Програмерзость - Фостер Алан Дин - Страница 21

Мингас закончил заворачивать ожерелье и вручил его покупателю.

— Вот, инспектор-сэр. Платы не нужно. — Тон его сделался неестественным, а улыбка — натянутой. — Я твердо-натвердо верю в необходимость поддерживать свою местную полицию.

Тут Карденас оторвал взгляд от колеса с голограммами. И, вперив его в глаза лавочнику, отчеканил:

— Если ты что-то обо мне слышал, то должен знать, что я интуит. А это значит, что я могу определить, когда от меня что-то скрывают. У меня нет времени играть с тобой в слова. Двум женщинам грозит настоящая опасность, и я должен найти их раньше ее бывшего мужа. Один человек уже умер. Джордж Андерсон, он же Уэйн Бруммель. Мужчина, с которым она жила. И этот один — уже один лишний.

— Я ничего не знаю о том, про что вы говорите, инспектор-сэр, — отвел взгляд Мингас.

— Лжете.

— Это не преступление. — Мингас по прежнему держался вызывающе. — Если, по-вашему, один покойник — уже лишний, то учтите, что моя смерть заставит вас почувствовать себя вдвое хуже.

Карденас бросил небрежный взгляд через плечо.

— Здесь никого, кроме туристов и местных чистяков. Девочке всего двенадцать, и она не причинила вреда ни одной живой душе. Я хотел бы обезопасить и осегурить хотя бы ее.

— Я свои права знаю. Вы не можете арестовать меня за ссылку на неведенье.

— Да, не могу. Но могу кое-что иное. — Карденас принялся извлекать свой спиннер. — Дайте только пару минут.

Это состязание воль лавочнику было суждено проиграть. Плечи у Мингаса опустились.

— Я люблю прислушиваться. К людям, рекламам, вит-клипам. Ко всякому. — Он оправдывался за свое вполне законное, но общественно спорное пристрастие. — Такое местечко, как Моккека идеально подходит для этого.

Карденас заплатил за ожерелье.

— Что ты слышал? У тебя есть хоть какое-то представление, где они могут сейчас быть?

Лавочник метнул взгляд в заднее окно. Молодая индейская парочка сидела за одним из столиков на веранде, сосредоточив все свое внимание на своих напитках, жареных змеях, виде на озеро и друг на друге. Они ни разу не оторвали взгляд друг от друга и не взглянули в сторону лавки. Но Мингас все равно понизил голос.

— Эта дама и ее дочь могут быть где угодно. Понятия не имею, где они, и живы ли они вообще. О них ходит слух, вот и все. Гляньтумань. Но тоймен этой женщины, покойник Андерсон? — Карденас ободряюще кивнул. — По слухам, он швырялся уймой кредита, и не всегда со своей дамой. Поговаривали, будто он был завсегдатаем полудюжины секстелей от Агуа-При[39] до Сонойоты. — Мингас подался поближе. — Ходит слух, будто в его конюшне была одна особенно сегуро[40]. Давалка по имени Кой Джой[41], которая теперь не перестает оплакивать свое счастье в зарегистрированной цитадели спаривания под названием «Коктэйль»[42].

— Я смогу его найти, — бесстрастно пробормотал Карденас.

— Найдите его сами, сэр. — Мингас убрался обратно за стойку, словно та могла каким-то образом защитить его от пронзительного взгляда инспектора. — Но как бы вы ни отыскивали, пожалуйста, не упоминайте ни обо мне, ни о моем бизнесе.

— Каком? — Карденас взял упакованное ожерелье и ушел так же тихо как и вошел.

Благодаря тому, что «Коктейль» был зарегистрирован, отыскать его не составило труда. Он являлся одним из десятка подобных заведений разбросанных среди баров, магазинчиков и ресторанов, содержавших и приватные кабинки с куда более изощренными аксессуарами, чем солонки или перечницы. Работала также и пара санкционированных глумеров. Последние своего присутствия не рекламировали, но те, кому требовались их особые услуги, знали, где их найти. Спроектированные для обслуживания важных персон, они обеспечивали пользователей безопасным местом, где те могли предаваться своим пристрастиям, не боясь причинить вред самим себе или любым иным ни в чем неповинным гражданам. Клиент мог прийти с собственными принадлежностями или взять их напрокат. То же самое относилось к избранному пристрастию. В наличии имелись модельные смирительные рубашки всех размеров, или же они моделировались по требованию заказчика.

По сравнению с настороженной атмосферой, нависающей над глумерами, секстели дышали степенностью. Как было известно Карденасу, в индивидуальных или групповых номерах, испещривших, словно соты, более крупные заведения, царил совсем иной дух. Там воздух заполняли цвета, звуки и запахи, душившие чувства аурой несдерживаемого желания. Или же клиент мог раскрепоститься в окружении, отдававшем спокойной традицией. Чего б он там ни желал, секстели выражали полную готовность обеспечить этим. Были-таки некоторые вещи, размышлял Карденас, которые никогда нельзя будет симулировать, невзирая ни на какие граммы, ни на то, сколько кранча имелось в распоряжении твоего домашнего ящика.

Индукционная труба высадила его как раз перед сексзоной. По одну сторону от станции тянулся ряд макиладор, в организованных недрах которых все еще трудилась ночная смена. Выходя, рабочие могли отправиться домой, зайти чего-нибудь перекусить или предаться более сладострастным занятиям в соответствии с индивидуальными пристрастиями. Карденас направился в иную сторону от станции. Согласно его спиннеру, «Коктэйль» располагался в противоположном конце зоны.

Секстель работал во всю, хотя настоящий наплыв гостей произойдет, когда освободится смена на одном из близлежащих сборочных заводов. Лучше б найти разыскиваемую им женщину до того, как забронируют все ее рабочее время. И то при условии, что она сейчас на месте. Точно также, как заводы макиладоры, обслуживавшие их работников эротические заведения работали по двадцатичетырехчасовому графику.

Перед ним появился знак обходного пути. Следуя его указаниям, он свернул в боковой крытый проход. Инспектор прошел менее двадцати метров, прежде чем его осенило, что с его собратьями-пешеходами что-то не так. Никто другой бы этого, вероятно, не заметил. Но выучка интуита приводила к обострению всех чувств, а не только тех, какие обычно задействовались людьми.

Народ вокруг него двигался, наслаждаясь теплым вечерним воздухом, и все эти люди выглядели нормальными, вели себя нормально, говорили нормально. Фактически отсутствовал только один компонент нормальности.

Ни один из прохожих не имел запаха.

Остановившись, он протянул руку и схватил за предплечье бредущего в одиночестве хорошо одетого старикана, шедшего в противоположном направлении. Пальцы его сомкнулись, встретив лишь сопротивление воздуха. Одновременно старик зло улыбнулся ему — и исчез. Равно как и пара, приближавшаяся сзади. Равно как и стены, и улица, и пылающие вывески, рекламирующие восторги тех эротических заведений, мимо которых он проходил.

Вот только он не проходил мимо хорошо освещенных общественных учреждений. Он находился не на обозначенном обходе, а в переулке, что шел не согласно плану департамента общественных работ, а направлялся по узкой «подсобной дороге», бывшей едва ли не просто щелью между зданиями. А обход был иллюзией. И притом очень ловкой, размышлял он, поворачивая и возвращаясь по своим следам. Не более, чем дорогая миражовка. Женщина, державшая только что выключенный ею проектор, сунула его в рюкзачок у себя за спиной. Серебрянно-ниобиевые серьги негромко забренчали, когда она откинула с лица длинные черные волосы. Рядом с ней стоял индеец, высокий мужчина. На его лбу была головная повязка, удерживавшая темные волосы и вспыхивавшая постоянным потоком легко узнаваемых трехмерных юго-западных символов. Подняв руку, он провел по краю повязки кончиками пальцев.

Безвредные туристические символы, обозначающие дождь, четыре священных растения (кукурузу, бобы, тыкву и табак), гром и молнию, Землю-Мать и Небо-Отца, внезапно сменились зловещей смесью из светящихся линий, изображающих молнию, скрещенную с ножами, копьями, лазерами, и со всех капала призрачно светящаяся кровь. Карденас мигом узнал эти символы. Эти мужчина с женщиной принадлежали к числу инзини, Юго-западного индейского эквивалента японской якудза или итальянской мафии.