День Диссонанса - Фостер Алан Дин - Страница 27

Ногти Джон-Тома впились в деревянную основу щетки.

– Хар, вот так-то. Надеюсь, я больше не услышу возражений.

Глупость вжалась в тень и захныкала, зажимая царапины на ноге.

– Малютка, ты мне уже изрядно поднадоела. Как только доберемся до суши, я от тебя отделаюсь, причем выберу покупателя, разделяющего мои вкусы по части развлечений. Может, тебе еще доведется с грустью вспомнить старые добрые деньки, проведенные в обществе Корробока. Хар! – Он повернулся к уборщикам. – Работать, падаль, работать!

Затем капитан обратился к рулевому:

– Когда управятся на палубе, отправь их на нос драить борта. Вывеси в сетках. Если кто и вывалится, это послужит уроком остальным.

– Будет исполнено, капитан, – ответил рулевой.

Корробок распростер ярко-зеленые крылья и спланировал на главную палубу. Пьюлевайн насмешливо посмотрел на Джон-Тома.

– Держите языки за зубами, а норов в узде и, может, проживете еще не меньше года. – Назидание сопровождалось густым утробным хохотом. – Все еще надеетесь убежать?

«Держу пари на твою скотскую задницу, убежим! – Джон-Том накинулся на палубу – больше некуда было излить ярость. – Убежим и заберем с собой эту замордованную девчонку».

И пусть он не отдавал себе в этом отчета, но встреча с Глупостью сделала то, чего не сделало даже его отчаянное положение: вынудила осознать, сколь эгоистично вел он себя последние часы, хандря и кляня судьбу. Оказывается, неприятности не только у него. От Джон-Тома зависят все: Мадж, Яльвар, Розарык, умирающий в дупле Клотагорб, а теперь еще и Глупость.

Да, ему не удалось вернуться в собственный мир. Ну и что с того? Напрасные переживания ни на дюйм не приблизят его к Лос-Анджелесу. К тому же друзьям срочно нужна его помощь.

Мадж мигом уловил перемену в настроении товарища и энергично, как на втором дыхании, заработал щеткой.

– Кореша, вкалывайте и не падайте духом, – шепнул он Яльвару и Розарык. – Заметили, какая рожа у моего пацана? Это неспроста. Может, у него мозги маленько набекрень, зато он часто находит выход там, где его не найдет никто другой.

– О, боги, хоть бы ты не ошибся! – прошептал Яльвар. – Иначе мы воистину обречены.

– Полшанса, – шепнул Мадж. – Все, что ему нужно, это полшанса.

– Он и этого может не получить, – вздохнула Розарык.

В ту ночь, пока его измученные спутники спали как убитые, Джон-Том планировал и просчитывал. Корробок позволит ему спеть, хотя бы из любопытства. Необходимо с исключительной осторожностью выбрать песни, чтобы не вызвать у капитана ни малейших подозрений. В том, что кровожадный попугай будет начеку, юноша не сомневался.

Стало быть, нужны мягкие, ровные, успокаивающие мелодии. Совершенно невинные на слух и вместе с тем очень эффективные. Нужна мощная лирика без малейшего оттенка угрозы.

Лишь составив в уме программу концерта, он позволил себе забыться в тяжком кошмаре.

На следующее утро первый помощник велел пленникам вычистить основание грот-мачты. Даже не взглянув на них, мимо проковылял Корробок. Джон-Том, медленно повернувшись к нему, почтительно окликнул:

– Прошу прощения, господин капитан.

Попугай повернулся и уперся кончиками крыльев в гладкие птичьи бедра.

– Мальчик, не отнимай у меня время. У тебя еще уйма работы.

– Я знаю, господин, но это совсем не та работа, для которой я лучше всего подхожу. Мне ужасно недостает моего основного занятия, то бишь пения. Поверьте, я непревзойденный знаток песен далеких стран.

– В самом деле, сынок?

Джон-Том энергично кивнул.

– Я знаю немало чудесных мелодий и стихов поразительной красоты. Я умею извлекать из своего инструмента самые сладчайшие звуки. Вы убедитесь, что они нисколько не режут слух. Осмелюсь заметить, иные строки даже непристойны. – Он позволил себе подмигнуть.

– Понятно. – Корробок поразмыслил. – Неужели всего за сутки ты сумел разобраться, в чем твоя выгода? Хар! Впрочем, солнце и щетка быстро прочищают мозги. Хар! Значит, ты предпочел бы заработать ужин горлом, а не руками? Я прав?

– Если на то будет ваша воля, капитан. – Джон-Том постарался принять обнадеживающе смиренный вид.

– Так, говоришь, песни далеких стран? Давненько на нашей лохани не звучало песен, если не считать воплей добропорядочных граждан, улетающих за борт. – Он поглядел влево, где Мадж, Яльвар и Розарык надраивали планшир. – А как же твои приятели? Неужто придут в восторг, когда им достанется твоя работа?

Джон-Том облизал губы и шагнул вперед, пряча ухмылку от спутников.

– Видите ли, господин капитан… Мне, конечно, не хочется их огорчать, но что я могу поделать? У меня вот-вот спина переломится. И в отличие от них я лишен меха, защищающего кожу от солнца. Похоже, мои страдания ничуть их не волнуют, так почему меня должно интересовать их мнение?

– Ты прав, бедный голокожий человечек. Не стану врать, что меня это трогает, однако… – Корробок помолчал с задумчивым видом, а Джон-Том затаил дыхание. – Ладно, менестрель, будь по-твоему. Мы дадим тебе шанс. Хар! Но, – угрожающе добавил он, – если ты хитришь, чтоб отлынивать от работы, я заставлю тебя отполировать изнутри весь нос нашей посудины.

– Что вы, капитан! Я не хитрю! К тому же, – нашелся юноша, – разве стал бы я повсюду таскать музыкальный инструмент, если б не был менестрелем?

– Как теоретик и практик в области извращений, я мог бы много чего предположить, хар! Но вижу, у тебя нет необходимого воображения. – Он повернулся и выкрикнул: – Каскрель!

К нему подскочила белка с грязным нечесаным хвостом.

– Спустись в мою каюту и принеси инструмент. Тот, что мы взяли на последнем призе.

– Слушаюсь, господин, – проскрипела белка и исчезла в люке.

– Пойдем, дылда. – Следом за Корробоком Джон-Том поднялся на полуют. Там капитан уселся в плетеное кресло, подвешенное к рее. Спинка кресла-корзинки была дополнена поперечной жердью – это позволяло капитану выбирать позу для отдыха.

На этот раз он решил сесть в корзину. Мгновением позже появилась белка с дуарой. Джон-Том постарался не смотреть на инструмент с вожделением, тем более что за матросом по трапу взошел любопытный Сашим. Белка отдала целую и невредимую дуару, и Джон-Том любовно погладил ее. Он уже готов был заиграть, но ему помешал незнакомый голос.

Сначала юноше показалось, будто собачьи уши поджаты. Приглядевшись, он увидел рваные края – следы варварской хирургии. Пес хромал и опирался на костыль – в отличие от Корробока у него обе ноги были на месте, просто одна на целый фут короче другой. С выступающих далеко вперед челюстей свисали щеки.

– Не надо, кап'н.

Корробок недовольно обозрел вновь прибывшего.

– А что тебя не устраивает, Макриг?

Старый пес перевел взгляд на Джон-Тома.

– Не дело это, господин. Пусть он лучше драит палубу.

Деревянной ногой Корробок выбил из-под мышки матроса костыль. Макриг засеменил в поисках опоры и плюхнулся на задницу под грубый хохот своих друзей.

– Хар! Ну, где же твоя утонченность, Макриг? Где тяга к культуре?

Старый матрос как ни в чем не бывало поднялся на ноги и выпрямился во все свои четыре с половиной фута.

– Просто он мне не нравится, кап'н. Ни он сам, ни его манеры.

– Разлюбезный Макриг, я тоже не испытываю любви к бесперым, но вид голой кожи не вызывает у меня разлития желчи. Ну, а манеры… – Он устремил на Джон-Тома пугающий, приводящий в замешательство взгляд. – Какие у тебя манеры, человек?

– Какие угодно, господин капитан. – Джон-Том опустил глаза.

Взгляд попугая задержался чуть дольше необходимого.

– Хар, вот это правильно. Все-таки подобострастия еще маловато, но это поправимо. Видишь? – Он посмотрел на старого матроса. – Ничего тут плохого нет. Музыка нам не повредит. Или повредит, а, дылда? Учти, если у меня мелькнет хоть тень сомнения…

– Что вы, капитан! – зачастил Джон-Том. – Я всего лишь бродячий артист и хочу попрактиковаться в своем ремесле…

– Хар! И спасти свою тонкую шкурку, – усмехнулся Корробок. – Быть по сему.