Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон - Страница 72

Нет-нет, Юми была реальной. Была…

И он решил ей помочь.

Хотя не знал как.

Художник заставил себя открыть глаза и схватил мешок собранных по дороге камней. Успокоив рваное дыхание, снова начал строить. С каждым положенным камнем он вспоминал о Юми. Она бы гордилась его башней из двенадцати камней неодинакового размера. Это была настоящая башня, а не просто груда.

Но Пелена не шелохнулась. Она кланялась Юми, но Художника как будто не замечала. Ему пришлось признать: Юми была особенной. Йоки-хидзё не просто складывают камни; они обладают необычайной силой, дарованной духами. Он не мог прорвать Пелену, не будучи связанным с Юми, как не мог призвать духов, не будучи связанным с ней.

Он сел на пятки и поник.

– Пожалуйста, – прошептал Художник. – Я всего лишь хочу снова ее увидеть. Хочу помочь ей…

– Никаро? – окликнули его.

Он обернулся и увидел Аканэ.

– Никаро, – повторила она (низким стилем), приближаясь. – Где тебя носило? Кажется… – Она нахмурилась, увидев его лицо. – Ты что, плачешь?

Художник неуклюже поднялся, повалив свою каменную башню.

– Никаро? – Аканэ попыталась его остановить. – Что ты опять натворил? Где Юми?

Не в силах возразить на очередные обвинения, он подхватил мешок с камнями и побежал прочь, скрывшись в ночи.

Вскоре служанки привели Юми к святилищу среди парящих деревьев, то и дело стукающихся друг о друга. Юми вновь замешкалась. Место казалось ей знакомым. Почему? Она никогда не бывала в этом городке. Каждую ночь ее перевозили в новый.

Служанки встали. Выглядели они обеспокоенно, но не осмеливались заговорить с ней, чтобы не опозорить. Юми двинулась дальше. К своему изумлению, она увидела у святилища человека.

– Лиюнь? – окликнула она. – Что-то случилось?

Обычно Лиюнь не появлялась, пока Юми не заканчивала молитвы и медитацию.

– Избранница, – с поклоном обратилась к ней Лиюнь, – я лишь хочу уведомить вас, что мы миновали Ихосен и вместо этого прибыли сюда.

– Ихосен?

– Город, где планировалась следующая остановка. – Лиюнь потерла висок. – Не помню, почему изменился маршрут. Подумала, что следует сообщить вам.

– Безусловно, вы поступили мудро, – с поклоном ответила Юми, хотя была сбита с толку.

С чего вдруг Лиюнь решила ее предупредить? Прежде она вообще не упоминала посещаемые населенные пункты.

– Также я должна предупредить, – продолжила Лиюнь, – что вечером, скорее всего, не смогу вас наставлять. По окончании ритуала вас проводят служанки.

– Лиюнь! А как же распорядок?..

– Я знаю, Избранница. – Лиюнь с почтением поклонилась. – К сожалению, меня вызвали по другому делу. Не слишком хорошо помню по какому, но совершенно точно по важному. Я должна кое с кем… разобраться. Выполняйте свою работу. Увидимся завтра.

Юми проводила Лиюнь взглядом. Что за странный разговор?..

Лиюнь остановилась и обернулась. Казалось, она хотела что-то добавить, но вдруг задумчиво наклонила голову, как будто забыла.

Спустя несколько секунд она ушла.

Юми вспомнила, что не спросила о самом важном. Ей хотелось съездить на праздник в Торио. Это было бы…

…скучно? Почему она вдруг почувствовала, что это было бы скучно? Она еще несколько недель назад твердо решила попросить о поездке, но теперь ей почему-то все равно.

Юми предположила, что наконец избавилась от самовлюбленности. Что она становится той йоки-хидзё, какой ее мечтает видеть Лиюнь.

Опустившись на колени, она начала молиться, довольная тем, что благодаря усердному труду может теперь всецело посвятить себя служению.

Глава 36

Художник сидел на полу и смотрел на башню из тарелок, чашек и прочей посуды, которую Юми сложила накануне.

Он кутался в одеяла, потому что тепло было ему приятно как никогда. Потому что последней, кто прикасался к этим одеялам, была Юми. Она сидела рядом с ним, смотрела сериал и слишком сильно переживала за выдуманных людей.

«Может, раздобыть хионный удлинитель и протянуть его в Пелену? – подумал он. – Может, поискать стены, окружающие ее города и деревни. А потом… Что потом? Попасть в окружение кошмаров и погибнуть?»

Он даже толком не знал, что собой представляют ее города и деревни. Масака утверждала, что стены непроницаемы, но в последнее время Художник, похоже, регулярно бывал за одной из них. Ситуация казалась безвыходной.

Мудрец был прав. Художник понятия не имел о том, что происходило на самом деле.

Он знал лишь, что потерял Юми.

«Нет, я с этим не смирюсь», – подумал он, и тут на него снизошло озарение.

Он встал. Идея была крайне неразумной, но он все равно решил попробовать и вышел на улицу с мешком камней за спиной, положив в карман кое-что особенное.

Кошмары часто возвращались на место предыдущей кормежки. Возможно, искали легкой добычи; возможно, просто подчинялись инстинкту и тем же эмоциям, что впервые привели их туда. Рассчитывая на это, Художник вернулся на разрушенную игровую площадку неподалеку от ярмарки.

Сел и принялся ждать. Он был твердо настроен дождаться, несмотря на страх – не столько перед кошмарами, сколько перед утратой. Поэтому, когда в переулке возник темный силуэт, он почувствовал облегчение.

Он оказался прав. Когда кошмар плавно выскользнул из переулка, рассекая длинными когтями мостовую, Художник устало поднялся. Кошмар осторожно приблизился, вероятно помня прошлую встречу.

– Мы впервые встретились еще до того, как нас с Юми поменяли телами, – сказал Художник существу. – Это было совпадение или ты уже тогда искал меня?

Кошмар – непроницаемая чернота – приподнялся, глядя пустыми, словно выскобленными, белыми глазницами. Потянулся к Художнику.

– Лиюнь! – вырвалось у того.

Он вспомнил волчий облик, который опекунша приняла во время противостояния Художника с мудрецами.

Кошмар замер и припал к земле.

– Лиюнь, у вас отняли память? – спросил он. – Зачем?

Ответ пришел незамедлительно. Вспомнились слова мудрецов. Вывод был очевиден.

Они боялись Юми.

– Вот что происходит? – произнес Художник. – Ваши города и все прочее – это… спектакль, разыгрываемый для Юми? Чтобы она ничего не понимала, не знала, где находится, или… просто чтобы не бунтовала?

Кошмар снова потянулся вперед. Художник опустился на колени и принялся складывать камни. Как и прежде, по его меркам башенки получались эффектными, но до уровня Юми не дотягивали. Но он складывал камни с гордостью. Как он и надеялся, кошмар, некогда бывший Лиюнь, остановился. Глаза вперились в башенки.

– Да, я не обладаю силой и талантом, что были даны Юми, – сказал Художник. – Но вижу, вы узнали меня, хоть и лишены тела и памяти. Вы все еще Лиюнь. Где-то в глубине души, но это самое главное. Вот о чем говорил мудрец. Вам позволено вновь становиться собой, находясь рядом с Юми.

Существо шагнуло вперед, не сводя глаз с башни.

– Лиюнь, вспомните, – прошептал Художник. – Прошу, вспомните.

Существо – громадное, как глыба из черного дыма, – потянулось когтями к камням, но остановилось, не дотронувшись.

– Я помню, – раздался тихий голос Лиюнь.

– С ней все хорошо? – с болью спросил Художник.

– Она теряет память, – ответило существо. – Как и все мы…

– Поэтому я кое-что принес.

Художник достал из кармана листок бумаги с по-детски корявым рисунком. Две руки, одна поверх другой, над морем огней. Память Юми о нем – и о себе.

– Можете передать ей это? – Он поклонился перед кошмаром-Лиюнь.

– Я забуду. Я…

– Лиюнь, – настойчиво перебил он, – вы помните свой долг?

Белые глазницы уставились на него.

– Служить йоки-хидзё, – твердо проговорил Художник. – Защищать ее. Передайте ей это.

Тайное становится явным

– Я хочу снова стать человеком, – прошептала Лиюнь. – Очень хочу. Столько времени прошло…