Бывшие. Мне не больно (СИ) - Черничная Даша - Страница 26

— Но как ты узнал, что я тут?

— Отправила какая-то сумасшедшая старуха. Говорит, иди туда-то и ищи папоротник. Вот я и пришел. Не сдержался, полез в воду, а тут ты.

Смеюсь в полный голос. Свободно, искренне. В груди спирает от такого количества кислорода, так, что я даже начинаю задыхаться. Слава ставит меня на берег, и я выжимаю мокрую косу.

— Папоротник-то хоть отыскал? — спрашиваю, отсмеявшись и всматриваюсь внимательно в его лицо.

— Нет. Но сокровище свое я все-таки нашел.

Взгляд глаза в глаза. И все понятно без лишних слов. Голову кружит, тело горячее, как кипяток, — прикоснись, и расплавишься. И он касается моей кожи. Набрасывается на меня с такой первобытной, дикой жадностью, что подкашиваются ноги. Целует, прикусывая губы, руки блуждают по всему телу. И я сдаюсь, полностью подчиняюсь, не имея ни малейшего шанса или желания на сопротивление.

Это будто вовсе не мы, кто-то другой. Чистые, без тяжелых флешбэков, без давящего прошлого. Нет ничего этого.

Слава подхватывает меня на руки и кладет на плед, рядом лежит стопка с его одеждой — видимо, он плыл отсюда.

Он стягивает с меня мокрый сарафан, кидает его на ближайший куст, не церемонясь. Садится, сам усаживает меня верхом на себя. Целует, прокладывает дорожку из поцелуев от уха к оголенной груди. Так неожиданно нежно, сводяще с ума. Луна — единственная зрительница — освещает наши переплетенные оголенные тела. Я не вижу выражения лица Славы, но все остро чувствую.

И жажду его — чисто мужскую, звериную, какую-то больную. И ласка его,действительно живая, что опаляет, возрождает тело. И вроде должно быть холодно, но в его объятиях так мучительно горячо, так чертовски хорошо. И хочется пообещать ему весь мир, всю жизнь. Тянуть эту нить сквозь всю свою жизнь, через каждый день и миг.

Слава легонько прикусывает кожу на шее, и от этого у меня по всему телу пробегают мурашки, соски твердеют. Его руки сильные, настоящие. Блуждают по телу, с ненасытным голодом впиваются в бедра, и я выгибаюсь, ахаю, не в силах сдержать стон.

Знаю, что тут можно расслабиться, мы далеко от людей. Только мы двое — и миллионы звезд, которым до нас, в общем-то, нет никакого дела.

Все такое счастливо-ненастоящее, но одновременно болезненно-реальное, потому что тело, кожа пробуждаются, дышат, чувствуют все остро-остро.

Слава отстраняется от меня и заглядывает в лицо. Молчим, рассматриваем друг друга. Темные лики блуждают по телу, но сейчас я вижу нас яснее, чем днем.

— Я люблю тебя, — шепчет мне.

— Ш-ш-ш, — прикрываю ему рот рукой и целую.

Внутри что-то обрывается, будто трос, тянущий меня на дно, превращается в труху. Провожу рукой по Славиным мокрым волосам, целую мягкие губы, шею. Обхватываю его за сильные плечи, веду рукой ниже, по рельефу, по красивому телу.

Слава берет мое лицо в свои руки и смотрит в глаза. Немой диалог. А мне и не надо ничего говорить, все понятно без лишних слов. Он стягивает резинку с моих волос и начинает расплетать косу. Неспешно, не сводя голодного взгляда с моего обнаженного тела, груди, живота. Его кадык дергается, но он не останавливается. Подбрасывает волосы, и они водопадом распадаются по плечам, обрамляют лицо.

Слава запускает руку в волосы, притягивает мое лицо к себе и шепчет в губы:

— Ведьма.

Яркая вспышка, молниеносное движение, и вот я лежу на спине на пледе. Он целует меня, целует. Его губы везде. Стягивает по ногам белье и опускается сверху. Больше не медлит, входит одним движением. Замедляется, когда чувствует, что я замираю. И снова его губы. Шепот этот, словно шелест листьев, наколдовывает, рассказывает тайны, обещает счастье, и я верю всему.

Трогаю широкую спину, руки, запускаю коготки в кожу. Это и вправду какое-то чистое безумие. Кусаю губы, а он отбирает их у меня и прижимает сам губами. Сладость затапливает, внизу живота горит, скручивает.

А вокруг витают слова о любви, счастье и свободе. О том, что обязательно все будет и что справимся. Верю каждому слову, раздавая авансы.

Слава меняет ритм, четко улавливая момент, когда я готова сорваться вниз. Еще глубже, еще быстрее. И я обессиленно падаю на плед, потому что тело предательски дрожит, пресыщенное любовью и мужской лаской.

Я и не знала, что может быть так.

Волков валится рядом, сгребая меня в такие крепкие объятия, что становится тяжело дышать.

— Посмотри на меня, — просит.

Поднимаю глаза. Смотрит на меня так внимательно, будто в самую душу заглядывает, будто видит насквозь.

— Все по-другому теперь будет, — шепчет. — Веришь?

— Верю.

— Люблю тебя, — тихо на ухо.

Кладу голову ему на горячую грудь. Закрываю глаза со счастливой улыбкой на лице и чувствую, как меня накрывают свободным краем пледа.

Глава 33. На заре

Таня

Открываю глаза. Память сразу же подкидывает воспоминания о ночи.

Ощущения такие, будто все было нереальным, морок.

Но нет. Слава лежит подо мной, даже во сне крепко держит в объятиях. Его грудь мерно вздымается — он крепко спит. Поднимаю голову и оглядываюсь.

Я знаю это место. Деревенские сюда редко приходят, так как тут совсем небольшой пляж, да и идти сильно дальше в сравнении с пляжем, где мы вчера были. Утро совсем раннее, солнце еще не взошло, но рассвет приближается.

Нижняя часть моего тела прикрыта уголком пледа. На улице жарко, в этом нет необходимости, Слава сделал это, скорее чтобы мне было уютнее.

Аккуратно поднимаюсь, чтобы не разбудить парня.

Нужно спешить домой, бабушка с матерью наверняка потеряли меня, а лишних скандалов я не хочу. Поднимаюсь на ноги, беру сарафан, который так и провисел всю ночь на кусте. Он сухой, что не может не радовать. Натягиваю на голое тело. Между ног непривычно саднит, а низ живота при воспоминании о прошлой ночи сводит спазмом. Закусываю губу.

Опускаюсь на колени перед Славой, накрываю его освободившимся куском пледа. Целую в уголок рта, чтобы не разбудить. Фотографирую в памяти эту картинку и сбегаю.

Обувь осталась на том берегу, но лезть в воду я сейчас не хочу. Бегу домой босиком. Мне везет не встретить никого, потому что риск велик, — в поселке люди просыпаются ни свет ни заря.

Добегаю до дома за несколько минут. Тихонечко открываю калитку и пробираюсь в дом, стараясь не издавать ни звука. Надо бы сходить в душ, но сил нет совсем.

Душа скулит, как брошенный щенок. Она скучает по Славе, по его чарующим глазам и горячим рукам. Обнимаю подушку, утыкаясь в нее носом, и стону. Как же мне хорошо…

Так и засыпаю, как дурочка, с улыбкой на лице.

Просыпаюсь через некоторое время. Часы показывают девять утра. Беру полотенце и быстро на цыпочках пробегаю в ванную. Купаюсь, привожу себя в порядок. Надеваю джинсовый сарафан и футболку. Ловлю себя на мысли, что не перестаю улыбаться.

Бабочки в животе сходят с ума и сводят с ума меня. Голова идет кругом. Может, я заболела? Прикладываю ладонь ко лбу — нет, кожа нормальной температуры.

Э-эх, эта болезнь называется по-другому и не лечится ни одним из существующих лекарств. Тут может помочь только один-единственный человек, желательно в большой дозировке.

Как он там, бедолага? Проснулся ли? Надо позвонить в гостиницу, проведать парня. А еще лучше сходить. Точно. В кухню захожу, напевая песенку и прикусывая губу, потому что, если не делать этого, от улыбки лицо треснет по швам.

— Нагулялась?

И покатилось с горки вниз мое хорошее настроение. Упало на острые скалы и разбилось, превратилось в кровавое месиво без возможности восстановления.

— И тебе доброе утро, мам, — прокашливаюсь.

— Я видела, когда ты вернулась. И в каком виде — тоже.

Стараюсь держаться. Не хочу ни ссор, ни криков с претензиями.

На столе в тарелке лежит горка румяных сырников. Сглатываю, понимая, как сильно проголодалась. Включаю чайник, становлюсь к маме спиной. Дышу, пытаясь справиться с негативом, которым отравляет мать.