Левый берег Стикса - Валетов Ян - Страница 61

У тела не было кистей рук. И головы. Это был обрубок, густо облепленный землей и насекомыми, почувствовавшими добычу. Жучки, муравьи и еще что-то неизвестное, полупрозрачное, спешили утолить голод, очистить лес от инородного, но такого вкусного чужака. Те, кто прятал тело, постарались сделать так, чтобы его не опознали. По хорошо известной методике, многократно опробованной тонтон-макутами и эскадронами смерти.

Но Тоцкий узнал бы его в любом случае.

Он заплакал. Ему было наплевать, что подумают насупившиеся профессионалы, стоявшие у разрытой могилы. Ему было наплевать, что мужчины не плачут. Ему было, вообще, на все наплевать. Но от слез легче не становилось. Они прожигали ему кожу.

Перед ним лежал Артур Гельфер. Истерзанный, расстрелянный, изуродованный. Артур. Веселый, неунывающий Артур. Друг. Коллега. Блестящий эрудит и сладкоежка. Любящий отец и муж. Навсегда мертвый.

— Вот, бля… — выдавил из себя Рома. — Что, суки, сделали? Это что, ваш, что ли?

Тоцкий не ответил. Больше всего ему хотелось завыть. Но ни голоса, ни сил не было.

Виталя отошел в сторону — позвонить МММу и, через пару минут, вернулся, протягивая Андрею трубку. Тоцкий, механически, словно заводная кукла, взял телефон.

— Соболезную, — сказал Марусич. Голос у него, несмотря на ранний час, был несонный. Скорее всего, он не ложился совсем. — Это Гельфер?

— Да, — выдавил из себя Андрей.

Марусич помолчал, а потом попросил, не меняя интонации:

— Ты там глупости не начни делать. Держись.

Тоцкий не ответил. Отвечать было нечего.

— Что собираешься предпринять?

— Я его здесь не оставлю…

— Милицию, что ли, вызовешь?

— Не знаю я, дядя Миша.… Но я его здесь не оставлю.

— Не горячись. Ребятам я приказал тебе помогать во всем. И по полной программе. Ты меня понял?

— Да.

— Но если ты завяжешься с телом, то повод, чтобы тебя закрыть и искать не придется. Готовая сто вторая…

— Я его здесь не оставлю, — упрямо повторил Тоцкий.

— Ну, смотри… — не стал спорить МММ. — В дом занесите, в крайнем случае. Больше никого?

Андрей сглотнул. Он не думал о том, что где-то рядом может оказаться еще одна яма, а в ней.… Нет, лучше и мысли такой не допускать. Он почувствовал, как в желудке образовался холодный липкий комок.

— Нет. Пока — нет.

— Ну и, слава Богу! Пусть ребята поищут еще. Если ничего не найдут, постарайтесь отыскать Краснову. Она с двумя детьми далеко уйти не могла. Мне ребята сказали, что лес там серьезный. Отправь машину по окружным дорогам. Они где-то рядом. Километров пять — шесть, не более.

— Хорошо.

— Я буду на связи. Виталию трубку передай.

— Да, Михал Михалыч, — почтительно сказал Виталя в микрофон. — Нет, Михал Михалыч. Голова и кисти рук. Тут река рядом. В пакет полиэтиленовый, вместе с кирпичом — и все концы в воду.

— Глубокая? — спросил он у Тоцкого, не отнимая трубку от уха. Андрей кивнул. — Глубоко, говорят, Михал Михалыч. Да, конечно, проверим. Сделаем. Спасибо, Михал Михалыч. Обязательно.

Он нажал кнопку отбоя.

— Что делать с … — Виталий замялся, — ну, с ним?

Он мотнул головой в сторону останков Арта.

— В дом отнесите, — хрипло сказал Андрей, стараясь не смотреть на то, что недавно было его другом. Чтобы не видеть комков жирной, пропитанной кровью земли, залепившей раны, и копошащихся в ней насекомых. — Наверное, простыню надо взять. Нехорошо так.

На то, чтобы донести тело до дома понадобилось почти четверть часа. Они положили сверток на кухне, прямо на пол, сдвинув обеденный стол к окну.

Когда охрана вышла, чтобы продолжить поиски, Тоцкий уселся на стул, рядом с мертвым Гельфером и, опустив голову, просидел несколько минут, то ли плача беззвучно, то ли просто прощаясь. Потом, вставая, легко коснулся перепачканного землей свертка рукой и, не оглядываясь, вышел, осторожно прикрыв входную дверь.

Вторая яма, на счастье, не обнаружилась. Зато один из охранников нашел на берегу обрывок скотча и хорошо отпечатавшийся на посохшем иле след босой ноги. Это, конечно, ни о чём не говорило, но, по крайней мере, давало слабую надежду на то, что Диана с детьми попыталась переправиться через реку.

Предположение, каким бы необоснованным оно не было, было лучше, чем мысль о том, что головорезы Лукьяненко поймали всех троих. И, главное, от этой мысли можно было отталкиваться в дальнейших поисках. Вспомнив совет МММа, Тоцкий решил направить человека с машиной объездить окрестности — мост, по карте, был в семи километрах вниз по течению. Дорога по широкой дуге огибала лесной массив. Села на ней не лепились друг к другу, а находились на солидном расстоянии — километров по десять — двенадцать. В глубине леса, отсекая его восточную часть от жилых мест, на карте была изображена цепь озер, а значит там, в низинах, были и болота. Но Виталя, даром, что бывший борец, соображал быстро. Поводив пальцем по атласу и почесав затылок, он изрек:

— Ну, атлас автомобильный, кроме дорог на нем все плюс-минус сто. Но выйти они могут только сюда, — он ткнул в распахнутую книжку мощным, толстым пальцем. — Здесь им не пройти — воды много. Здесь — просто не дойдут. Далеко. Значит сюда. Михайловка. Или Толстое. По лесу это километров пять. По дороге — семь до моста, семь от моста. И еще пять — шесть до Толстого. От Толстого до Михайловки — одиннадцать, как написано. Иголку в стоге сена легче найти. Если у них нет собак, а их нет, то они будут делать тоже, что собираемся мы. Встречать на выходе. Ну-ка, Ромчик, разделся и по речке — направо-налево. Поищи, где они вышли, если найдешь.

К удивлению Тоцкого, Роман, несмотря на жалобное выражение лица, послушался беспрекословно. И место выхода нашел — по обрывкам скотча, оброненному платку и нечетким следам в грязи.

— Метров пятьдесят ниже, — докладывал он, одеваясь и лязгая зубами от холода. Замерзший, он стал походить на мокрого хомяка, с торчащими из под посиневших губ, большими передними зубами. — Два человека. Следы маленькие. Точно — они.… Ох, бодрит водичка…

— Значит, — подумал Андрей, — они все-таки смогли переплыть реку ночью. Смелая вы женщина, Диана Сергеевна. Отчаянно смелая. Или испуганная — до отчаяния. Впрочем, это одно и то же. Трудно представить, что она должна была чувствовать. Река, в двух шагах от него, неторопливо катила свои темные, глубокие, холодные от бьющих под водой родников, воды. Метров двадцать, двадцать пять. Ерунда. Можно пронырнуть на одном вдохе. Так просто и безопасно. Но ночью, с двумя детьми решиться войти в эту черную, маслянистую в лунном свете, воду. Пусть Марк уже взрослый, но ведь он — взрослый ребенок. Ребенок — не мужчина. И Дашка. Ты умница, Диана Сергеевна, умница.

— Значит, делаем так, — приказал Тоцкий, — едем на дорогу между Толстым и Михайловкой. И двигаемся навстречу. Обратно она не пойдет. А там — ее могут ждать. Если будут — задача не дать им ее схватить. Как — мне без разницы. Хотите — стреляйте, хотите — давите голыми руками.

— Так МММ приказал, — перебил Виталя, — делать, как вы скажете. Вам и приказывать, Андрей Викторович.

— Лукьяненко — лучше живым, — Тоцкий невольно оскалился, совсем не по-человечески, так, что даже у повидавшего виды Виталия на секунду изменилось выражение лица. Больно уж нехороша была эта улыбка. — Знаю, что не знаете, как выглядит, — опередил он вопрос. — Я покажу. Я эту с-с-суку по дыханию, ночью узнаю. Остальных, как хотите — по обстоятельствам. Как получится. Поехали.

Мост через речку оказался в аварийном состоянии. Бетонное крошево сыпалось через щели между плитами. Старый мост на лесной, малопроезжей дороге, которая через пару километров примыкала к нормальной автомобильной дороге с приличным покрытием. Им даже встретился рейсовый автобус, старый, припадавший на левую сторону «ЛАЗ», окутанный сизым облаком выхлопа.

Они проехали Толстое — село дворов в тридцать, растянувшееся вдоль трассы. Потом большак уходил влево, а дорога, которая им была нужна, уходила правее, ныряя в смешанный лес, и терялась в нем. Джип уверенно свернул на нее и запрыгал на разбитом в незапамятные времена асфальте. Тоцкий свернул за ним, автоматически отметив, что электронные часы на панели высветили ровно шесть тридцать утра.