Сумрачный лес - Роннефельдт Каролина - Страница 17

– Что ж, из этого можно сделать некоторые выводы, – с важным видом сообщил Биттерлинг. – Видимо, ему что-то помешало. Либо кто-то зашел и потревожил его, либо он сам задумался о чем-то настолько важном, что вышел из дома, позабыв обо всем на свете.

– Например, о белых грибах на тропинке у живой изгороди?! Не смеши меня! – фыркнула Бедда.

– Но ведь ничего страшного не произошло? – подала голос Хульда из глубины кресла.

– Каменная прачка еще стоит на своем месте у родника, если ты это имеешь в виду, дорогая Хульда, – резковато ответила Гортензия. – Неужели ты забыла, что в полдень Звентибольд встретил Бульриха в полном здравии у живой изгороди?

– Если к Бульриху и заходил гость, то, похоже, нежеланный. Здесь только одна чашка. Может быть, они сразу же ушли вместе, – предположила Бедда.

– Тут не вяжется одно с другим! – нетерпеливо вмешался Биттерлинг. – Вся эта сплошная путаница нам ничем не поможет. Только собьет с толку еще больше! Когда мы встретились, он ни словом не обмолвился о случившемся утром, равно как и о своих планах на вечер. Он нисколько не был взволнован и в полном одиночестве, совершенно спокойно сидел на стене изгороди.

– И собирался искать там грибы? Белые, не так ли? – уточнила Гортензия, слегка нахмурившись. – А сколько их у него уже было в корзине?

– А ведь у него не было с собой корзины, – с некоторым удивлением проговорил Звентибольд. Как он раньше этого не заметил!

– Вы уверены? Значит, он пошел за грибами без корзины?

Биттерлинг растерянно кивнул: Бульрих просто сидел и курил трубку, вот и все.

– Довольно необычное место для любых грибов, а тем более для белых, – продолжила Гортензия. – Мой дорогой Звентибольд, возможно ли, что ваш дорогой кузен был занят чем-то другим, а вы застали его врасплох, и поэтому ему пришлось выдумать на ходу дурацкую историю про грибы?

– Застал его врасплох? – изумленно повторил Звентибольд. – Он курил трубку… Может, сел отдохнуть под кустами ежевики?

– Что же его так утомило – вот в чем вопрос! Ведь он не сказал, что вышел прогуляться, а это было бы самым естественным объяснением. Я знаю Бульриха. К странным отговоркам он прибегает только тогда, когда ему есть что скрывать и когда он не хочет делиться тем, что у него на самом деле на уме. Он всегда так делает, а я всегда вижу его насквозь, – сказала Гортензия.

Звентибольд еще раз прокрутил в памяти дневной разговор. Внезапно ему показалось, что Гортензия попала в самую точку. Сам он был настолько занят мыслями о делах в Баумельбурге, что не заметил в поведении Бульриха ничего странного. Однако теперь он мог с уверенностью сказать, что при встрече тот вел себя весьма подозрительно. Биттерлинг обмер и медленно покачал головой.

– Но что он там делал? Чем занимался? Не рисовал же просто так на бересте… Нет, на самом деле он вообще ничего не делал, – вздохнул Звентибольд.

– Постарайтесь вспомнить, не было ли чего-то необычного? Может, он говорил что-нибудь странное? – не отступала Гортензия.

Звентибольд еще раз хорошенько подумал. Остальные смотрели на него с таким выражением, словно от его ответа зависело немедленное возвращение Бульриха.

– Нет, насколько могу судить, – с сожалением ответил он. – Мы говорили о Празднике Масок в Баумельбурге, и самым необычным было лишь то, что он знал о тайном желании Гортензии войти в совет устроителей.

Гортензия выслушала последние его слова, приподняв брови. Звентибольд ответил ей раздосадованным взглядом и слегка покраснел. Его вдруг осенило: должно быть, кузен решил отправить его в Зеленый Лог под любым предлогом, только чтобы избавиться от него. Не может быть! Биттерлинг и не думал, что Бульрих настолько хитер. Кроме того, он упорно отказывался верить в то, что интерес Гортензии к маскараду в Баумельбурге не был искренним. Она же так убедительно об этом говорила!

Только Карлман, казалось, понял суть безмолвного обмена взглядами между Гортензией и Звентибольдом. Он снова посмотрел на развернутый эскиз на столе и, не найдя там ничего полезного, обратился к карте в рамке. Отыскав Зеленый Лог, он задумчиво проследил путь вдоль живой изгороди.

– Мама, а у Бульриха есть друзья возле Жабьего Моста? – спросил Караман.

– Вроде бы нет, – слегка удивилась Бедда. – Хотя, может, он знаком с Альбином и Куно или с пасечником Камиллусом. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что если он был на тропинке у живой изгороди, то мог направляться туда.

– Но, елки-поганки, с какой стати ему скрывать это от меня? – возразил Биттерлинг.

– Не знаю, – ответил Карлман. – А если наоборот? Может, он шел в Воронью деревню?

– Вот уж нет, – твердо ответил Звентибольд. – Я шел как раз оттуда и упомянул о Лорхеле и Ламелле, но он и слова не сказал, что сам туда собирается…

– Не сходится! – перебила его Гортензия. – Бульрих, как всем известно, путешествует по ближним и дальним окрестностям по одной-единственной причине – чтобы составлять свои карты.

– Это правда, – подтвердила Бедда. – Ничто другое не заставит его выйти за дверь даже в распрекрасную погоду.

– Зачем же ему скрывать это от меня? – спросил Звентибольд. – Ведь он так гордится своими рисунками! Я совершенно уверен, что, если бы он и впрямь собирался набросать там карту, он бы сразу мне об этом сообщил.

Все это время Карлман изучал карту в рамке так внимательно, словно видел ее впервые.

– Судя по всему, у него была только одна причина так поступить, – начал он, лихорадочно дыша, как будто сам не верил своим словам. – Я боюсь, что поэтому он и исчез…

– Что ты хочешь сказать? – спросила Бедда. – Обнаружил на карте давно забытый тайник, о котором знали только вы с Бульрихом?

– Я действительно кое-что обнаружил… Жаль, что это совсем не уютное и приятное местечко.

– Елки-поганки, все-таки Бульрих в опасности! – воскликнула Хульда и поспешно поднялась с кресла.

Она присоединилась к остальным, которые с величайшим любопытством столпились вокруг юного квенделя, застывшего перед картой в рамке. Под мерцание свечей в настенных лампах Карлман указал на точку под Зеленым Логом.

– Примерно здесь вы с ним встретились, верно, Звентибольд?

– Да, именно здесь, – ответил Биттерлинг, и Гортензия пронзительно вскрикнула. Все удивленно уставились на нее.

– Святейший пустотелый трюфель мирного леса, не оставь его! – пробормотала она, в ужасе прикрыв рот рукой.

– Гортензия, о чем ты? – испуганным голосом обратилась к ней Хульда. – Что такое?

– Да разве ты сама не понимаешь? – вздрогнув, прошептала Гортензия. – Разве вы все не понимаете, что Карл-ман имеет в виду? Я боюсь, что он совершенно прав в своих ужасных подозрениях. О, какой кошмар! Я никогда бы не поверила, что он так серьезно относится к этим несчастным картам! Что он, наконец, осмелится…

– На что он, наконец, осмелится? – переспросил Звентибольд, глядя попеременно то на изумленную Гортензию, то на обеспокоенного Карлмана, то на большую карту.

И тут он тоже понял.

– Клянусь братьями из Звездчатки! – вскричал он в ужасе. – Бульрих ушел в Сумрачный лес!

– Ох, нет! – всхлипнула Хульда и попятилась, сбив со стола стопку карт.

Один за другим рулоны глухо ударились об пол и закатились под стол и стулья. Никто не обратил на них внимания. Точно окаменевшие, они в безмолвии пытались постичь последствия ужасной догадки. Хульда разрыдалась. Рядом с ней на стул опустилась Гортензия, лицо ее было белее накрахмаленной простыни.

– Он то и дело сетовал, что Сумрачный лес – белое пятно, – тихо проговорила она. – Проклятие Холмогорья, ничейная земля, пустошь. Но я и подумать не могла, что он осмелится пойти туда на разведку. Святые трюфели, этого не может быть…

– Боюсь, что может, – горестно ответил Звентибольд. – Итак, все сходится. Встреча у живой изгороди, его необычное поведение, на которое я, к сожалению, не обратил внимания. А сейчас уже ночь, и он до сих пор не вернулся.

– О нет, нет, – простонала Хульда. – Нельзя бродить по темноте в такой час!