Левый берег Стикса - Валетов Ян - Страница 63

В довершению ко всему, уже подходя к перешейку, заросшему чахлым орешником и рахитичными осинами, Диана провалилась по пояс в ледяную жижу, прикрытую сверху плотными языками темно-зеленого мха. Дашка завизжала в голос, испугавшись стремительного падения, а Диана успела, скорее инстинктивно, чем осознанно, отбросить ее от себя. Ощущение было омерзительным, дна под ногами не чувствовалось, словно под водой плавал толстый слой желе. В первый момент она подумала, что продолжает погружаться, и едва не поддалась панике. Руки судорожно начали искать опору, но мох рвался, распадаясь на части, и она, задыхаясь от испуга и холода, ухватилась за протянутую Марком руку, как за соломинку. Болото мгновенно отпустило ее. На грудь бросилась рыдающая дочь, а Марик сидя рядом, гладил Дашку по спине. Место провала медленно затягивало ряской.

Переодеваться было не во что, но движение согревало. Дашка успокоилась и шла рядом, крутя головой от любопытства. Марк двигался чуть впереди, взъерошенный и ловкий, поминутно оглядываясь на них — проверяя, все ли в порядке. Диане казалось, что бегут они не несколько часов, а несколько суток, она чувствовала, что тупеет от усталости.

Осинник опять сменился бором. Справа и слева, достаточно далеко, скрываясь между вековыми соснами, виднелись камышовые заросли, обозначавшие границы озер. Лес был сумрачен, встававшее солнце не освещало дорогу. Тут всегда был вечер, так плотно смыкались кроны высоко вверху. Под ногами колыхался толстый слой лежалой хвои. Звуки гасли.

— Уже близко, — сказал Марк оживившись. — Мы шли отсюда до дороги минут двадцать. Видишь?

Он указал рукой на рухнувшую от старости огромную сосну, лежавшую поодаль, слева от того места, где они шли.

— Лес скоро кончится.

— Лес скоро кончится! — подхватила Дашка, чуть осипшим голоском. — Мам, мы домой?

— Домой, — сказала Диана.

И в этот момент поняла, что в действительности не знает, что делать дальше. Куда идти? Пока речь шла о спасении жизни — все было понятно, а вот теперь…. Без денег, без документов, в мокрой, изорванной и грязной одежде. В милицию ход заказан. Стоит сунуться туда и Лукьяненко тут же возникнет рядом, как чертик из коробочки. А если вспомнить про трупы, которые остались в лесном доме, то дело совсем плохо. А куда идти? К ближайшему телефону? В любом сельсовете он есть. А кому звонить? Тоцкому? Калинину? Косте? Он, наверное, с ума сходит от волнения, там, в Берлине. Может быть, позвонить в СБУ? Кто знает, замешаны они или нет? Вчерашние приезжие здорово напоминали комитетчиков. Да и то, что рассказывал Арт.… К родителям? Она много бы отдала за то, чтобы оказаться рядом с ними. За всю жизнь не было случая, чтобы они не пришли на помощь, и не пожалели в нужный момент. Но ехать к ним — подставить их под удар. А какой удар может нанести Лукьяненко сотоварищи, она уже знала. Вывод напрашивался сам собой.

Идти не куда. Только Тоцкий и Калинин. Если, конечно, с ними все в порядке. Только они могут помочь.

Завидев редколесье, они ускорили шаг, стремясь поскорее вырваться на открытое место. И в этот момент услышали голоса.

Теперь они лежали на самом краю бора, спрятавшись за толстым обомшелым стволом сосны и, со страхом, слышали, как голоса, перекликаясь, становятся ближе и ближе.

Диана достала из рюкзачка пистолет — небольшой, похожий на игрушку. После недолгих поисков нашла затвор и, передернув его, увидела как патрон скользнул в ствол, на миг, показав тупоносую пулю.

Дашка принимала происходящее за какую-то игру, но вела себя тихо, видя, что мать не на шутку обеспокоена. Нельзя было сказать наверняка, кто приближался к ним со стороны опушки, но Диана не сомневалась, что Лукьяненко просчитал единственный возможный вариант, и перекрыл путь к спасению. Это его люди перекликались между деревьями, расположившись широкой дугой. Значит, придется продать жизнь подороже. Заряженный пистолет, запасная обойма, арбалет с четырьмя тяжелыми стрелами — не велик боезапас. Но просто так они ее не возьмут.

— Надо будет потрудиться, ребята, — подумала Диана с веселой злостью.

Страха почему-то не было. В конечностях появилась легкость, и чуть вспотели ладони. Адреналин искрящейся, пряной струёй хлынул в кровь, заставляя все чувства обостриться, а сердце биться быстрее. Она была готова к бою. Готова — вне зависимости от его возможного исхода.

По плохой дороге «вольво» Тоцкого с трудом поспевало за «джипом» охраны. Несколько раз машина терлась защитой картера о вывороченные куски асфальта, гулко ухала подвеска, принимая на себя удары, но Андрей держал расстояние в двадцать пять — тридцать метров от впереди идущего «крузера» и молился, чтобы очередная кромка ямы не разрубила резину напрочь. «Тойота» резко затормозила и начала принимать вправо, на узкую обочину, притираясь вплотную к деревьям. Тоцкий повторил маневр и остановился в метре от бампера, припорошенного серой, плотной пылью. Впереди, буквально в десяти — пятнадцати шагах, Тоцкий увидел «БМВ» Лукьяненко и серую «девятку» с банковскими номерами. Людей возле них не было.

— Дверями не хлопать! — приказал выскочивший из джипа Виталя. — Здесь они, голубчики. Андрей Викторович, ты здесь останешься или пушку тебе выдать? Стрелять-то умеешь?

— Умею, — отрезал Тоцкий. — На сборах учили.

— На сборах? — переспросил Виталя. — Рома, дробовик Андрею Викторовичу выдай. И объясни, ну, так — взлет-посадка.

Подбежавший Роман сунул Тоцкому в руки короткое черное ружье с пистолетной пластиковой ручкой вместо приклада и тяжелую картонную коробку с патронами.

— Патроны сюда. Это предохранитель. Это курок. Навел — стрельнул. В гильзах — картечь. Попадешь — слона свалишь. Крепче держи — отдача чокнуться!

Сам он держал в руках большой черный пистолет.

— Двигаться тихо, в пределах видимости, — скомандовал Виталий. — Ну, как твой Лукьяненко выглядит?

— Высокий, худой, чернявый.

— Ага, — весело отозвался Рома. — Зашибись приметы. Так полгорода перестрелять можно!

— Покажешь, — резюмировал Виталя. — Пошли, пацаны!

Судя по тому, как пружинисто и бесшумно соскользнули с дороги эти четверо, опыт у них был никак не гражданский. Только заплясали ветки придорожных кустов. Тоцкий, в сравнении с ними двигался, как кабан по кукурузному полю. Благо, продравшись сквозь кустарник, он стал менее шумным, и, старательно копируя движения людей МММа, чуть пригибаясь, бросился за ними в глубь редколесья. Он уже слышал впереди перекличку голосов. Лукьяненко и его люди, не опасаясь постороннего присутствия, перекрикивались, двигаясь цепью метрах в ста от них, в сторону темнеющего чуть дальше соснового леса.

Их было пятеро. Во всяком случае, Тоцкий рассмотрел пять силуэтов на фоне листвы. Виталий взмахом руки приказал рассыпаться и они, пригибаясь еще ниже, разошлись пошире, выходя в тыл идущим впереди «лукьяновцам». Все это напоминало Андрею игру в «зарницу» знакомую по поездкам в пионерский лагерь: синие против зеленых, деревянные автоматы, атаки в лесу и строевые песни. Почему—то вспомнилась несформировавшаяся окончательно, но достаточно привлекательная грудь юной комсомолки-санитарки с посконным именем Клава, которую он тискал, просунув перепачканную травой руку под её зеленую защитную рубашку, сидя в засаде. Но игры кончились много лет назад. В руках было короткое «штурмовое» ружье, пиджак оттягивала тяжеленная коробка с патронами, колотившая по бедру. И, не к месту вспомнившаяся Клава, уже, наверное, была женщиной средних лет, примерной матерью и женой. А, может быть, и нет.

— Неужели, — думал Тоцкий, стараясь не особо топотать, — в голову от страха всегда лезет какая-то чушь? Ты ведь боишься, друг мой Андрей, ты перепуган до смерти. Ты никогда не стрелял в людей. Более того, ты и в зверей и птиц никогда не стрелял. Только по мишеням на стрельбище, и то, черт знает когда. Трусишь. А ведь придется, старик, деваться не куда. Вспомни, что эта тварь сделала с Артуром. Помнишь?