Король медвежатников - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 46

– За сколько? – тотчас спросил Парамон.

Чернопятов слегка помедлил с ответом, а потом произнес:

– Пятьдесят тысяч долларов.

– Однако... Твой знакомый скуповат... Хорошо. И что было потом?

Помявшись, Чернопятов продолжал:

– Я привлек Савелия Родионова...

– Ага, понятно для чего... Чтоб вся полиция Франции, включая хозяина этих картин, бегала за Савельюшкой, а ты, мерзкий тип, чтобы оставался в стороне! Я правильно тебя понял? – Старик выглядел суровым.

– Нет, это совсем не так...

– Кто этот человек, которому ты отдал картину?

– Некто господин Барановский... Я не мог ему отказать, он страшный человек. А о судьбе второй картины я ничего не знаю. Она просто исчезла!

– Ты отдал ему лично?

Чернопятов отрицательно покачал головой:

– Нет. Когда мы встретились с ним в последний раз, он разорвал открытку, одну половинку дал мне и сказал, что картину я должен передать человеку, который отдаст мне вторую половину открытки... Ну, что же вы на меня так смотрите?! Можете проверить, если это не так, тогда режьте меня на куски! – неожиданно вскричал Чернопятов.

– Еще успеем, – глубокомысленно пообещал старик. – Где нам найти этого человека с открыткой?

Чернопятов на секунду задумался.

– Сейчас он в России. Он как-то случайно обмолвился, что эти картины ему нужны для какого-то крупного коллекционера. Для кого именно, не сказал. Но не у многих найдутся такие большие деньги.

– Возможно, – невесело подтвердил Парамон Миронович. – Так где же живет тот человек?

– Он содержит галерею на Мясницкой улице, а его апартаменты размещаются этажом выше. Это некто господин Бабаев Вениамин Петрович.

– Ладно, выясним. – Старый Парамон выглядел задумчивым: – Не очень-то мне верится во все то, что ты наплел. Вот что я тебе скажу, пока мы не проверим всего того, что ты нам напел, ты останешься здесь!

– Это несправедливо! – в отчаянии вскричал Чернопятов. – Я сказал вам все!

– Ой, не все! – посетовал Парамон Миронович. – После тебя у Савельюшки большие неприятности начались. Людишки к нему какие-то подходят, угрожают. – Старик ненадолго замолчал и, закусив нижнюю губу, о чем-то размышлял. – Так и быть, отпущу я тебя, – смилостивился наконец старик. – Только ответь мне на один вопрос: что это за люди были, которые к Савельюшке подходили?

Лицо Чернопятова перекосилось от страха:

– Это очень страшные люди. Они ничего не боятся, и у них везде имеются свои агенты. Он не сумеет от них откупиться, даже если отдаст все свои деньги.

Старик заметно загрустил. На пергаментной коже углубились морщины. Парамон Миронович принимал решение:

– Ишь ты!.. И где же тогда спрятаться Савелию?

Георгий Чернопятов отрицательно покачал головой:

– Нигде!.. Впрочем, есть одно место... Каталажка! Добраться в тюрьму они не сумеют. Посидит год-другой, авось все забудется.

Старик вновь надолго замолчал, размышляя. За его спиной, застыв гигантской глыбой, невозмутимо стоял Василий, почти по-ребячьи шмыгая крупным вздернутым носом.

Наконец старик кивнул:

– Хорошо... Вот что, Василек, – сказал он, поднимаясь со стула, – проводи нашего гостя, а то здесь заблудиться можно ненароком, место-то глухое. – И, серьезно погрозив пальцем, добавил: – Чтобы без глупостей, а то я тебя, бедового, знаю!

Сказанное гигант воспринял едва ли не как похвалу, широко улыбнувшись, прогудел:

– Парамон Миронович, что я, не понимаю, что ли? Дело-то обыкновенное. – А когда старик вышел, скрипнув дверью, он подошел к пленнику и подтолкнул его к порогу: – А ну пошел, вражина, коли Парамон Миронович велел.

Чернопятов посмотрел снизу вверх на громилу. Нельзя сказать, что его круглые поросячьи глаза дышали теплотой, просто сейчас он стал напоминать отобедавшего циклопа. Пошамкал немного человечины, хлопнул от души полную кружку кровушки, вот и подобрел малость.

Коридоры оказались длинными, полутемными, и у Чернопятова невольно закрадывалось сомнение, в ту ли сторону они идут. С каждым пройденным шагом света становилось все меньше, а коридоры становились все более узкими, да и грязи поприбавилось. И когда Чернопятов открыл было рот, чтобы высказать свои мысли относительно конечного маршрута, в лицо ему ударило свежестью.

Это был двор.

Совсем небольшой, глухой. Несмотря на сгустившуюся мглу, можно было рассмотреть по углам кучи мусора, испускавшие тошнотворно-приторный запах. В общем, обыкновенный дворик, каких в Москве наберется не одна сотня. Скорее всего, какая-то окраина, слишком все здесь было уныло и загажено.

На одной из мусорных куч что-то зашуршало, а потом Чернопятов услышал громкое мяуканье. Ага! В куче мусора кот отыскал что-то потребное и теперь звал подругу разделить с ним трапезу.

– Погодь, не спеши! – услышал Чернопятов за спиной строгий голос Василия.

– Что такое? – обернулся он и прямо перед собой увидел шальные глаза громилы.

– Вот мы и пришли. Чего же смрадом-то подвал портить, – по-хозяйски заметил детина, – он ведь еще и послужить может. Парамон Миронович думает склад в нем разместить.

– Позвольте! – перепугался Чернопятов, невольно взглянув на руки громилы, сжимающие финку. Страх мгновенно парализовал его волю, а ноги, еще минуту назад полные сил, вдруг стали неподъемными. – Но как же уговор с Парамоном Мироновичем?

Василек улыбнулся плотоядной улыбкой, словно уже высмотрел на его теле лакомый кусочек.

– С Парамоном Мироновичем один договор, а ведь только к тебе еще другой имеется, и по нему ты никак не должен жить! – просветил Чернопятова громила.

Взгляд у Василия был спокойным, ничего не выражающим. Разве могут быть какие-то эмоции у палача, исполняющего привычную работу? Так... Дело-то обыкновенное. Срубил головушку да и побрел себе дальше.

«А что, если броситься на этого гиганта и попытаться сбить его с ног?» – посетила Чернопятова бесшабашная мысль. Но, посмотрев на огромные руки, сжимавшие в руках финку, он тут же отказался от нее – чистое самоубийство.

Один нырок в темноту, и тогда его уже не достать! Осуществить намеченное мешала финка, посверкивавшая рядом. Громилы управляются с ними так же легко, как аристократы серебряной вилкой во время званого ужина. Стоит ему сделать шаг в сторону, и устремившийся вдогонку клинок угодит куда-то между лопаток.

– У меня есть деньги, – быстро сказал Чернопятов, стараясь не отводить взгляда от страшных глаз детины. – Много денег. Я отдам все, только отпусти меня!

Чернопятов пытался отыскать в его взгляде нечто похожее на милосердие. Какое там! Разве волк способен сострадать зайцу, угодившему ему в лапы? Василий сделал два уверенных шага, стараясь оттеснить Чернопятова к мусорной куче, где с хозяйским видом ковырялся огромный кот. Вдруг из темноты вынырнула чья-то фигура. Короткий взмах руки – в воздухе сверкнуло нечто длинное и узкое, – и Василек, тяжко охнув, рухнул на землю подрубленным могучим стволом.

– Ну, чего встал! – прикрикнул незнакомец на застывшего Чернопятова. – Идем отсюда. Ненароком кто-нибудь еще объявится!

– Да, да, сейчас! – закачал головой Чернопятов. – Вы из организации? Я знал, что меня не оставят!

И сделал первый шаг – неуверенный, короткий, будто бы и впрямь врос в землю.

– Не беги, – предостерег неведомый спаситель, – на нас могут обратить внимание. Вот так, безо всякой суеты, – подсказывал он в спину. – И только не надо озираться, иначе нас сцапает первый встретившийся полицейский, и тогда я уже ничем не смогу вам помочь.

– Да, да, – охотно кивал головой Чернопятов, ощущая затылком жестковатый взгляд незнакомца. – Вы даже не представляете, как я вам благодарен. – Он шел по узенькой улице и никак не мог разобраться, в каком же именно районе Москвы находится. Георгий всегда считал, что неплохо знает Белокаменную, но сейчас переулки представлялись ему совершенно незнакомыми. А может, это все оттого, что ночная Москва просто выглядит по-другому? Или сейчас все представляется ему иначе оттого, что им целиком завладел самый настоящий животный страх? – Если бы не вы, то меня непременно бы зарезали! Вы бы видели, какие страшные глаза у этого громилы.