Дело глазника - Персиков Георгий - Страница 37

– Погодите, князь, – заметил Муромцев, – я всегда полагал, что Аполлон – это светлый бог, он олицетворяет добро!

Князь расхохотался и застучал руками по кровати:

– Такое понимание мироздания ошибочно! Оно похоже на примитивную версию христианства, мол, вот тут добро, а вот здесь зло, а посредине – ни шиша! Как будто любой объект или действие могут быть только добрыми или злыми. Для природы это немыслимо! Вот, например, волк съел зайца: для зайца это зло, но для волка благо! Солнышко наше, жизнь дающее, может и забрать жизнь – сжечь посевы, убить засухой и ожогами! Сам Аполлон не чурался убийств, приказав содрать кожу с сатира Марсия, посмевшего вызвать его на музыкальный поединок. К слову сказать, Марсий тот поединок выиграл, играя на свирели, за что и поплатился жизнью.

Роман Мирославович слушал внимательно, осмысливая каждое слово князя. Такие речи были непривычны его уху, но в целом образы, которые выстраивал князь, он понимал. А тот между тем продолжал:

– Так, мои опыты, которые повлекли за собой убийства, однозначно можно отнести к аполлоническим. У меня есть цель, благая с моей точки зрения, – я хочу победить смерть, познав при этом природу человека. И во имя таких высоких целей я приношу в жертву демонам всего лишь нескольких людей! Но это того стоит, ведь жертвуя десятью, я спасаю миллиарды! В моих поступках лежит железная логика, упорядоченность и скрытность, чтобы полиция раньше срока не вышла на меня. Я обрел свой собственный почерк, стиль, если хотите. У моих жертв особый тип: более сильный выброс энергии дают дети, далее следуют невинные девушки, а уж потом кто придется. Большую их часть я ловил в своем лесу, оглушал или душил, привозил в свой подвал и спускал из них кровь, которую потом использовал на алтаре.

Князь положил на стол очередную самокрутку, коих было ровно семь, и с интересом посмотрел на следователя. Тот, глядя ему прямо в глаза, сказал:

– Продолжайте, прошу вас.

– Хорошо. Так вот-с. Но при всем при этом в миру меня знали как обычного человека, аккуратного и образованного. У меня было крепкое хозяйство, приносящее доход, дети, слуги… – Он на мгновение замолчал, но потом, спохватившись, продолжил: – Ежели мы возьмем в пример хаотичного убийцу, слугу Дионисия, то увидим, что в его убийствах нет ни цели, ни логики! И не ищите там какой-нибудь смысл! Его нет! Такой убийца чаще всего неаккуратен, злоупотребляет алкоголем или другими веществами и убивает кого попало, буквально кто подвернется под руку. В основном это женщины, которых он при этом насилует из-за своих проблем со слабым полом. Также убивает и детей из-за их слабости и прочих, кто не может дать ему отпор. Это убийство ради самого убийства, он действует как бешеное животное.

Князь встал и подошел к помойному ведру, стоявшему в углу. Совсем не стесняясь Муромцева, помочился с шумом и вернулся на кровать, вытирая руки о грязный халат и улыбаясь:

– Извините, Роман Мирославович, но условия у меня тут спартанские.

– Ничего страшного, князь, пожалуйста, – ответил сыщик.

– Итак, на чем мы остановились? Да, дионисийский убийца убивает без цели, как дикий бешеный зверь. Теперь давайте посмотрим на карельские убийства. Изначально вы задержали убийцу, так сказать, по Дионисию! В прямом смысле слова это был жалкий пьяница. Но вы не обратили внимания, что в убийствах лежала четкая логика, аполлоническая идея, которая недоступна пьяному тупице! Убийца строил дорогу из костей! На такое действо способен лишь великий ум, но, увы, надломившийся. И уж им точно не мог быть спившийся инженеришка! Далее, про убийцу-глазника. Согласен, вы удачно связали преступления с разным цветом глаз жертв, это прекрасно. Но похоже, вы снова наступаете на те же грабли! Кого вы поймали? Какого-то несчастного помешанного, который во время припадков впадает в дионисийский экстаз! Не удивлюсь, если он при этом разогревает свое сознание опием или морфином. Тогда как в этих, несомненно, гениальных убийствах прослеживается четкая логика, которую пока не удалось обнаружить. Мой вам совет: найдите связь между жертвами, чтобы постичь логику убийцы. А пока ваша версия выглядит довольно неряшливо: художник убивал людей с разным цветом глаз. Для чего? Для картин, что он писал в припадках? Так ведь он и до убийств такие же писал! Понимаете? Не видно общей цели! Вам надо искать упорядоченного аполлонийского убийцу, вот так.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Павлопосадский взволнованно встал и начал ходить по камере, скрестив руки на груди. Муромцев молча следил за ним.

– Да, – добавил князь, остановившись, – я изучил записи, которые вы мне оставили. Мне кажется, вам стоит проверить ночлежки для нищих и бездомных стариков, что у Чертовой горки. На развалинах бывшей богадельни.

Глава 22

Всю обратную дорогу в Энск Муромцев размышлял над словами князя.

В полицейском управлении его ждала телеграмма из столицы: это был ответ на его запрос, сделанный из Казани. Муромцев просил уточнить, не злоупотреблял ли арестованный художник наркотическими медикаментами в борьбе со своими припадками. При допросе тот упоминал об этом, но насколько велики масштабы зависимости? В телеграмме сообщалось, что в ходе обыска на квартире Чакалидзе обнаружили большое количество различных наркотических средств: и настойка опия, и морфий, и еще какие-то вещества, определить которые не смогли. Как оказалось, их приготавливал сам художник. «И здесь князь оказался прав», – с досадой подумал Муромцев, нервно постукивая рукой по облупленной столешнице дежурного пристава. Также в телеграмме говорилось, что следов крови, орудий убийства, равно как и вырезанных глазных яблок, обнаружено не было – видимо, убийца хранил все это в другом месте или в тщательно замаскированном тайнике.

Муромцев закурил папиросу и попросил пристава найти ему извозчика. Через пару минут к зданию управления подъехала открытая пролетка. Извозчик, бородатый мужик в пыльных сапогах, лихо спрыгнул с облучка и, сложив откидной верх пролетки перед сыщиком, сиплым, пропитым голосом спросил:

– Куда прикажете, барин?

– В Водники вези, знаешь? К бывшей богадельне, на Чертову горку.

– А кто ж их не знает? Да вот только что вам там надо, да к вечеру? Не ровен час, беда будет с вами – народ там лихой!

– А это не твоего ума дело, трогай! – ответил Роман Мирославович, усевшись на потертое сиденье.

– Слушаюсь, барин! Но-о, пшла-а-а! – крикнул извозчик, и лошадка, вздрогнув всем телом, дернула с места.

Вскоре Муромцев заметил, что каменные городские дома исчезли, их заменили приземистые деревянные строения, почерневшие от влаги и времени. Пролетка остановилась возле одного из домов с кривой вывеской «Трактир», где над входом горел желтым глазом один-единственный на всю улицу фонарь.

– Все, барин, дальше мне ходу нет, – сказал извозчик. – До Чертовой горки пешим ходом, вон о ту сторону.

Муромцев сунул ему в грязную ладонь монету и отпустил восвояси.

В сумерках пейзаж еще больше пугал и нагонял тоску. Он заметил у входа в трактир босоногого мальчика лет семи: тот был одет в какие-то невообразимые лохмотья, волосы клочьями торчали в разные стороны. Увидев господина, приехавшего в коляске, мальчишка оживился и, хромая, направился в его сторону.

– Подайте Христа ради, дяденька, на хлебушек! – жалостливо заскулил он тонким голоском.

Муромцев достал из кармана пятак и протянул ему, улыбаясь. Мальчик схватил монету, тут же спрятал ее за щекой и собрался бежать, но Роман Мирославович успел схватить его за шиворот.

– Постой, малец, где тут Чертова горка?

Нищий ловко вывернулся, оставив в его руке клочок рогожи, махнул рукой в сторону улицы и скрылся за трактиром.

Муромцев направился вниз по улице. Вечерний туман накрывал серым одеялом район Водников – пристанище воров, убийц и опустившихся артельных. Здесь обитали самые низы общества: опустившиеся и спившиеся рабочие, крестьяне, пришедшие в город на заработки, да так и застрявшие тут. Весь район состоял из ночлежных домов и трактиров. Здесь можно было дешево отобедать гнилой колбасой или вареными потрохами, выпить разбавленной водки и переночевать за копейку в сыром, смрадном подвале.