Инфернальная музыка - Фостер Алан Дин - Страница 66

– Ангел? – спросил Джон-Том.

Газерс глянул на него, сведя брови к переносице.

– А что, есть такой ангел? Нет, я про Питера Габриэла. Ну, ты понимаешь. Так вот, мы конкретно охренели! Мы же «чистый» банд, на вечеринке никто ничего ни-ни.

– Ни-ни! – твердо повторил Циммерман.

– Поначалу я решил, что шутки ради нам чего-нибудь подмешали, – объяснил Газерс. – А потом хлоп – и мы здесь. Просто «хлоп» – и все.

Ни фургона, ни Истривера, ни скоростной трассы, ни Большого Яблока.

Вообще ничего. Только эти камни и деревья, правда, сначала они выглядели куда приличней.

– Это точно, – вставил Хилл. – Островок раньше так паршиво не смотрелся.

– И еще, – Газерс помрачнел, – нас тут поджидал Хинкель, и на морде у него, чтоб ты знал, такое чванство и злорадство – словами конкретно не передать.

– Аура мегаломании, – важно добавил Циммерман, намекая, что получал образование не только в дешевых клубах и прочих грязных притонах.

– Когда он сообщил, что все это – его рук дело, – продолжил Газерс, – мы, понятно, захотели его вздрючить. И знаешь, что он учудил? Взял да и поднялся в небо, вон в ту тучу диссонансов. Музычка под стать его гнилой душонке. Бросил нас тут, а сам сбежал на вершину. – Гитарист ткнул пальцем. – Вон туда.

Джон-Том и Мадж повернулись, подчиняясь указующему персту, – на черную облачную спираль, медленно крутящуюся над утесами под бессистемный рокот громов.

– А прежде чем удрать, – продолжал Газерс, – сказал, что подключился к злым силам и они дали ему власть над всей музыкой во вселенной. Начинать пришлось в этом мире, но он нисколько не сомневается, что очень скоро покорит музыку везде. – Гитарист помотал головой. – Это ж надо быть таким психом!

– Злые силы? – переспросил Джон-Том. – Какие именно?

Хилл кашлянул.

– Да нам-то откуда знать? Этот придурок нас, простых лабухов, в детали не посвящал. Может, он их в телефонном справочнике нашел? Типа «Силы. Злые».

Циммерман медленно кивнул.

– В «Манхэттенских желтых страницах» чего только ни увидишь.

– Ладно, что бы он там ни подразумевал, – скривился Газерс, – оно оказалось достаточно мощным, чтобы нас сюда засосать. Где бы это «сюда» ни находилось. Он сказал, что хочет конкретно поквитаться за то, как мы с ним обращались.

– Ага, как будто он сам не попытался нас поиметь, – пожаловался Хил.

– А знаете, что самое плохое в житухе на таком вот острове? – сказал Газерс. – Мы играть не можем. Ни одной паршивенькой нотки. Ни побарабанить, ни побренчать. Он крадет музыку. Не знаю, как это ему удается, но результат налицо.

Мадж сочувственно поглядел на исхудалых, оборванных музыкантов.

– Похоже, этот ваш чувак – настоящая гнида. Даже одежку в дорогу прихватить не позволил.

Хилл отступил на полшага.

– Усатый, ты о чем? Наш прикид – на нас.

– О, шеф, мои извинения. – От дальнейших комментариев выдр воздержался.

– Он сделался на этом острове царем, – сообщил вновь прибывшим Газерс, – и творит чары, чтобы отовсюду спереть всю музыку. С каждым разом у него получается лучше, и очередная порция гармонии проваливается в эту дыру.

– Ага, даже такая ворона, как Хинкель, может отточить игру, – объяснил Хилл. – Но не пение. Тут он с чем родился, с тем и помрет.

– Он отлавливает музыку без разбора, – сообщил Газерс. – Кажется, я слыхал китовьи песенки, о которых ты говорил. Я их знаю, потому что «Экзетер Якоффс» их записывают и используют…

– Приятель, «Экзетер Якоффс» чего только не используют, – напомнил Хилл. – В одной теме у них была кошка…

– Не будем отвлекаться, – перебил Джон-Том. – Мы говорили о музыке.

Где Хинкель держит ее?

– В горе. – Циммерман пнул ноздреватую серую породу. – Этот остров, кажись, бывший вулкан. Тут полно расщелин и пещер. Много чего можно спрятать.

– Краденое сливается в главный кратер и поет само для себя – такой какофонии ты отродясь не слышал, – объяснил Газерс. – Целое озеро надерганной отовсюду музыки. – Он показал на свои обшарпанные оранжевые с черным кожаные ботинки. – Залезть туда, дядя, не так-то просто, тебе бы мои шузы…

– Да, посмотреть там есть на что, – чуть ли не с завистью проговорил Хилл. – Уже не говоря о том, чтобы послушать. Я это к тому, приятель, что если ты смыслишь в контрапункте…

– Хинкель все там запрятал, – перебил его Газерс. – Китовьи песни, птичьи песни, рок, фолк, народную музыку, электронную, классику и такую, какой я в жизни не слыхал, и все это туда свалено и мыкается без всякой надежды на спасение.

– И самой плохонькой из краденых мелодий его ослиный рев в подметки не годится, – пылко добавил Циммерман.

– Но зачем это все? – допытывался Джон-Том. – Чего он добивается? С какой целью?

Газерс снова замотал патлатой головой и беспомощно сказал:

– Откуда мне знать? Это его спросить надо.

– Сначала мы думали… ну, типа, чтобы отомстить, – рассуждал Хилл.

– А сейчас нам кажется, дело не только в этом.

– Ага, – согласился Газерс. – Может, он так рассудил: если спереть весь музон, людям ничего другого не останется, кроме как его петухов слушать. И поверьте, парни, если вы не слышали, как Хинкель поет Дигби, вы не можете себе представить, какой это мрак.

– Не можете, – эхом подтвердил Циммерман.

– Оба-на! – тявкнул Мадж. – Ниче, щас мы положим конец этой фигне.

– Он хлопнул Джон-Тома по спине. – Мой кореш – не тока великий чаропевец, он еще и великий… ладно, ладно, согласен, через край хватил. Он еще и неплохой музыкант.

– Не слишком ли ты щедр на комплименты в этом походе? – поинтересовался Джон-Том.

Мадж невинно заморгал.

– Шеф, да это ж моя натура, ты че, вчера родился?

– Не поможет, – с сожалением произнес Газерс. – Не знаю, дядя, насколько ты хорош, да это и неважно. Хинкель, сволочуга, день ото дня все сильнее. Залезешь к нему, он и твою музыку стибрит. Высосет прямо из этой стремной гитары, и охнуть не успеешь. А тебе останется бессвязный лепет.

– С вами так было? – поинтересовался Джон-Том.

Циммерман с жалким видом кивнул:

– В чистом виде. Теперь мы даже а капелла не можем петь. Выходит воронье карканье.

Газерс постукивал лезвием самодельного томагавка по ладони.

– Мы решили чисто конкретно набраться терпения, выиграть время, авось и получится к Хинкелю подобраться. Но хоть его пение и яйца выеденного не стоит, он не совсем кретин. Задницу всегда прикрывает.

– Мы ребята мирные, – вставил Хилл. – Когда не на сцене, расслабиться любим. Но сейчас – совсем другое дело. Хинкель опасен, его необходимо, типа, остановить. – Взгляд поднялся к облачным утесам.

– Но тут есть проблема: он не один. Было б иначе, мы бы просто залезли туда и навешали ему.

– Ага, навешали бы, – подтвердил Циммерман. – Но ему помогают.

– Помогают? – В Мадже проснулись подозрения. – Кто и как?

– Попробуйте его остановить – увидите, – веско заявил Газерс. – Вы и представить себе не в силах, до чего там погано.

– Да, невиданная погань, – согласился Хилл. – И неслыханная.

– Я много чего на своем веку видел и слышал. – Джон-Том сохранял хладнокровие. – И с воображением у меня полный ажур. – Он кивнул на тихонько звенящее облачко нот. – Возьмем, к примеру, эту музыку. Как я подозреваю, ваш бывший приятель украл ее, но удержать не сумел. Она сильнее любой другой. Наверное, она сбежала и отправилась искать подмогу. Аккорды всегда друг дружку поддерживают.

– Он… как бы сказать… не идеален, – старательно подбирал слова Циммерман. – Силен – это да, но не всемогущ, в натуре. Не успел еще опыта набраться. И если все-таки его можно остановить, надо поторапливаться.

– Вы, ребята, на чокнутых здорово смахиваете, – заметил Джон-Том. – Но говорите, как смышленые.

– Да уж, видок у вас! – шепотком поддержал его выдр.

– Ну ты, дядя! Да, мы любим тяжелую музыку, но разве это означает, что у нас и мозги тяжелые? – парировал Газерс.

– Ты за себя говори. – Хилл выбивал на плоском камне дробь окоренными сучками и даже при столь невинном занятии боязливо косился на вершину. – Лично мне без мозгов очень даже неплохо живется.