Час урагана (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 20

«Юрий, — поехала строчка от Новинского, — невозможно, чтобы Черепанов не подготовил текста статьи. Он не устроил бы эту авантюру, если бы не получил окончательного, с его точки зрения, ответа. В голове он это держать не мог. Надо найти текст. Вы уверены, что текста нет в его домашнем компьютере? Он мог не посылать статью в сеть, хранить на жестком или на лазерном диске, вы все проверили?».

«Нет, конечно».

«Вы можете попросить сделать это кого-нибудь из московских коллег Черепанова?».

«Я — нет, Евгения Алексеевна может. Но толку от этого не будет — компьютер в квартире на Вернадского, ключ у Евгении Алексеевны (и у самого Николая Генриховича, конечно). Как попасть в квартиру? Взламывать дверь?».

«Да, не годится. Может, в компьютере на работе?».

«Я скажу Евгении Алексеевне. Свяжемся с кем-нибудь из его отдела, я этих людей знаю плохо, электронные адреса есть в почте Николая Генриховича, я их вижу».

«Время идет, — напомнил Новинский. — Попробуйте прямо сейчас, ситуация чрезвычайная».

Я попробовал. Собственно, это было просто: составил и послал по двадцати шести адресам письмо с просьбой при первой же возможности поискать в компьютерах лаборатории внегалактической астрономии документы с такими ключевыми словами…

Я не ждал ответа раньше утра, но получил почти сразу, не прошло и десяти минут. Писал Михаил Уваров, аспирант Н.Г.

«Я нашел несколько документов, — было в письме. — Не уверен, что это то, что Вам нужно, пересылаю, смотрите сами».

«Получилось!» — написал я Новинскому и получил в ответ изображение улыбающейся рожицы.

«Перешлите и мне, — попросил он, — подумаем вместе, у меня есть кое-какие соображения, но я не уверен в том, что они достаточно безумные, чтобы быть верными».

Фраза показалась мне двусмысленной, учитывая обстоятельства, но я оставил свое мнение при себе, отослал четыре текста, присланные из Москвы, и вывел на экран первый из них, сразу посмотрев на дату создания и последнего редактирования документа. Файл был создан 4 января нынешнего года (прошло почти семь месяцев), а редактирован в последний раз 23 июля. За двое суток до отлета!

Не приступая пока к чтению, я вывел и посмотрел данные остальных трех текстов. Время создания: 30 января, 1 февраля и 6 марта, дата последнего редактирования 23 июля. Даже время почти совпадало: 15 часов с минутами, интервалы оказались совсем маленькими, по две-три минуты между записями. Кажется, это был последний день, когда Николай Генрихович выходил на работу перед тем, как отправиться в экспедицию.

Я вернулся к первому документу.

«Полагаю, что этот текст будет обнаружен в моих файлах уже после того, как эксперимент завершится. Я не могу знать заранее, каким окажется результат — если бы знал, не было бы смысла в эксперименте. Тот, кто этот текст читает, скорее всего, уже знает, чем закончилась моя поездка. (Черт, — подумал я, — хоть здесь-то мог бы написать название! Куда он отправился?) Если я не присутствую при чтении, значит, для меня лично эксперимент закончился неудачно. Хотя… Что означает, в данном случае, удача? Не хочу обсуждать это. Моя судьба… Нет, о собственной судьбе — в документе 3. Здесь — обоснование и начальные условия».

Я переключился на документ номер 3 — чисто автоматически. Сейчас судьба Николая Генриховича была важнее его научных измышлений и экспериментов. Документ 3… да, вот.

«Женя, Женечка, ты читаешь эти строки — значит, меня нет рядом с тобой. Значит, я не вернулся, прости меня за то, что я ушел так неожиданно, так для тебя поспешно. Прости, что не рассказывал о том, что занимало меня целых двадцать лет. Как сейчас подумаю, это кажется невозможным даже мне самому: двадцать лет держать в себе, ты, конечно, о чем-то догадывалась, знаю я твою интуицию, но знаю также и твой характер. Если бы я тебе все рассказал, наша жизнь стала бы кошмаром: ты бы меня переубеждала, ты бы доказывала, что все это чепуха, ты бы сделала все, чтобы я не занимался глупостями, как ты в семьдесят шестом все сделала, чтобы я не поехал работать на шестиметровом. Я до сих пор считаю, что ты была не права, но ты добилась своего, я не хотел доводить дело до разрыва, ты это хорошо знала. А сейчас ты точно не допустила бы, чтобы я тратил свои силы, которых и так немного, на работу, которую никогда не покажу никому и никогда не опубликую, даже если полностью прав, потому что, если я прав, то это и без меня узнают, и какая тогда разница, кто сделал это первым? А если я не прав, то, скорее всего, не вернусь. Я уже не тот, каким был в молодости, и с собой мне придется взять только самое необходимое…»

Как многословно! Когда он, наконец, перейдет к сути?

«…И еще я ничего не мог тебе сказать, потому что до сих пор люблю тебя. Да ты это и так знаешь, и я знаю, что ты меня любишь тоже. Так вот, ради нашей любви я делаю то, что делаю. Ради нашей любви и нашего Кости. Я ему, кстати, отправлю три письма из этих четырех. На всякий случай. Напишу, чтобы не читал, но он парень любопытный и прочитает, конечно, но не будет рассказывать по тем же соображениям, по которым не рассказываю я…»

Вот еще упущение! Почему никто не подумал, что информация может быть у Константина Николаевича? Только потому, что он далеко?

«…я люблю тебя, Женечка, ты себе не представляешь…»

Зачем я это читаю? Это личное — и до конца личное, я не должен… Покажу тете Жене, пусть сама решает, надо ли связываться с Костей.

Я вернулся к первому документу.

«Обоснование.

О том, что технологии могут оказывать влияние на климат, я прочитал в фантастическом рассказе, было это в семьдесят восьмом году, и писали тогда не о глобальном потеплении, конечно, а о том, что человек своими действиями портит экологию. Портит, да, не такая уж это была новость даже тридцать лет назад. Помню, критики упрекали писателей-фантастов в том, что, предсказав кучу всякого, от атомной бомбы до лазера, они прошли мимо экологической катастрофы. Но для меня тот рассказ стал откровением, я не читаю худлит, ты знаешь. Пустая трата времени. Когда человек может прочитать за всю жизнь определенное число книг и успеть в своем деле определенные вещи, то книги — разве это не очевидно? — должны быть книгами по профессии и по смежным тоже, а худлит — для воспитания нравственности, но для чего тогда родители? Рассказ тот я бы читать не стал, но так получилось — летел в Алма-Ату на совещание, взял с собой только что вышедшее переиздание «Теоретической астрофизики» Соболева и случайно положил книгу не в портфель, а в багаж. Так что же, три часа надо было думать, а мне в самолете не очень думается, привык читать, там оказался журнал в кармашке впереди стоявшего кресла, «Знание-сила», я проглядел статьи, была и по астрономии, очень поверхностная, перечисление имен и дат, никакой внутренней логики. А в конце номера был рассказ, я прочел его по инерции, не сразу поняв, что это не научно-популярная статья. Рассказ поразил — наверняка какой-нибудь знаток фантастики сказал бы, что там не было ничего нового, но для меня это было ново»…

Как опять многословно! Я знал Николая Генриховича, как человека, говорящего обычно самую суть и не отвлекающегося на мелочи. А тут… «Растекашеся мыслию по древу»…

Или это я «растекашеся», а Н.Г., напротив, был, как обычно, точен, и я просто не усваивал половины смысла?

«…Итак, метод объединения. Автор сам утверждал, что именно этим методом воспользовался, придумывая свой персонаж, которого герой рассказа убил, спасая современное человечество. „Солярис“ Лема и „Когда Земля вскрикнула“ Конан Дойла. Вообще-то автор не точен. Он наверняка пользовался идеями Лема и Конан Дойла, но прямое их объединение привело бы к совсем другому существу, чем…»

«Если бы я изначально знал, что это всего лишь рассказ и фантазия, то… не знаю… возможно, закрыл бы журнал с сожалением о потраченном времени. Но я читал это, как научную популяризацию очень интересной биофизической идеи. И по инерции продолжал думать, пока самолет не приземлился в Алма-Ате. Конечно, не моя это область, но когда начинаешь над чем-то размышлять серьезно, не разделяешь, твоя это специальность или…»