1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 (СИ) - Ангелов Августин - Страница 26

Нижний Новгород бронепоезд миновал, когда я еще спал. И теперь мы приближались к Казани. А я уселся за большой штабной стол и задумался о том, что еду, фактически, один. Никакую команду, которую можно было бы взять с собой в эту поездку, я не собрал. Не успел привлечь к работе над темой коллективизации ни видных ученых-агрономов, ни специалистов по юридическим вопросам, связанным с отведением земель и землепользованием, ни даже каких-либо серьезных соратников, на которых мог бы положиться. Кроме Эльзы, разумеется. Но, она не в счет, поскольку помочь мне в сельскохозяйственных вопросах вряд ли сможет.

Солнце по-прежнему падало внутрь сквозь круглые окошки-иллюминаторы, которые, обычно, устанавливают на кораблях. И, если дать волю воображению, то казалось, что бронепоезд не едет, а плывет по бескрайнему белому заснеженному простору, словно ледокол, ломающий льдины с перестуком рельсовых стыков. Невольно я разглядывал и Эльзу, сидящую за своим столиком, оборудованным не только обычной пишущей машинкой и специальной для стенографирования, но и аппаратурой связи в виде телеграфного аппарата, позволяющего принимать и отправлять телеграммы прямо из поезда. Как раз в этот момент моя секретарша с сосредоточенным видом принимала какие-то сообщения, просматривая с интересом телеграфную ленту, отрывая от нее кусочки и тут же приклеивая их канцелярским клеем на бланк. Потом она дешефровывала текст с помощью специальной таблицы и только затем печатала готовое сообщение. Вскоре она встала со своего места и подала мне лист, сказав:

— Вячеслав Рудольфович, вам телеграмма от товарища Сталина.

Пробежав небольшой текст глазами, я улыбнулся: «Вскрыли сейф Свердлова. Все в точности, как вы сказали. С этого дня входите в Политбюро кандидатом. В газетах будет опубликовано. Желаю удачной поездки». Генсек, похоже, еще раз уверился в моей преданности, раз я не обманул его насчет сейфа, потому и проявил такую благожелательность, даже телеграмму послал.

Едва я дочитал сообщение, как в передвижной штаб вошел начальник поезда, лично выполняющий для меня обязанности проводника. Это был человек немолодой, проживший больше полувека и повидавший жизнь еще в царское время, с усами по нынешней сталинской моде, одетый в темно-синюю железнодорожную форму, утвержденную в 1926 году Наркоматом путей сообщения, с перекрещенными топором и якорем светлого металла на петлицах из красной эмали и на кокарде фуражки с лакированным козырьком. К своему стыду, я даже не запомнил, как его зовут, настолько был увлечен разговором с Бокием, когда проходила посадка. Теперь же начальник поезда интересовался, не желаю ли я откушать. Так он и произнес. И в этом его старорежимном слове «откушать» словно бы слышался отзвук тех лет, когда этот же железнодорожник обслуживал еще генералов и аристократов царской поры.

Впрочем, идея подкрепиться показалась мне весьма своевременной, поскольку завтрак я проспал. И вскоре по распоряжению поездного начальника откуда-то из другого вагона два повара в характерной белой одежде с колпаками на головах прикатили целую этажерку на колесиках полностью уставленную едой, от которой исходили аппетитные ароматы. Естественно, аппетит разыгрался. И я, разумеется, пригласил для компании к своему столу Эльзу, велев подать нам с секретаршей трапезу на двоих. Часы показывали половину двенадцатого. Так что для завтрака было несколько поздновато, а для обеда — рановато. Хотя, судя по обилию еды, трапеза больше напоминала все-таки обед.

Пожелав приятного аппетита, я спросил Эльзу:

— Не напомнишь ли, как зовут начальника поезда?

Она подняла на меня свои зеленые глазища, оторвав взгляд от тарелки с вкуснейшим омлетом, сдобренным сыром и посыпанным свежей зеленью, и ответила:

— Яков Степанович Магницкий.

А я задал еще один вопрос:

— Может быть, ты знаешь и то, почему у железнодорожников на эмблеме скрещенные топор и якорь?

И она ответила вполне обстоятельно:

— Топор означает, что железнодорожники прокладывают пути сквозь леса, а якорь — что поезда минуют и водные преграды по мостам или на паромах.

Эта женщина знала много чего. Эрудиции ей вполне хватало для служебных обязанностей. Да и должность секретарши большого начальника, видимо, требовала владения многими вопросами, а не только искусством соблазнения. Ведь по службе, если смотреть объективно, не принимая во внимание нашу с ней порочную связь, Эльза исполняла все очень четко. Про нее с уверенностью можно было сказать, что жила она своей работой и интересами своего начальника, отдавая этому служению всю себя без остатка. И пусть она всего лишь женщина, но с ней я чувствовал себя надежно защищенным. Глеб Бокий сказал мне как-то не то в шутку, не то всерьез, что Эльза легко попадает из револьвера белке в глаз с полусотни метров. И я почему-то не сомневался в этом.

Глава 20

После трапезы начальник поезда сообщил, что в Казани будет сделана остановка из-за технической необходимости пополнить запасы воды, угля и продуктов. Ведь на бронепоезде, помимо нас с Эльзой, размещались больше сотни человек. И большинство из них не были железнодорожниками, а составляли роту охраны из Дивизии особого назначения имени Дзержинского при Коллегии ОГПУ СССР. Эти воины свое дело знали. Многие прошли и Первую мировую, и Гражданскую, показав себя в деле прежде, чем им доверили служить в этом подразделении особого назначения. Артиллеристы и пулеметчики постоянно дежурили в бронебашнях. А командиры вели наблюдение за обстановкой круглосуточно.

Мы остановились на запасных путях, но недалеко от вокзала. Узнав, что поезд будет стоять довольно долго, больше часа, я решил немного пройтись, а Эльза составила мне компанию. Ведь никто же здесь не знал о моем приезде. Поездка проходила в режиме секретности. Это власти в Сибири были предупреждены, что прибудет Менжинский, а здешним из Москвы просто сообщили, что такой-то специальный литерный поезд проследует транзитом из Москвы дальше на восток вне расписания. Казанскому железнодорожному начальству из столицы приказали обеспечить отсутствие помех в движении, не уточняя, кто на этом поезде едет, или же на нем просто перевозят что-нибудь важное и ценное. Так что я сохранял инкогнито. И все равно, с точки зрения обеспечения собственной безопасности, наверное, решение покинуть свою передвижную крепость было опрометчивым поступком. Просто мне сильно захотелось размять ноги и взглянуть поближе на монументальное здание вокзала со шпилем посередине, построенное в конце 19-го века.

Выходя наружу, я подумал, что, в сущности, никакой опасности в том, чтобы немного прогуляться в компании Эльзы по вокзалу и возле него, нету. Сейчас середина дня, вокруг людное место, да и люди все свои, советские. Но, я немного не учел местный колорит. На вокзале со всех сторон нас окружала толпа ожидающих поезда с мешками, с большими сумками, с корзинками и с чемоданами. Многие стояли возле своих вещей, или даже сидели на них, а те, кому повезло больше, заняли места на деревянных скамейках, которых не хватало и на половину пассажиров, стремящихся уехать куда-то из Казани.

Мороз здесь был не слишком сильный, а небо оставалось ясным. Но, народ, скопившийся на вокзале и вокруг него в связи с задержкой движения в расписании поездов, вызванной приоритетным перемещением нашего бронепоезда, выглядел в массе своей недовольным, мрачным и убогим. Женщины и мужчины, ожидающие свои поезда, одетые в дорогу кто во что горазд, в основном, в подшитые и с заплатками черные пальто или в старые серые шинели, обутые в подвязанные расклеившиеся ботинки или в сношенные почти до дыр сапоги, смотрели на нас, чистых и ухоженных москвичей, с плохо скрываемой завистью на грубых неулыбчивых лицах, обрамленных у многих давно нестриженными и немытыми волосами, выбивающимися из-под теплых шапок и платков.

А на привокзальной площади бойко шла торговля. Многочисленные лавки нэпманов предлагали отъезжающим недорогую еду, вроде баранок, вяленой рыбы или соленых огурцов, и различные вещи, полезные в дороге: от несессеров с полным набором предметов для бритья, до новеньких прямоугольных чемоданов из фанеры, оклеенных чем-то вроде дерматина, и с накладками по углам, сделанными из толстой кожи. Чумазые мальчишки продавали газеты, а бабульки, одетые в какую-то многослойную рванину, торговали пирожками разных видов.