Поцелуй Морты - Старкова Елена - Страница 19

По звонку он сразу понял, что звонят из дома, и действительно, на дисплее появился номер Изольды. Дима сел на кровати и поднес трубку к уху:

– Але, Изольда? Вот уж не думал, что ты позвонишь! Что? – Он опустил трубку, ставшую вдруг неимоверно тяжелой. – Папа умер… – сказал Дима в ответ на вопросительный взгляд Кати.

Тьма выглядела как побитая, когда Нугзар отчитывал ее после возвращения в квартиру на Котельнической за допущенную ошибку: вместо Димы та задушила Сидоркина-старшего! Нора на протяжении всей этой словесной экзекуции молчала с независимым видом, однако в душе ругала себя последними словами: ведь Изольда ясно сказала, что паренек ушел из дому! Заметив, что Нора не собирается рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, Нугзар впал в ярость и, оставив в покое собаку, накинулся на ее хозяйку. Они поссорились так основательно, как никогда со времени первого знакомства, а произошло оно целых семьдесят лет тому назад.

Нора тяжело переживала ссору с Нугзаром. Он ушел, хлопнув дверью, не сказав, куда идет и когда вернется. Что ж, надо как-то убить время… Нора придирчиво выбрала снадобья, наполнила ванну, потом добавила в нее несколько капель терпко пахнувшей жидкости из маленького черного флакончика и улеглась в золотистую воду. Медленно текли минуты… Закрытые глаза и застывшее лицо делали Нору похожей на мертвеца. Вода постепенно темнела… Когда она почернела окончательно, Нора вышла из ванной. Но легче ей не стало. Требовалось немедленно что-нибудь предпринять, чтобы выпустить из себя ядовитую злость.

Нора прошла в просторную гостиную, давясь, выкурила подряд две сигареты и, в конце концов, достала из монументального, похожего на церковный орган почерневшего от времени буфета бутылку коньяка. Она была очень недовольна собой. Бес Вина может легко овладеть любым человеком, даже таким продвинутым в магии и почти всесильным, как она. Успокоив себя тем, что не каждый день выпадают такие неприятности, она с облегчением налила себе полный бокал. Отхлебнув глоточек, опустилась в покойное кресло и улетела мыслями далеко-далеко. В деревню, где отдыхала еще сопливой девчонкой у своей бабушки. Бабушка – вот это была ведьма, не чета Норе, да и Нугзару было бы чему у нее поучиться…

Бабушка Норы вызывала необъяснимый страх у жителей всех деревень и городишек на сто верст в округе. В своем деле она могла все или почти все, поэтому работала в одиночку, без помощников и учеников. Мать Норы оказалась негодной для передачи тайных знаний, слишком хлипкой, слишком совестливой, бесхарактерной она была, – податливая, как тряпичная кукла. Зато во внучке чувствовались и сила, и целеустремленность.

– Дорогая моя внучушка, кровиночка моя, наследница! – так сказала бабушка, впервые увидев только что родившуюся Нору.

Глазами души, ясновидящим своим оком заглянула старая ведьма в самую суть, в самое нутро маленькой девочки и поняла сразу, что из Норы не может не выйти толка.

Бабушка рассказывала множество колдовских сказок, и девчоночье сердце распахнулось перед ней до донышка, до потаенного зернышка. Однажды поздно вечером, когда ночь уже вступала в свои права, бабушка велела Норе собираться.

– Надо ехать, внучушка, по дороге выспишься. – Она запрягла свою смирную лошадку, бросила в телегу большую охапку душистого колючего сена, прикрыла старыми мягкими мешками и устроила Нору.

И они покатили по проселочным пыльным дорогам. Нора помнит, что ехали они вроде бы долго, она спала большую часть дороги, видела волшебные сны и несколько раз просыпалась. Слыша мерное журчание бабушкиной речи, в которой она обращалась к силам ночи, Нора приподнялась на своем ложе из сухой травы и прислушалась.

– Спи, звездочка моя, нам еще далеко, – ласково сказала бабушка.

Небо было ясным и близким, а Нора потеряла грань между сном и явью. Только когда полностью рассвело, бабушка разбудила ее.

– Просыпайся, моя красавица, просыпайся, – старая ведьма говорила шепотом, – сейчас войдем с тобой в один дом, ты только ничего не бойся! Увидишь дедушку, такого старенького, такого древнего, что помирать ему давно пора, ягодка. Ты ему сама ручку протяни и попроси, мол, дай, дедушка! Прямо так и попроси! Поняла?

Нора до сих пор помнила все так отчетливо, будто это было вчера. Следующий бокал коньяка она выпила, как воду, словно утоляла жажду. Дымок от черной длинной сигареты рассеивался по темной комнате, и Нора чувствовала, как успокаивается, как медленней и ритмичней бьется сердце, как согревается кровь…

Ей вдруг вспомнилось, как они с бабушкой вошли в низкий, почерневший от времени бревенчатый деревенский дом под шиферной крышей. У крыльца на заросшем травой дворе толпились то ли родственники, то ли соседи, а в доме никого не было, кроме могучего старика с длинной седой бородой и пронзительным взглядом: его умные черные глаза поблескивали под косматыми белыми бровями, словно кусочки антрацита.

– Ах, Данила! – наклонилась над умирающим колдуном бабушка. – Что, не берет тебя смертушка? Эх! Что ж раньше не спослал за мной? – Она положила свою ладонь на горячий лоб старика.

Казалось, бабушка нисколько не расстраивается оттого, что он должен умереть, словно так и надо было. Да и старик не выглядел опечаленным или испуганным. А Норе было так отчаянно жалко его, что она даже не плакала, только пыталась проглотить разрастающийся и колючий ком в горле.

– Хороша у тебя внучка, хороших кровей девка, – колдун силился приподняться на постели, – сильна будет. – Голос у старика был мученический, но громкий и ясный.

– Ну, внучушка, подойди, моя хорошая, помнишь, как я тебе велела?

Нора тихонько подошла на деревянных негнущихся ногах, сердце билось так сильно, что казалось – это слышно всем. Она понимала своим детским маленьким умишком: сейчас должно произойти что-то значительное, важное и необратимое. И страшное. Но это не вызывало в ней ни протеста, ни ужаса. Изнемогая от жалости, Нора протянула к старику тонкую, хрупкую ручку и попросила почти без голоса:

– Дедушка, дай…

Старик проворно схватил ее кисть в свои широкие, как лопаты, ладони, и Нора почувствовала внутренний удар такой силы, что рука до локтя отнялась и невыносимо заломило в висках. Нора упала на колени, потому что ослабшие вдруг ноги отказались служить.

Лицо старика разгладилось и стало торжественным и умиротворенным, как будто он выполнил наконец то, что должен был непременно сделать. В нем не было больше напряжения, одна только страшная усталость и ожидание.

– Сейчас поможем тебе, родимый! – Бабушка вышла на двор и обратилась к стоявшим там мужикам: – Эй, сделайте дыру в потолке! Да кусок крыши разберите! Видите, никак не отойдет! – Мужики дружно попятились: ни дать ни взять овечье стадо. – Да чего оробели-то? – пристыдила их бабушка. – Крыши, что ли, не видали? Не мне ж с топором туда лезть! От народ!

От толпы мужиков отделились двое самых молодых и смелых. Они полезли наверх, а остальные молча застыли на месте с испуганными лицами.

– Пойдем, ягодка моя, проводим душу деда Данилы. – Бабушка обняла Нору за плечи и повела в дом…

Чем шире становилась дыра в потолке, тем больше и больше изменялось дедово лицо. Оно становилось все более сосредоточенным, значительным… И внезапно в жуткой тишине раздался шумный вздох… А спустя некоторое время хриплый выдох. Все… Колдун Данила умер, а всю свою силу передал Норе.

Как они возвращались обратно, Нора помнит плохо, наверное, спала большую часть времени, изнемогая от полученного дара.

Она опять наполнила бокал коньяком и закурила следующую сигарету. Прошлое возвращалось к ней, по-видимому, затем, чтобы укрепить и поддержать в настоящем. Норе катастрофически не хватало любви. Ее боялись, ее желали, но не любили.

Она еще дважды была у бабушки, проводя у нее все летние каникулы. Однажды бабушка разбудила Нору среди ночи, чтобы показать ей свою смерть, смерть ее матери и смерть, которая в свою очередь придет за Норой.