это он один из первых начал писать об этом направлении. Или закон Джоуля-Ленца. Эмилий Христианович открыл его позже Джеймса Джоуля, зато полностью самостоятельно.

— А что за закон? — уточнил я.

— Количество теплоты, выделяемое током, пропорционально квадрату силы тока и сопротивления проводника. Кстати, Григорий Дмитриевич, вы же много занимаетесь электричеством и магнетизмом, это можно где-то использовать в будущем?

— Уже используем, — я только сейчас это понял. — Закона мы не знали, но интуитивно было понятно, что с некоторыми проводниками теплоты выделяется больше. Так для ламп освещения подобрали на будущее вольфрамовую нить или рассчитали электроды для работы с алюминием. Или дуговой сварки.

— Дуговая сварка?

— Еще только на этапе разработки, но если получится, то можно будет серьезно сэкономить на болтах и заклепках, — я увел разговор в сторону. — Кстати, если Ленц работает с магнетизмом, то они с Якоби сотрудничают?

— Да, они вместе с Борисом Семеновичем изучали электромагниты, но вроде бы без явных успехов.

Я кивнул — значит, слухи о минах и используемых там технологиях смогли хотя бы немного сохранить в секрете. Уже хорошо.

— Кстати, Дмитрий Иванович, — у меня появился еще один вопрос. — Я вижу тут довольно много немцев, а как так получилось, что в русской Академии наук их чуть ли не больше половины?

— Во-первых, они тоже жители империи, в России достаточно германских земель, — ответил Менделеев. — А во-вторых… — тут он задумался. — Об этом не принято говорить, но немецкие ученые всегда поддерживают друг друга. Тут ведь как, если они потеряют место здесь, то у себя их никто не ждет обратно. Вот они и держатся за свои должности до последнего… Что не исключает их огромного вклада в нашу науку.

Тут Менделеев смутился, почувствовав, как странно звучат его слова, но я ткнул пальцем в следующего академика, и студенту пришлось возвращаться к своей просветительской миссии. Так я познакомился еще с некоторым количеством светил современной науки. Карл Бэр, геолог, академик с 34-го года, специалист по руслам рек. Гельмерсон, директор Горного института, академик с 50-го и автор единственной геологической карты европейской части России. Из математиков я успел послушать про Остроградского и Буняковского, а среди литераторов сам узнал Вяземского и молодого Соловьева. Последний сидел где-то вдали, явно на птичьих правах, но да он еще только начал писать свою «Историю России с древнейших времен».

А потом стало не до разговоров, когда в зал заседаний зашел Сергей Семенович Уваров. Человек, которого можно было бы назвать случайным на политическом олимпе империи, но который в итоге оставил такой след, что дошел и до моего времени. Что я о нем знаю?..

Один из золотых мальчиков начала века. Родился в семье гвардейского полковника, с самого начала служил на самых хлебных местах, в том числе в Вене и Париже, где даже рядовым членам посольства платили больше, чем полноценным послам где-нибудь на Кавказе. И итог этой истории такой же логичный: Сергей Семенович женился на достойной его партии, дочери графа Разумовского, министре просвещения при Александре I.

И тут можно было бы сказать, что дальше как в анекдоте — и тогда мне карта так и поперла — Сергей Семенович переходит в ведомство тестя и начинает расти. Вот только это не череда чинов, а именно работа. С конкретными результатами. Он превращает Петербургский институт в университет, пишет несколько работ по античной культуре и лишь после этого становится сначала почетным членом Академии наук, а потом ее председателем. С одной стороны, слишком быстро, с другой — сумел бы случайный человек, даже получив такое место, удержать его с восемнадцатого года и до самой смерти?