Триумф душ - Фостер Алан Дин - Страница 49

— Все целы? — спросил пастух.

Лицо и руки у него были в капельках влаги. Он не знал, пот ли это или кровь тумана… Стараясь не думать об этом, он принялся прорубать дорогу вперед.

Туман сопротивлялся. Пытался лишить его сил, обездвижить в своих объятиях. Серые влажные щупальца обвивали его руки и ноги — он безжалостно рубил их и давил упавшие обрубки тумана подошвами сандалий.

— Оставь меня! — кричал Эхомба. — Не указывай мне, что делать! Я почти добрался до цели и уже не откажусь от нее. Что бы ни было уготовано мне впереди, я не собираюсь останавливаться!

Ответом ему был лишь тот же бесконечный рев и настойчивые попытки скрутить его по рукам и ногам. Больше часа Эхомба сражался с туманом. Если серая мгла полагала, что он выбьется из сил или лишится мужества, она глубоко ошибалась. Меч Этиоля без устали продолжал резать ее плоть, и с клинка обильно стекала роса — прозрачная кровь тумана.

И он победил. Туман начал рассеиваться, отступать к ледяным вершинам. Лучи солнца пробились к путникам и согрели их, промокших насквозь. Последний сгусток тумана, прячась за скалами, попытался преследовать путников, но Эхомба, привыкший оберегать стадо от подкрадывающихся хищников, без труда приметил опасность. Вероятно, туман хотел дождаться, пока путешественники не остановятся на ночлег и не заснут. Тогда бы он облаком навалился на них и, вместо того чтобы скрутить по рукам и ногам, стиснул бы сердце. Но Этиоль не дал ему такой возможности!

Повернувшись, он понесся мимо опешившего Симны туда, где прятался туман. Легкий белесый сгусток попытался спастись бегством, но пастух догнал его, выхватил меч и изрубил влажную взвесь на мелкие кусочки. Послышался слабый вскрик, отдаленно напоминавший недавний рев. Остатки тумана рассыпались капельками и исчезли навсегда под лучами горячего солнца.

Эхомба убрал меч в ножны, и четверо друзей со спокойной душой продолжили путь.

XXI

Через несколько дней после битвы с туманом путешественники повстречали процессию, состоящую из людей и обезьян. Они устало брели по тропе, с севера на юг пересекающей горную долину. Мужчины несли домашний скарб, а женщины — детей.

Вид Алиты и Хункапы Аюба поверг скитальцев в ужас, и Эхомбе долго пришлось их успокаивать. Переселенцы говорили на каком-то странном диалекте, очень невнятном и бедном. Объясняться с ними было нелегко. Пастуху приходилось то и дело прибегать к помощи жестов.

— Эль-Ларимар? — спросил пастух у одетой в тяжелую шинель макаки с вытянутой мордочкой. Она показала на запад и несколько раз кивнула.

— Хорошо. Спасибо.

Эхомба отвернулся, но обезьяна вдруг положила руку на его плечо. Симна на всякий случай обнажил меч; в ответ обезьяны схватились за топоры и дубины. Алита глухо зарычал и начал скрести когтями по земле.

Эхомба поспешил успокоить своих друзей.

— Все в порядке. Он не хотел причинить мне вред. — На морде у макаки читалась не враждебность, а озабоченность. — В чем дело, мой длиннохвостый друг?

Обезьяна поняла если не слова, то интонацию пастуха. Она вскинула руку и ткнула в сторону верховьев ущелья.

— Хориксас! Хориксас!

— Эй, что еще за Хориксас? — Симна неохотно убрал меч. — Может, это какой-то пограничный город?

— Не исключено.

Эхомба улыбнулся макаке и медленно стал отходить.

— Все в порядке. Мы сами позаботимся о себе.

Подробнее он объяснить не пытался. Язык этих существ отличался от того, на котором говорил старик Гомо и древесный народ.

Обезьяна еще раз грозно повторила «Хориксас!», потом опустила руку, печально пожала плечами и вернулась к своим соплеменникам. Она поглядела вслед путешественникам и с грустью покачала головой.

Друзья двинулись дальше. Симна, шагая вперед, внимательно оглядывал склоны, но никаких признаков засады или ловушек он не заметил. В небе безмятежно парили драконы и грифы. Мармазетки и паки в поисках орехов и ягод стремглав носились по камням. К ночи похолодало, но не намного. Эхомба и Симна перетащили свои одеяла поближе к Хункапе Аюбу и черному коту и не замерзли к утру.

На следующий день путешественники миновали перевал. Первым свидетельством тому оказались реки, текущие на запад, тогда как прежде они текли на восток. Этим утром и раздался первый раскат грома.

Хункапа вскинул голову, изучил небо, потом простодушно заявил:

— Хункапа не видит туч, не видит грозу.

— На такой гром не похоже, — ответил на ходу Эхомба. Он, как всегда, шел впереди.

Симна ибн Синд посмотрел на него.

— А что, громы бывают разные?

Пастух глянул на него сверху вниз и улыбнулся.

— Еще бы! Я знаю с десяток различных громов.

— Ладно, если это не дальняя гроза прочищает горло, то что же?

— Понятия не имею.

Блестящий черно-зеленый жук сел пастуху на рубашку. Эхомба покосился на него, но трогать не стал.

— Ты же сказал, что знаешь десяток разных громов.

— Да. — Эхомба чуть усмехнулся. — Но этот мне неизвестен.

Раскаты постепенно усиливались. Их ритм был размеренным, что наводило на мысль о целенаправленной деятельности, но сила такова, что ни одно человеческое существо не могло их производить.

Все выяснилось, когда путники обогнули скалу.

Деревня была уже наполовину разрушена, и существовать ей явно оставалось недолго. Гром, который не давал покоя Эхомбе и его спутникам, порождался ударами гигантского молота, дробящего камень.

Молотом орудовал великан. Этиолю впервые довелось увидеть живого великана. Старики в деревне наумкибов рассказывали о них, и ребятишки слушали эти рассказы с горящими глазами. Эхомба тоже немало наслушался небылиц об одноглазых и горбатых гигантах, о зубастых страшилищах и, наоборот, о беззубых, которые с помощью трубок, сделанных из стволов деревьев, высасывали кровь из своих жертв. Одни летали под небесами, другие жили на дне океана или же в диких джунглях (кроме тех, кто был слишком велик, чтобы найти убежище).

Существовали на земле и великаны-уроды, и те, кто жарил своих пленников в пальмовом масле, парил в каше из саго. Оура рассказывал о великане-вегетарианце и о том, который сторонился себе подобных, потому что ненавидел мыть волосы.

Того, кто огромным молотом крушил дома, нельзя было отнести к самым ужасным представителям племени великанов, но и добряком его трудно было назвать. Сквозь спутанные рыжие волосы, спадающие на плечи, торчали заостренные, поросшие шерстью ушки. Глаза великана были оранжевого цвета, нос крючковатый, в оспинках. На удивление белые зубы ярко выделялись на грязном одутловатом лице. Загорелые руки торчали из рукавов многослойной кожаной куртки, сшитой не только из звериных шкур. Штаны у него были такие же, а на ногах — высокие сандалии.

Ростом великан был раза в три выше Хункапы. Он усердно трудился, и запах вонючего пота растекался далеко по округе.

— Э-ге-ге, теперь понятно, что случилось с деревней этих хориксасов, — мрачно заметил Симна.

Раздался еще один раскатистый удар, и задняя стена того, что когда-то было красивым двухэтажным домиком, развалилась на куски.

— Неудивительно, что они тащили на себе весь скарб.

— Пока мы ничего не можем утверждать наверняка, — ответил Эхомба и огляделся. Деревня, которую разрушал великан, перекрывала самый удобный проход, ведущий на запад. — Придется его обходить, — сказал он со смирением в голосе.

Симна взялся за рукоять меча.

— Брат, неужели у нас не хватит сил покарать злодея? — Он кивком указал на развалины. — Не знаю, чего они там не поделили, но никого нельзя прогонять из деревни и тем более разрушать ее. — Симна презрительно усмехнулся. — Этот огромный неуклюжий орк — ерунда, пустое место по сравнению с теми опасностями, с которыми нам доводилось встречаться за это время. Посмотри, как он неповоротлив. Мы должны преподать ему урок. Горный народ будет нам благодарен. — У него загорелись глаза. — Ну, что скажешь?

Эхомба ответил, как обычно, невозмутимо: