Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович - Страница 9

Эта практика продолжалась многие десятилетия, вплоть до 1917 года. Министр внутренних дел И. Н. Дурново докладывал Николаю II 5 января 1895 года, что в результате перлюстрации происходит «извлечение из частной корреспонденции таких сведений о государственных событиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи и такой опенки действий правительственных лиц, какие официальным путем почти никогда не могли быть высказываемы» [81]. Объем перлюстрированной корреспонденции постоянно рос. Если в 1882 году было вскрыто 38 тысяч писем и сделано 3600 выписок, то в 1900‑м количество выписок выросло до 5481, в 1904‑м — до 8642, в 1907‑м — до 14 221 [82].

С 1829 года отделы перлюстрации — «черные кабинеты» — скрывались под вывеской цензуры иностранных газет и журналов. Общее руководство этой деятельностью на протяжении многих десятилетий принадлежало главному директору почт, президенту Главного почтового правления, главноначальствующему над Почтовым департаментом, министру внутренних дел, министру почт и телеграфов. Непосредственное руководство перлюстрацией осуществляли сначала почт-директора крупнейших почтамтов, а с 1829 года директора Почтового департамента и Санкт-Петербургского почтамта. С 1886 года эта обязанность была возложена на старших цензоров Санкт-Петербургского почтамта К. К. Вейсмана, А. Д. Фомина и М. Г. Мардарьева, последовательно занимавших должности руководителей цензуры иностранных газет и журналов в Российской империи и «особой части при ней» и напрямую подчинявшихся министру внутренних дел [83]. К концу своей службы они имели чин тайного советника (чин третьего класса, равный генерал-лейтенанту) [84].

В начале XX века пункты перлюстрации при почтамтах существовали, кроме столицы, в Москве, Варшаве, Одессе, Киеве, Харькове, Тифлисе. В конце XIX в. были также созданы пункты перлюстрации в Казани (1889) и Нижнем Новгороде (1894). Последний вскоре, после закрытия Всероссийской ярмарки, был упразднен, а казанский просуществовал до 1908 года [85]. В феврале 1913‑го совещание в Департаменте полиции признало необходимость создания 12 новых пунктов перлюстрации в Сибири, Поволжье и пограничных городах, но реализовано это решение не было [86]. Следует подчеркнуть, что перлюстрация, проводившаяся на основе прямых распоряжений императора, являясь, как писали в секретных документах XIX века, «непроницаемой тайной», была юридически законной с точки зрения абсолютной монархии, поскольку опиралась на часть 1 статьи 340 Уложения о наказаниях [87]. Вместе с тем она противоречила официально существовавшим законам империи. Судебное законодательство Российской империи предусматривало уголовную ответственность за незаконное вскрытие почтовой корреспонденции. Например, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных издания 1885 года в статье 1104 устанавливало за нарушение тайны почтовой корреспонденции, «хотя бы из одного только любопытства», удаление от должности и заключение в тюрьму на срок от четырех до восьми месяцев. Схожие меры предусматривали статьи 542 и 680 Уголовного уложения, утвержденного Николаем II 22 марта 1903 года [88]. Правительственные чиновники в 1908–1914 годах в ответ на обвинения в оппозиционной печати и затем в Государственной думе уверяли, что это все выдумки и ничего подобного не существует [89].

Увеличение объема перлюстрации с начала XX века требовало не только расширения штатов, но и роста производительности труда. Для проведения первичной операции (вскрытия почтового конверта) в начале века стали использовать техническое усовершенствование. В специальной металлической посуде (типа электрического чайника) нагревалась вода и через небольшое отверстие вверху бил горячей струей пар. Держа в левой руке письмо над струей пара, чиновник одновременно длинной и толстой булавкой отгибал клапаны конверта. При необходимости, в случае нарушения печати, изготовлялась поддельная из твердого металла в течение нескольких минут. Изобретатель аппарата для вскрытия писем, младший цензор В. И. Кривош был награжден орденом Св. Владимира IV степени «за полезные и применимые на деле открытия» [90].

В результате в петербургском «черном кабинете» вскрытием писем занимался всего один чиновник, так как для вскрытия тысячи конвертов требовалось не более двух часов времени. Чтением писем были заняты четыре человека, снятием копии или составлением выписок из писем — два человека. Один чиновник ведал изготовлением печаток, фотографированием писем и т. п. За день обычно перлюстрировалось 2–3 тысячи писем, т. е. в течение дня один цензор просматривал до 250–300 писем [91]. В первую очередь просматривались письма известных лиц (сановников, общественных и оппозиционных деятелей, людей, находившихся под наблюдением, и т. п.), корреспонденция из‑за границы. Поэтому в пунктах перлюстрации имелся «алфавит» — список фамилий, чья корреспонденция подлежала обязательной перлюстрации [92]. О просмотре своей корреспонденции знал великий князь Николай Михайлович, упоминавший об этом в письме к Льву Толстому в апреле 1902 года [93]. По воспоминаниям бывшего цензора Петербургского почтамта С. Майского (литературный псевдоним В. И. Кривоша), Николай II распорядился особенно тщательно следить за перепиской великой княгини Марии Павловны, вдовы великого князя Владимира Александровича, поскольку «отношения между двором Марии Павловны и царским двором были, мягко говоря, прохладными» [94]. Через «черные кабинеты» проходили также письма Льва Толстого, будущего министра внутренних дел В. К. Плеве, родственников жены П. А. Столыпина — Нейгардтов (по просьбе премьера) и многих других известнейших и высокопоставленных деятелей [95]. Запрещено было вскрывать письма лишь трех человек: государя, министра внутренних дел, начальника III Отделения (с 1880 года директора Департамента полиции). В городах, где не было официальной перлюстрации, письма определенных лиц вскрывались по требованиям жандармских офицеров или исправников [96].

Копии подозрительных или заведомо нелегальных писем делались в нескольких экземплярах: для отдела цензуры, для главы администрации города или края (генерал-губернатору, командующему войсками и т. п.), для Департамента полиции, особо важные для министра внутренних дел. В свою очередь, министр часть выписок «представлял на обозрение царя и царицы». В Департаменте полиции имелись специалисты по расшифровке и подделке перехваченных писем с химическим текстом [97]. Но копировались письма не только революционного или криминального характера. Тематика перлюстрации была чрезвычайно разнообразна. Здесь были материалы именно политического контроля, характеризовавшие отношение различных слоев общества к тем или иным действиям правительства, событиям духовной и политической жизни. Например, в 1903 году была составлена большая подборка выписок, связанных с канонизацией Серафима Саровского и теми дискуссиями, которые шли в обществе по этому поводу [98]. Основная же масса перлюстрированных писем в начале ХX века была связана с вопросами рабочего, профессионального, крестьянского, студенческого движений; положением в городе и деревне; настроениями в армии и на флоте [99].