Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон - Страница 58

– Как чудесно, – прошептала Юми. – Словно кто-то разбил солнце на миллион кусочков и подбросил в воздух, как конфетти. Здесь такое каждый день?

– Обычно по выходным и праздникам, – ответил Художник.

– То есть мы и раньше могли сюда прийти? Почему ты не ходишь регулярно?

Он пожал плечами. Восторг Юми был ему приятен.

– А это что? – указала она на вереницу киосков.

– Игры.

Юми вопросительно уставилась на Художника.

– Игры? – переспросила она. – На этом играют? Как на музыкальном инструменте?

Художник застыл как вкопанный.

– Юми, что же за (низким стилем) нелепая у тебя была жизнь? Ты никогда не играла в игры?

Юми помотала головой, и Художник подвел ее к киоску, куда тянулась длинная очередь – это чтобы оператор аттракциона мог сосредоточиться на клиенте, не отвлекаясь на толпящихся зевак. Юми восхищенно смотрела, как люди пытаются сбить коробки огромным мячом.

– То есть, – уточнила она, когда Художник объяснил ей смысл забавы, – это вроде испытания? Как самую высокую башню из камней сложить?

– Да! – подтвердил он. – Именно так. Игры – это веселые испытания.

– Этим людям весело? – недоверчиво спросила Юми, когда игрок разочарованно закричал, сбив все коробки, кроме одной.

– Ну… весело, если выигрываешь, – ответил Художник.

Кто-то отошел от соседнего киоска с громадным плюшевым зверем в руках. Увидев это, Юми совсем впала в ступор.

– Значит, – сказала она, – если собьешь все коробки, то получишь такого зверя?

– Да.

– Они представляют большую ценность?

– Ну… не сказал бы. Они довольно дешевые, в магазине можно купить десяток таких по цене одной пары туфель.

– Ничего не понимаю.

– Дело не в награде. – Художник поманил Юми за собой, заметив, что операторы обратили на нее внимание. – Дело в победе. Приз – доказательство твоей победы, сувенир. Его ценность – в приятных воспоминаниях, которые он пробуждает. Кроме того, некоторым людям просто нравится собирать все подряд.

– Думаю, я поняла. – Юми двинулась за ним, придерживая лямку сумки художника.

Он настоял, чтобы взять сумку, потому что к художникам люди относились с особым уважением. Сумка могла намекнуть продавцам и операторам игр, что с ее хозяином лучше не мошенничать.

– Мне нравится платье, – сказала Юми. – Это моя первая личная вещь. Мне нравится владеть им. Платье напоминает об Аканэ и нашем походе по магазинам.

– Вот видишь? – кивнул Художник.

Но Юми вдруг пришла в уныние. Может быть, вспомнила, что о нем наговорила Аканэ? Художнику отчаянно захотелось, чтобы она подумала о чем-нибудь ином. Но не успел он открыть рот, как Юми улыбнулась и крутнулась на месте, раскинув руки.

– Никаро, вот тебе задание, – заявила она. – Сопровождать йоки-хидзё на ее первой – и, вероятно, единственной – ярмарке! Сделай так, чтобы этот поход запомнился!

– А ты вроде говорила, что сегодня мы не художник и йоки-хидзё, – заметил он, уклоняясь от парочки с сахарной ватой.

– Значит, сопровождай только йоки! Девушку на ее первой ярмарке! Покажи мне все, инопланетянин! Заворожи мой примитивный разум вашими инопланетными технологиями и светом!

– Что ж, тебе повезло. – Он встал напротив и указал на себя. – Ты пришла к нужному человеку. Я на ярмарки с детства хожу, могу продемонстрировать все уникальные аспекты этого действа.

– Замечательно, – сказала Юми, и Художник пошел перед ней спиной вперед, время от времени проходя сквозь людей.

Если кому-то и показалось странным, что одинокая художница болтала сама с собой… что ж, люди и без того считали художников странными. Болтает и болтает.

– С чего начнем? – спросила Юми.

– С еды. – Он повернулся вправо и указал на ларек с воздушной кукурузой. – Это самая невероятная, вкуснейшая, восхитительная еда, что ты только пробовала…

– Ничего себе!

– …на один укус.

Юми нахмурила лоб.

– У ярмарочной еды есть особое поразительное свойство. С каждым укусом она становится все более искусственной, маслянистой и сладкой. До тех пор, пока не доешь и не (низким стилем) задумаешься, зачем ты вообще все это съел. Просто потрясающе.

– Ты преувеличиваешь.

– Сама убедишься!

Спустя пять минут в липких пальцах Юми остался пустой пакетик от воздушной кукурузы с сахаром.

– Гадость какая! – посмотрела девушка на Художника, кривясь так, будто ее вот-вот стошнит.

– Я же говорил! – ухмыльнулся Художник.

– Хочу еще.

Он подвел ее к киоску, торговавшему рисовыми пышками, обсыпанными сырным порошком. Они медленнее прочей еды становились гадкими на вкус. Когда Юми с удовольствием принялась жевать, Художник увлек ее в самую гущу праздника.

– Я относительно впечатлена, – сказала Юми. – Но одна лишь непривычная еда меня не удовлетворит.

– У нас еще есть карусели.

– Не знаю, что это такое. – Юми посмотрела на Художника, покраснев. – Извини.

– Это… Гм… – Объяснить было непросто. – Ты когда-нибудь ездила в неуправляемом автобусе?.. Точнее, в кибитке?

– Однажды. Было ужасно.

– Вот, это похоже, только веселее.

– Начинаю сомневаться, что ты правильно толкуешь слово «веселье».

– Помнишь, как мы на дереве летали? – Художник улыбнулся.

– У вас тут есть летающие деревья? – Юми вытаращила глаза.

– Не совсем, но нечто вроде. Не столь волшебное, зато безопасное. Можно получить удовольствие без лишнего риска, но при этом притвориться, будто опасность есть, и испугаться. Короче говоря, повеселиться на славу!

– Вкусная, но гадкая еда, – сказала Юми. – Одновременно страшные и веселые впечатления. Неужели все ваши современные чудеса столь противоречивы?

– Противоречия – основа современной жизни, – заявил Художник и снова улыбнулся.

Ему понравилось, как Юми улыбнулась в ответ.

Он указал направление, и они прошли мимо уличных артистов. Мимо силача, поднимавшего невероятные тяжести. Мимо «живой статуи» (крайне неубедительной – говорю это как человек с опытом). Мимо глотателя огня. Юми искренне понравились все.

– У вас тут специалисты по самым странным вещам, – прошептала она, увидев, как артист проглотил четырехфутовую трость.

Юми бросила ему чересчур крупную купюру и церемонно поклонилась.

Затем пришел черед игр. С играми у Юми не задалось, но Художника восхитило, что она попробовала все по разу, после чего выбрала ту самую игру с коробками и заплатила сразу за десять попыток.

– Такими темпами у нас все деньги кончатся, – заметил он, облокотившись на прилавок, пока Юми сосредоточенно и безуспешно бросала мяч. – Лучше бы выбрала ту, где нужно воздушные шарики лопать.

– В той все зависит от случая, – ответила Юми. – Выиграть можно, только если повезет.

Она прищурилась и бросила новый мяч. Тот отскочил от коробки.

– А это плохо?

– Художник, я предпочитаю испытывать свое умение, а не удачу.

– Тогда сходи в орлянку поиграй, – предложил он.

Юми бросила третий мяч и снова не попала.

– Для нее нужна силища, как у Тодзина.

– Неправда, – парировала Юми и удачным броском сбила сразу все коробки.

– Ха! – воскликнул оператор. – Вам полагается малый приз… Но если проделаете это еще четыре раза, получите большой!

– Да, – ответила Юми. – Я читала правила.

И она четырежды подряд сбила все коробки. У оператора отвисла челюсть.

– Вот это (низким стилем) да! – Художник хлопнул себя ладонью по лбу. – Тут ведь фокус в балансе?

– Именно, – подтвердила Юми. – Одна коробка утяжелена таким образом, чтобы вся конструкция казалась неустойчивой. Нужно метить в нее. – Она указала на самую большую игрушку, на дракона с миской лапши.

(Весьма вольная интерпретация. Известные мне драконы предпочитают отбивные.)

– Позвольте совет, – сказала Юми, принимая игрушку – размером почти с нее саму – от оператора. – Не ставьте утяжеленную коробку в один и тот же угол. Легко заметить.

Оператор почесал в затылке, после чего ухмыльнулся: