Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика - Страница 17

Доротея, наконец, вошла в темную прихожую. Слуга достал из фонаря огарок и принялся зажигать свечи в позолоченных канделябрах у стены. Свеча за свечой, и пространство наполнялось дрожащим светом. Но чем больше места огонь отвоевывал у тьмы, тем сильнее сжималось сердце. Здесь все было чужим. Все, до мельчайшей пылинки. Незнакомый запах чужого дома, который ощущался болезненно остро.

Доротея не намеревалась ни любезничать, ни угождать. Она по-прежнему открыто смотрела на Джулию с нескрываемым превосходством. То ли вызов, то ли снисхождение… Впрочем, какая разница. Лишь бы она скорее ушла. Доротея изящно поджала руки, совсем как дамы на полотнах живописцев. Белокожая, светловолосая; в глубоком квадратном вырезе, отделанном темно-синим бархатным галуном, виднелись полукружия пышной груди. Этот смелый вырез поразительно контрастировал с уродливой шемизеткой сеньоры Соврано. Если в Альфи принято закрываться до самого горла, то как скандальная мамаша допустила такую вольность?

Джулия смотрела на эту Доротею и все пыталась понять: красива ли она? Стройная, ладная. Но будто чего-то не хватало. Краски или контраста. Глаза и волосы Марены были заметно светлее, но ни у кого не повернулся бы язык назвать сестру бледной или блеклой. Впрочем, Джулия никак не могла понять, почему сейчас ее это занимало. Зачем занимало? Будто было мало переживаний.

Доротея окинула взглядом посветлевшую прихожую и подобрала юбку:

— Располагайтесь, сеньора Джулия. В вашем распоряжении четыре прекрасные комнаты. Спальня в самом конце. Я сейчас пришлю слуг. Вам принесут горячей воды и подадут ужин. Нужны ли еще горничные?

Джулия облизала пересохшие губы, покачала головой:

— Нет, благодарю. Моя горничная со всем справится.

Доротея кивнула, окидывая Альбу подозрительным взглядом:

— В таком случае, желаю вам доброй ночи.

Она развернулась и пошла к выходу, а Джулия смотрела ей в спину, не зная, как окликнуть. Достойна ли эта Доротея благородного обращения?

— Сеньора Доротея.

Та обернулась, а на лице застыл немой вопрос.

— Я бы хотела, чтобы скорее принесли мой багаж. И моему питомцу необходимо свежее мясо и молоко.

Розовые губы Доротеи скривились едва заметной улыбкой:

— Я передам вашу просьбу на кухню, сеньора. А что касается вашего багажа… придется подождать. Вы получите лишь то, что одобрит сеньора Антонелла.

Джулия нахмурилась:

— Кто?

— Сеньора Соврано. Но вы должны понять, что сейчас сеньоре не до вашего багажа. По вашей же милости. Сеньора очень расстроена.

Прилившая кровь обожгла щеки, разом отогнав и усталость, и стеснение:

— Что значит: получу лишь то, что одобрит сеньора? Это мои вещи. Пусть принесут мои вещи! Мне не во что даже переодеться с дороги.

Доротея лишь пожала плечами:

— Я постараюсь что-нибудь для вас сделать.

Она вышла и прикрыла за собой дверь. Тут же следом удалился и слуга.

Альба промолчала, лишь настороженно посмотрела. Тут же взяла с консоли небольшой подсвечник, запалила свечу, кивнула в сторону темного дверного проема:

— Пойдемте, сеньора, отыщем спальню. Вы с ног валитесь.

Джулия лишь покорно пошла за служанкой, прижимая к себе Лапушку. Он стал совсем неподъемным, и от этой ноши уже ломило руки.

Комнаты казались зловеще огромными, будто лишенными стен. Скупое пятно света выхватывало мраморные колонны, фрагменты шитых золотом драпировок, полированное дерево. Стук каблуков гулко и неуютно разносился в темноте. Наконец, Альба со скрипом толкнула створу очередной двери, и огонек свечи выхватил узорный балдахин на витых колоннах. Наконец-то. Альба прикрыла дверь, и Джулия, не осматриваясь, прошла к кровати и без сил опустилась на стеганое покрывало. Разжала руки, чувствуя ломоту. Лапушка лениво зевнул, потянулся и нехотя перешел на покрывало. Опасливо замер, вынюхивая ткань, поднял голову, поводя носом по воздуху и навострив огромные уши. И для него все здесь было незнакомым и чужим.

Альба тем временем тоже осматривалась. Обходила комнату, зажигала оставленные свечи. Обнаружила на сундуке новую льняную сорочку, украшенную вышивкой, и стопку полотенец. У стены, у холодного камина, вязанка поленьев, напротив — лохань и два ведра с водой. Но Джулия ничего этого не замечала. Ее неотступно преследовала мысль, что эта истеричная женщина, сеньора Соврано, будет рыться в ее вещах, будто она какая-то служанка, которую заподозрили в воровстве. Это было еще унизительнее того, что эта женщина устроила только что во дворе. Невыносимо. Но интуиция подсказывала, что все это — лишь незначительные пустяки в сравнении с тем, что ожидает впереди. Ни личного пространства, ни личных вещей. Джулия была благодарна смертельной усталости, потому что на особые эмоции просто не было сил. Ее будто выпотрошили. Не хотелось даже есть. Просто закрыть глаза, а открыв, обнаружить себя дома, в Лимозе, рядом с нянькой Теофилой. Лучше иметь дело с добрым десятком Паол, чем с матерью Фацио Соврано. В то время, как самому жениху нет до нее никакого дела. Единственное, что волнует его во всей этой ситуации — чтобы не было скандалов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Веки тяжелели, закрывались, но вспуганный голос Альбы вырвал из этой спасительной дремоты:

— Сеньора! Сеньора Джулия, вы должны это видеть!

Глава 15

Альба стояла в нескольких шагах от фронтальной стены, подняла руку со свечей и задрала голову. Джулия потерла усталые глаза, слезла с кровати и подошла к замершей горничной. Проследила ее взгляд, но тут же невольно отстранилась.

На стене была огромная фреска, обрамленная нарисованной узорной рамой. Искусная тонкая работа с проработанным широким фризом, заполненным ложным монохромным барельефом с изображением людей и мифических животных. Ниже – фальшивые мраморные панели с картушами. Весь фактурный объем был нарисован на штукатурке чьей-то мастерской рукой, казался осязаемым и самым настоящим. Хотелось дотронуться и удостовериться, что глаза попросту обманывают, почувствовать под пальцами совершенно плоскую стену.

Джулия подняла голову и словно выглянула в открытое окно, чувствуя холодные порывы ветра. На картине было изображено множество нарядных фигур на фоне осеннего пейзажа. Тонкие ровные стволы сосен тянулись в ясное лазурное небо, щетинясь на концах густо-зелеными аккуратными щеточками хвои. Рядом золотились плодовые деревья. На утесе у горизонта виднелись «свечи» кипарисов, за которыми бликовала водная гладь, и стоящие на рейде суда с убранными парусами. Редкие опавшие листья рассыпались под ногами стоящих на все еще зеленой траве людей. Мужчины и женщины в богатых одеждах. Картинные позы, приветливые лица. Одна из улыбающихся дам, склонившая золотоволосую голову, неуловимо напоминала в неверном свете свечей Марену.

Сестра будто чудилась кругом. Наверное, потому, что ее отчаянно не хватало. Она привиделась в этой стервозной сеньоре Соврано, теперь здесь, на картине. И сердце сковало тревогой, точно в него забиралась морозная стужа. Как писать сестре из этой тюрьмы? Что писать? Ведь если эта сеньора Соврано и даст разрешение на переписку, то наверняка захочет читать каждое письмо. И отправленное, и присланное. Если она станет рыться в вещах, то что говорить о письмах!

Альба проследила взгляд Джулии:

— Похожа? Да, ведь, сеньора? Жуть, как похожа!

Джулия опустила голову:

— Здесь просто мало света. Все признанные красавицы похожи.

В глазах Альбы отражалось суеверное недоверие. Она лишь подняла свечу еще выше, пытаясь рассмотреть разницу:

— По мне — так вылитая!

Сама не понимая, почему, Джулия одернула руку служанки:

— Не выдумывай. Художник всегда рисует идеал. Господу было угодно сотворить сестру таким идеалом. Так чего удивительного, что каждый живописец его ищет в своем воображении и находит облик сестры?

— До такого сходства?

— Днем сама увидишь, что нет никакого сходства. Это все свечи и твоя фантазия.