Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон - Страница 60

В конце концов, через незаметно пролетевшую вечность, кабинка достигла земли. Юми вышла, закинув неуклюжую сумку художника на плечо. Они молча двинулись прочь от ярмарки. После пребывания в небе земная кутерьма обоим казалась какой-то мутной. Как картина, расплывающаяся перед глазами при слишком близком рассмотрении.

Они рассеянно брели в направлении дома Художника. Улицы притихли – ярмарка осталась в прошлом. Девушка и призрак зашли в район, где стало заметно, что час уже поздний. Даже сами дома, казалось, спали, прикрыв ставни-веки. Лишь вездесущие хионные линии освещали бетон и брусчатку.

Никому не хотелось нарушать идиллию, но Юми наконец остановилась и полезла в сумку. Она достала маленький альбом, кисточку и тушечницу и опустилась на колени на мостовую.

– Юми? – окликнул Художник, наклоняясь.

Она приставила палец к губам, открыла тушечницу – на этот раз открутив крышку в правильную сторону – и макнула в нее кисть. Затем нарисовала то, что запечатлелось в ее памяти только что. Вид ярмарки с высоты, от первого лица. А на переднем плане – их руки на поручне кабинки. Но на этот раз сложенные одна на другую.

Рисунок вышел так себе.

Учитывая опыт художницы, это не должно вас удивлять. Впрочем, для человека, впервые взявшего кисть двадцать три дня назад, результат был весьма достойный – в том смысле, в котором рисунок одного восьмилетнего ребенка может быть лучше рисунка другого ребенка.

Так или иначе, штука вот в чем: ценность искусства не в его качестве. Я слышал мнение, что предметы искусства абсолютно бесполезны, так как не имеют практического применения, и имеют ценность лишь в глазах смотрящих на них.

Дело в том, что, в сущности, бесполезно все. Ничто не имеет ценности, пока мы ее не определим. Любой предмет может стоить столько, сколько мы захотим.

Для этих двоих рисунок Юми был бесценен.

– Я кое-что поняла, – сказала она. – Пока мы рассуждали об обладании вещами, я осознала, что… ничем не владею. И никогда не буду владеть…

– А одежда?..

– Останется здесь, – тихо сказала Юми. – Когда все закончится.

Верно. Об этом Художник не подумал. Когда то, что с ними происходит, закончится… Когда духи решат оборвать Связь…

Юми очнется в своем теле. А он в своем. На разных планетах.

Юми поднялась, помахивая рисунком. Ее глаза казались огромными, как озера туши, ждущие прикосновения кисти. Она снова улыбнулась, но иначе. Не радостно, а меланхолично.

– Это тебе, – сказала она. – Чтобы помнил меня, когда расстанемся. Как это у вас называется?

– Сувенир, – прошептал он. – Памятный подарок.

– «Его ценность – в приятных воспоминаниях, которые он пробуждает», – процитировала Юми, а затем аккуратно сложила просохший лист и сунула в карман кофты. – Если завтра мы проснемся и поймем, что все кончено, он останется у тебя. Не забывай.

– Никогда не забуду. Юми, а что, если мы…

Что? Отправимся в полет между планетами? Даже если здешнее правительство пустит случайных юнцов с улицы на борт корабля, что крайне маловероятно, как быть с тем, что Юми – йоки-хидзё. На ее планете таких всего лишь четырнадцать.

Ей не позволят вести ту жизнь, о которой он мечтает.

– Хочу, чтобы ты знал, – сказала она. – Я не считаю тебя обманщиком.

– Но я в самом деле обманывал, – возразил Художник. – С этим не поспоришь.

– Почему ты это делал?

– Потому что… был слишком не уверен в себе, чтобы сказать правду…

– Потому что, – многозначительно поправила Юми, – не хотел ранить дорогих тебе людей.

– Я и тебя обманывал.

– Опять же, потому что хотел соответствовать моим ожиданиям, – напомнила Юми. – Художник, ты пытался мне помочь. Да, возможно, тебе и самому хотелось прикинуться кем-то великим. Но это характеризует тебя не как лжеца, а как фантазера. – Она решительно кивнула. – Меня учили, что лжецы обманывают ради выгоды. Ты не такой и никогда таким не был. – Она приблизилась к нему, насколько могла, не прикасаясь. – Никаро, я тебя ни в чем не виню. Тебе тоже не стоит себя винить. Я кое-что усвоила, побывав в твоем мире.

– Что же?

– Не бывает простых ответов, – сказала она. – Никогда.

Он улыбнулся, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Удивительно, сколь многое изменили эти слова. Есть человек, который его не осуждает. Зная, что он натворил и к каким ужасным последствиям это привело, Юми… не придает этому значения? Не винит его?

Возможно, ему следовало собраться с силами и самому прийти к такому же выводу. Возможно, ему стоило измениться. Но все-таки слышать такое из уст того, кто тебе небезразличен…

Это напоминало картину, которой он мог поделиться с окружающими. Он поднял ресницы…

И увидел, как Юми отшатнулась, а ее лицо и широко раскрытые глаза застыли в маске ужаса. Художник резко повернулся кругом.

В подворотне стоял чернейший кошмар – добрых одиннадцати футов ростом, с когтями, оставляющими на стенах глубокие прорези. Кошмар смотрел на них белыми провалами глаз, а в пасти отсверкивали настоящие зубы.

Это был тот самый кошмар. Полностью стабилизировавшийся.

Невероятно, но он целенаправленно выследил их.

Стабильный кошмар

Глава 29

Это был второй увиденный Юми кошмар.

По сравнению с этим первый был все равно что щеночек на фоне волка. Стабильный кошмар приподнялся на волчьих лапах, могучих и необъяснимым образом более натуральных, чем у первого. Тьма сгустилась, как бы затвердела, натянулась на выгнутом хребте, точно кожа. Сверкая зловещими колодцами глаз, кошмар навис над людьми и сделал шаг, пронзив когтями брусчатку.

– Беги! – выдохнул Художник. – Юми, БЕГИ!!!

Его голос прорвался сквозь страх; Юми пришла в себя и бросилась наутек, сжимая в руках сумку художника – не потому, что могла как-то помочь, а потому, что необходимо было держаться хоть за что-нибудь.

Кошмар ринулся в погоню. Он не издавал ни звука; лишь когти клацали по камням, словно металлические. Художник бежал впереди, и по его виду можно было понять, что он тоже в отчаянии. Сперва Юми показалось, будто он бросает ее, но нет – он указывал ей направление. Взмахнул рукой, сворачивая в ближайший переулок. Юми последовала за ним, едва не поскользнувшись на крутом повороте.

Массивная кошмарная тварь была не столь расторопна. Она промчалась мимо и была вынуждена вернуться. Вопреки здравому смыслу Юми оглянулась на бегу и увидела черный силуэт в начале переулка. Кошмар вытянул две гигантские лапы, разодрав камни и окна на стенах, опустился на четвереньки и продолжил преследование.

– Звонок! – выкрикнул Художник, когда они выбежали с другого конца переулка. – Звони!

Они пересекли улицу и оказались на широкой площади с гладким каменным покрытием, где повсюду стояли деревянные столбики и причудливые конструкции из дерева и металла. Увидев такое место впервые, Юми предположила, что это какая-то выставка. Ей стало смешно, когда Художник объяснил, что это спортивно-игровая площадка.

Художник лавировал среди спортивных снарядов и качелей, рассчитывая, что это замедлит кошмар, но тот прорывался прямо сквозь металлические сооружения, разоряя игровой городок. Оставалось надеяться, что шум привлечет чье-нибудь внимание. Юми добавила к нему свой запоздалый крик. Ей почти удалось достать звонок, но в тот момент чудовище швырнуло в нее куском металла и сбило с ног. Сумка выскользнула из рук.

Раздался хруст, и ткань пропиталась тушью.

Заметив это, чудовище замешкалось.

– Поднимайся! – Художник подскочил к Юми, нетерпеливо размахивая руками.

Юми повернулась к сумке.

– Нет, – остановил ее Художник. – Брось.

Доверившись его чутью, девушка побежала за ним по площадке.

– Беги сюда, – указал он на очередной переулок. – Кошмар видит меня. Я заманю его на юг, а ты обогни квартал, осторожно вернись и возьми звонок. Звони, но не пытайся сражаться с кошмаром. Поняла?