Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Степанцов Вадим Юрьевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Степанцов Вадим Юрьевич - Страница 17

Изменить размер шрифта:

Скелетики

Проходите, красавица, в мой кабинетик.

Интересно? Хотите потрогать лорнет?

Ой, какая вы тонкая! Просто скелетик.

Я хотел вам обидеть? Ах, боже мой, нет!

Боже вас упаси раздобреть и налиться

сдобной статью российских румяных матрон,

хоть когда-нибудь это, наверно, случится.

Но покуда вы эльф, вы скелетик, вы сон!

Ваши тонкие лапки и дивная шейка

бередят в моей памяти давние дни,

когда был я студент и любая копейка

свету летнего солнца казалась сродни.

Ах, мелодии лета, мелодии лета!

Карусели в Сокольниках, в ЦПКО,

а увидишь косичку и попку скелета -

и бежишь вслед за ним и кричишь: "Божество!"

Лет тринадцать ей было, той самой худышке,

о которой сейчас я хочу рассказать.

Не смотрите так строго! Ведь взрослые пышки

могут только дремучих лохов возбуждать.

Я сидел у фонтана и жмурился сладко,

и она подошла, попросив закурить,

и внезапно я понял, что жизни загадку

в море счастья смогу я сейчас растворить.

"Божество, божество!" - лепетал я, целуя

ноготки тонких пальцев, пропахших дымком.

Я хочу облизать тебя, щепку такую,

в тайну тайн дерзновенным залезть языком.

"Да пожалуйста. Вон мой братишка Анзори,

заплати ему дань и поедем к тебе".

И в душе моей мигом увяли все зори,

и на лапу Анзора упала теньге.

Я хотел взять на шару счастливый билетик,

но годами горю уже адским огнём.

Тот глазастый тринадцатилетний скелетик

не даёт мне покоя ни ночью, ни днём.

Хоть привык я теперь брать девчонок обманом,

говорю им, прощаясь: "Ты слишком худа.

Да, пусть стар я, малышка, но всё-таки странно,

что за кости с меня причитается мзда".

Сколько дряни гнездится порой в человеке!

Почему я обманывать маленьких стал?

Потому что красивый скелетик навеки

у фонтана мечту мою в кровь растоптал.

Сёстры

(дачная картинка начала века)

Глаза сурового блондина

Сказали: "Завтра будет поздно".

"Вы ослепительный мужчина,

но не смотрите так серьёзно", -

воскликнула моя сестрёнка,

весь день молчавшая дотоле,

и тут же рассмеялась звонко

и, хохоча, рванулась в поле.

Её матроска и чулочки

средь васильков и ржи мелькали,

пока в какой-то дальней точке

вдруг не слились и не пропали.

Над нашей дачей пели птицы,

скворцы иль иволги - не знаю.

Блондин с ухмылкою убийцы

сказал: "Разденьтесь, заклинаю!"

и, не сдержав своих эмоций,

корсаж мой оттопырил стеком.

Моn Dieu! Могла ли я бороться

с таким ужасным человеком?

И лишь когда сестра вернулась,

солому стряхивая с платья,

я, истомлённая, очнулась,

и мой партнёр разжал объятья.

"Вы молодцы. А мой Ванятка,

сынок кабатчика Вараввы,

и ласков, чёрт, и стелет гладко,

да скор, однако, на расправу".

"Блондинчик, не хотите пива?" -

добавила затем сестрица.

Блондинчик улыбнулся криво

и больно сжал ей ягодицы.

"Прошу раздеться вашу милость", -

он глухо процедил сквозь зубы.

Сестрица тут же обнажилась,

спеша навстречу ласкам грубым.

Я в полудрёме наблюдала,

как на ковре они резвились.

А через час мы всем кагалом

в мою кровать переместились.

Какие были там картины -

негоже говорить девице,

но никогда с таким мужчиной

нам не случалось веселиться.

Когда же месяц показался,

наш друг хлебнул стакан мараски,

надел сюртук, поправил галстук

и молвил: "Чао, буржуазки!"

Залаял пес. Сестра вскочила

в дезабилье на подоконник.

"Ах, боже мой, какой он милый!

Скажи мне, кто он, твой поклонник?

Я сделала усилье, чтобы

мой голос прозвучал бесстрастно:

"Весьма опасная особа.

Он большевик, он беглый. Ясно? "

В саду лягушки голосили,

сестра шептала: "Ах, каков!..

Нет-нет, не обойтись России

без партии большевиков".

Сашуля

Чего только не было в жизни поэта -

и адские бездны, и рай на земле,

но то ослепительно-звонкое лето

горит светлячком в моей нынешней мгле.

Ни жирных матрон похотливое племя,

ни робкие нимфы тринадцати лет

меня не томили в то дивное время,

старухи и дети не трогали, нет.

Изысканность линий и форм совершенство

губили в то лето мой ум и досуг,

вселяли в меня неземное блаженство

и были источником дьявольских мук.

Да, я был влюблён, и любимой в то лето

исполнилось тридцать. Развалина? Нет!

Ее появленье как вспышка ракеты

в зрачках оставляло пылающий след.

Атласная кожа под солнцем июля

светилась, как вымытый масличный плод,

и море, когда в нём резвилась Сашуля,

с урчаньем лизало ей смуглый живот.

О! Как я мечтал стать бычком пучеглазым,

вокруг её бёдер нахально скользить,

и в трусики юркнуть, и в волны экстаза

своим трепыханьем её погрузить.

"Сашуля, Сашуля!- вздыхал я всечасно. -

Ужель я лишь друг вам? Какая тоска!

Но дружба такая глупа и опасна,

бычок может вмиг превратиться в быка".

Встречал я её то с пехотным майором -

ни кожи ни рожи, рябой, как луна,

то с рыхлым эстонцем, страдавшим запором,

с ушами, огромными, как у слона.

Когда же, подкравшись к заветной калитке,

увидел я в свете мерцающих звёзд,

как жмёт её чукча, безногий и прыткий,

я понял, что вкус у девчонки не прост.

Однажды с Сашулей мы в клуб заглянули,

театр лилипутов "Отелло" давал.

Казалось бы - чушь. Но назавтра Сашулю

я вместе с Отелло в постели застал.

Урод-недомерок и нигер к тому же!

Вскипела во мне палестинская кровь,

и так я страшилищу шланг приутюжил,

что он навсегда позабыл про любовь.

Под вопли Сашули: "Подонок! Убийца!" -

я карликом в комнате вытер полы.

А чуть поостынув, решил утопиться,

и прыгнул в пучину с отвесной скалы.

Не помню, что было со мной под водою.

Очнулся - в больнице, чуть брезжит рассвет,

и тело упругое и молодое

ласкает подбрюшьем мой твердый предмет.

Сашуля! Ужели? Не сон наяву ли?

Она ли так страстно мычит надо мной?

О Боже, Сашуля! Конечно, Сашуля!

Пленительный абрис и взгляд неземной.

Но что за слова слышу я сквозь мычанье?

"Зелёный, зелёненький, плюнь мне на грудь...

Должно быть, рехнулась. Печально, печально.

А впрочем, любви не мешает ничуть.

И вспыхнуло солнце. О Господи Боже!

Я правда зелёный. Неужто я труп?

Зелёные ногти, зелёная кожа,

зелёный язык выпирает из губ.

Откуда ж та сила, что двигает тело?

Что ж, Анаксимандр был, наверное, прав -

и в смерти любовь раздвигает пределы,

как вихрь сотрясая телесный состав.

...Живую Сашулю трепал до рассвета

откинувший кони поэт Степанцов.

Чего только не было в жизни поэта

до переселенья в страну мертвецов.